Кровавый свет кинотеатров

“Одиночество. Именно оно преследует меня уже длительное время. Я сбился со счета. К каждому понятию можно подобрать различные определения, так и в моем случае. Одиночество - это служба спасения для всяких творческих личностей типа поэтов, музыкантов или художников. Оно плодотворно, по причине того, что никто не жужжит под ухом и не стоит над душой. Я люблю рисовать, но не нуждаюсь в попытках нахождения одиночества, так как оно всегда со мной. Отсюда и второе значение. Психологически состояние одиночества может как помочь, так и неплохо помучить. Оно действительно угнетает, по крайней мере, я от этого явно устал. Устал осознавать то, как я одинок, поэтому в скором времени я собираюсь все изменить. Я должен лишь дожить”. Чон Чонгук. 03.01.13 Холода наступили неожиданно. Радует хотя бы то, что не гололед. Помниться, в последний раз Чонгук оконфузился прямо перед нравящейся ему тогда девушкой, упав звездочкой около школы. Настроение парня упало на минусовую, как и уличная температура. Для разнообразия в жизни Чонгук отложил девственно белый холст, перед которым сидел около часа, в сторону и отправился прямиком в ближайший кинотеатр. На самом деле, Чон Чонгук любил зиму. Снежки, коньки, лыжи, снежные фигурки, белоснежные парки – прекрасно. Правда, у него не имелось компании для подобных развлечений, но это семнадцатилетнему парню совсем не мешало. Он выходил зимними ночами в ближайший парк и лепил снеговиков, после чего устраивал одинокие игры в снежки с мертвой фигурой. Таких снеговиков было не меньше пятнадцати, порой доходило до тридцати, но после такого Чонгук частенько заболевал. Проходящие мимо люди сторонились Чона, потому что считали его психически нездоровым. Для них считается ненормальным развлекаться с самим собой посреди ночи на пустой улице. Но Чонгук не замечал их рук, так и рвущихся набрать номер местной психбольницы. Он просто наслаждался зимой. Эта ночь была особенной. Чонгука окружали мрак, полная темнота, отсутствие любой живой души. Однако сам он ничего не замечал. Шаг за шагом. Чонгук наткнулся на совершенно незнакомый кинотеатр. Он в непонимании изогнул бровь, но направился к зданию. Дверь странно заскрипела, хоть и не казалась старой. Гук осмотрелся. Изнутри здание тоже выглядело новым, но в то же время интерьер был старомоден, что удивило брюнета. На стенах висели не афиши и объявления, а картины, на которых были изображены молодые юноши, в глазах которых читался страх. Однако самая большая и красивая рама была пуста. Чонгук еще больше изогнул бровь, но от дальнейших размышлений его прервал женский голос со стороны кассы. - Подойди. Обернувшись, Чонгук увидел кассу, а за ней – кассиршу. Ее глаза были широко раскрыты, что насторожило Чона. В помещении стояла колющая уши тишина, и лишь медленные шаги молодого испуганного парня ее нарушали. Только подошедши ближе к женщине, Чонгук заметил кристально голубые, почти белые, глаза. Всего-навсего намеренно (или же нет?) широко раскрытые глаза уже приводили в ужас, но эти призрачные глаза призывали тело покрыться мурашками, сердцу отчаянно быстро биться. Чонгук даже подумал о том, что эта странная кассирша вырвет его, казалось, кровоточащий разрывающийся орган. - Вы слышите меня? - Простите? - Я спрашиваю, какое место в зале вас устраивает? – равнодушно, но так же неотрывно глазея, повторила женщина. Чонгуку даже в голову не пришло то, что он ранее не задумывался о фильме, на который пойдет, да и на время не смотрел. И о том, что этот не вызывающий доверия кинотеатр он впервые видит. В голове Чона мелькнул совершенно детский вопрос: “Она вообще моргает?”. - Полагаю, шестое место первого ряда? Идеально, – с ноткой усмешки продолжила кассирша. Чонгук лишь нервно кивнул, не смея отвести застывший взгляд от ее одурманивающе кошмарных очей. Он хотел проверить который час. Он хотел отвернуться. Он хотел бежать. Но он не мог. - Вы можете пройти в кинозал. У парня не было выбора, поэтому он направился в сторону, где по его предположениям находился кинозал. Странно, но он не ошибся. Выхода нет, Чон Чонгук. Он зашел прямиком в пустой мертвенно темный зал. Дверь за ним громко захлопнулась, чем заставила парня обернуться. Он глубоко, безостановочно дышал. “Должно быть, работники”, - думал Чон. Успокоившись, Чонгук направился к своему месту. Как только он сел, яркий свет экрана ослепил глаза. “Надо же, когда и зачем я выбрал первый ряд?”, - нахмурился и устремил взгляд на парня, появившегося перед ним. Прошел час. Чонгук не отводил глаз от экрана. Он был очарован неземной красотой актера. Осветленные волосы, темные добродушные глаза – превосходно. Плавные движения противоречат резким, резкие противоречат плавным. Страх перечит изящности, Чонгук перечит своим же интересам. Два часа позади. Чонгук не помнит, моргал ли он, двигался ли, дышал ли. Прямо перед ним на огромном экране парень удивительной внешности, который начинал казаться не просто прекрасным, а демонически. Он - дьявол. Чонгук видел перед собой вены на крепких фарфоровых руках, длинные пальцы, взявшиеся за рукоять длинного ножа. Они медленно разглаживали рукоять, затем острое лезвие ножа, чуть разрезая собственную кожу, но парень с киноэкрана лишь широко пугающе улыбается. В какой-то момент Чону показалось, что актер посмотрел ему в глаза. Он увидел в них свое отражение, а карие глаза вовсе не карие, они кристально голубые, почти белые. Дрожь прошлась по всему телу, приласкала руки и ноги, как призрачно прекрасный парень ласкает ножом свою марионетку. Живую. Это был молодой парень. Его руки висели на веревках, а ноги безжизненно валялись на полу. Его лицо было очень знакомо Чонгуку, но он не мог понять. “Дьявол” сначала водил ножом по испуганному парню, подрезал его тонкую шею, запястья, лицо и живот. Из порезов сочилась пугающе густая темная кровь. Наигравшись, мучитель с размаху вонзил лезвие ножа прямо в горло страдающего. Раздался пронзительный крик, переходящий на визг, перерастающий в мучительную тишину. Сердце Чонгука остановилось, когда он увидел много других мертвых парней. Теперь он вспомнил. Это те самые молодые люди на картинах, что он видел у входа это их измученные лица, испуганные взгляды с мольбой в них о помощи, твердящие “спаси нас”. Сказочный дьявол устремил свой взгляд прямо на устрашенные глаза единственного зрителя, который не мог встать не потому что не хотел, а потому что не мог из-за сидений, которые просто не отпускали, будто привязали к себе невидимыми цепями. Дьявол, не отводя взгляда, прошептал что-то невнятное и исчез с экрана, оставив парня в полной темноте. Чонгук запомнил лишь его зловещую квадратную улыбку, в которую парень не иначе как влюбился. Странно. Пугающе прекрасно. Чонгук сидел на своей же кровати в своей же комнате. Он не помнил, когда и как вернулся. Он не помнил и дороги в тот неизвестный кинотеатр. Но, кто знает, возможно, за ним уже следят. Возможно, его уже подталкивают на обратный путь. Штрих за штрихом. Чонгук неосознанно выводил известные лишь его, занятым делом, рукам линии. Уже неделю ноги сами несут его в сторону того самого здания. Всего неделя и идеальные черты лица прекрасного дьявола выведены на холсте. Этой ночью Чонгуку не спалось, он все думал и рассматривал портрет напротив. Мысли превращались в кровавую кашу. Парень знал, что нельзя думать об этом, что надо забыть, но в то же время он понимал, что эта ситуация слишком странная. Слишком жуткая. Каждый день, сам того не сознавая, Чонгук ходил в кинотеатр. И с каждым днем становилось все мрачнее, все страшнее. Каждые сумерки Чон Чонгук видел его. Своего личного дьявола. Что-то мельтешащее перед глазами отвлекло Чонгука от мыслей. Парень широко распахнул глаза, когда увидел ярко-алую жидкость, стекающую из области шеи портрета. Сердце учащенно забилось, слезы напрашивались на глаза. Кровавые слезы, стекающие из глаз нарисованного парня, окончательно добили. Ком, застрявший в горле, показался таким же алым и густым. Одиночество погубило парня. Теперь Чонгуку по-настоящему страшно. Чонгук хотел спрятаться под одеяло, но оно не давалось. Все вокруг будто исчезло. В темной комнате лишь Чонгук и ухмыляющийся портрет его дьявола с кровью на таком же дьявольски прекрасном лице. “Чон Чонгук” Шепот. Пугающий, низкий шепот. Кожа, казалось, разорвется от количества мурашек. Страшно. Однако, Чонгук улыбается сквозь ужас, застывший в глазах. “Почему я снова здесь?”. Знакомые лица на портретах, знакомая касса, но нет знакомой кассирши. Чонгук неуверенно подошел к месту, где должна была стоять женщина с невозможно странными глазами. Вход позади. “Выхода нет” - Эй! Есть кто? Парень подходит ближе к кассе, осматривая содержимое ее стола. Чонгук резко отбегает от стола, обнаружив два белых кристальных шара на нем. Не просто два шара, а вырванные из лица человека. Глаза. Дыхание участилось, но сбежать не получалось. Недолго думая, Чонгук направился прямиком в кинозал. Он расположился на шестом месте первого ряда. В ту же секунду свет ослепил глаза. “Ты последний” На этот раз его дьявол сидел за тем самым столом, где ранее встречала Чонгука кассирша. Его идеально уложенные волосы, превосходно выглаженные черный пиджак и такие же зауженные штаны, давали зрителю возможность не оставлять сомнений в красоте его тела. Парень был один и смотрел в глаза Чонгуку. С экрана кинотеатра. “.автреж яом” - Спасибо, Чонгук~и. – глубоко и сладко протянул он. - Я.. За что? – растерялся Чонгук. Откуда же его прекрасный дьявол знает имя обычного одинокого парня, которого люди принимают за уличного психа? “Актер”¹ насмешливо ухмыльнулся, и, покачав головой, достал из-за стола кровавый портрет Чонгука, который вызвал у последнего еще большую растерянность. - Неплохо, - наигранно кивая, оценивал уже знакомый незнакомец. – Надеюсь, ты не обиделся на некоторые мои поправки, Чонгук~и, - с совершенно невозмутимым лицом он уставился на того же зрителя. - Нет, но… - говорить страшно. – Но, откуда тебе известно мое имя? - Расслабь голос, малыш, - усмехнулся парень, - он тебе пригодится, - добавил, перейдя на шепот и чуть наклонившись вперед. Чонгук сглотнул. – Мне известно все. Абсолютно все, что происходит с тобой и твоим существованием. Существованием ведь, не жизнью, правильно, Чон Чонгук? Этот низкий глубокий голос, от которого дух захватывает, воздух кончается, а сердце содрогается. Знаком. Кто же ты? - Ты не раз видел меня в своих снах, не так ли, Чонгук~и? - Тэ… Тэхен хен. – Чонгук широко расширил глаза, не веря, что это тот самый хен, с которым маленький Гуки встречался в маленьком детском парке. Тот самый хен, вонзивший крохотный, но острый ножик в ногу мальчика. Тот самый хен, которого Чонгук неосознанно полюбил и ждал. Ким Тэхен, все еще находящийся в огромном экране кинозала, усмехнулся и достал небольшой металлический ножик из внутреннего кармана пиджака. - Помнишь его, малыш Гуки? – устрашающая улыбка снова показалась на его устах. Увидев предмет, оставивший шрам на ноге и, что хуже, глубокую рану в душе, Чонгук задрожал. Он снова захотел убежать, но не мог. Невидимые цепи охватили парня с головы до ног. Поэтому оставалось лишь смотреть. И желать. Желать своего дьявола. Неожиданно резко Тэхен поднялся со своего места и прямо из экрана направился к испуганному Чонгуку. Лицо личного дьявола Чон Чонгука находилось прямо над ним. Хотелось, невыносимо хотелось, но страшно. - Ты ведь всегда любишь меня, Чонгук~и. – медленно водя ножом, шептал он. - Всегда люблю, хен. Все так же обездвижен, но цепями являлся Ким Тэхен. Лезвие ножа прошлось по скулам, затем по иссохшим губам растерянного парня. Длинные холодные пальцы медленно зарывались в густые черные волосы, затем поглаживали губы, заставляя Чонгука хотеть еще больше. Тэхен усмехался учащенного дыхания возбужденного, уже забывшего обо всем, парнишки. “Любовь делает из нас глупцов, Чонгук.” - Я не живой. Три слова. Всего трех слов хватило, чтобы Чонгук проснулся. Сон не может длиться вечно. - Я умер одиннадцать лет назад, после того, как ранил тебя, малыш, – невозмутимо произносил кошмар (любовь) всей “жизни” Чонгука, не переставая водить ножом по телу Чона. – Я осознал, что сделал. У меня ведь всегда были странные чувства к тебе, малыш Гуки. Ненавидел тебя такого чертовски привлекательного, такого чертовски одинокого малыша, за которым не следили родители, окончательно бросили в возрасте девяти лет. Да, даже после смерти я следил за тобой Гуки. Хочешь узнать, как я умер? Чонгук боязливо помотал головой. Он не хотел этого. Он не хотел такой правды. Не хотел крови, стекающей по собственной шее и груди. Он хотел целовать и в то же время бежать. - Я спрятался за старой рухлядью, которая раньше являлась скромненьким уютным кинотеатром, - не обращая внимания на болезненные стоны Чонгука, продолжал Тэхен. – Осматривал маленький ножичек в моих маленьких ручках. Осознавал, Чонгук, я все осознавал. Затем я медленно, - дьявол наклонился ближе к Чонгуку и шептал, - проводил лезвием по руке, вот здесь, - Тэхен начал резать левую руку своей последней жертвы цели, - потом перешел на ноги, оттуда выше, к груди. Тэхен шептал и медленно разрезал те участки тела Чонгука, на которых сам имел яркие шрамы. Чонгук стонал, было больно. Очень больно. Лишь тогда он начал осознавать всю реальность происходящего. “Это не сон”. - Нет, Гуки, это не сон, - в очередной раз усмехнулся. – А знаешь, что я сделал потом. Свет мне стал так противен. Я крепко взялся за рукоять, - наклонился к уху совсем отчаявшегося Чонгука, - направил ножик к своему маленькому красивому личику и просунул его сначала в правый глаз, а потом в левый. Ах, как я кричал Чонгук~и. Маленькому семилетнему мальчику было так больно, что он, бедный и весь изрезанный, кровоточащий, упал замертво от болевого шока... Ну, и собственного ножа в горле. Смотри, что с ними стало, на экране они были красивее, правда? Тэхен схватил лицо Чонгука и заставил его смотреть прямо в его глаза. Ужасные, отвратительные, страшные. Они больше не казались прекрасными. От тех до одурения красивых карих глаз осталась лишь глазная каша из зрачков и хрусталика. -К счастью, после смерти стало возможным все. Я ждал, пока ты придешь. А до этого тренировал свои навыки на бедных, ни в чем неповинных мальчишках. Смотри, Чонгук, – на ладонях Тэхена Чонгук увидел те самые хрустальные шары, валявшиеся на кассе. – Они делают мои глаза прекрасными. Я сделаю твои такими же. Я оставил для тебя особое место в том зале, ты же видел пустую раму верно? - Нет! Чонгук наконец нашел в себе силы сопротивляться. Он дергался, пытался бить парня, нависшего над ним, он делал все, что мог, но все бессмысленно. Тэхен же оставался спокоен. - Если я тебя отпущу, тебе не станет лучше, мой маленький Гуки. “Мой маленький Гуки” Сердце остановилось. - Я не перестану преследовать тебя, после того как наконец нашел, малыш. Ты – моя цель. И ты не сбежишь. Мы умрем вместе, Гуки. В любом случае, мы оба не живем, а существуем. Тебе лучше умереть вместе с тем, кого любишь. Ты этого хочешь. Голос действует как дурман. Воздух пахнет лишь им. Жизни не существует, Чонгук просто существует. Существование человека без существования жизни – отвратнейшая версия принятия легкими воздуха, глазами света, ушами звука, разумом восприятия, телом… не Тэхена. “Люблю. Люблю. Всегда люблю” - Хороший мальчик, Чон Чонгук. Чонгук поднял последний взгляд на своего дьявола, но вместо чистого фарфорового лица, увидел стекающую струю крови из глаз Тэхена. И его чертовски пугающе прекрасную улыбку. Лезвие вонзается в один глаз, затем в другой. Кинотеатр обретает свой прежний вид, стоит ему наполниться отчаянными криками шестнадцатилетнего Чон Чонгука. Все утихает. Где-то в дальнем зале, в первом ряду сидит молодой парень, которого зовут Чон Чонгук. Из его кристально голубых, почти белых глаз стекает ручей из темно-алой крови. К горлу медленно приближается лезвие острого ножа. А губы сминает его личный дьявол. Чонгук погибает, но отчаянно целует призрака, теряющего свой цвет. Страстно и горячо. Сил недостаточно для дальнейшего существования, но достаточно для любимого человека, умершего одиннадцать лет назад, убившего Чонгука сейчас. “Люблю всегда, Ким Тэхен” “ценок отэ, Чонгук~и”

***

- Мам, это кинотеатр? Никогда его здесь не видел. Можно сходить туда завтра? Десятилетний мальчик, идущий рядом с молодой женщиной, указал в сторону давно развалившегося здания. Женщина, отвлекшись от телефонного разговора, посмотрела на заброшенное место. - Не неси чепухи, Чимин, это же рухлядь, разве ты не видишь. Иди быстрее, тебя ждет фортепиано. Мальчик обернулся и, в последний раз рассмотрев здание, которое, по его мнению, было совсем новым, а вовсе не рухлядью, побежал за матерью, взяв с себя слово, вернуться сюда когда-нибудь. “Жизнь без свободы лишь существование, Чимин~и”