Глава 9. Возвращение домой
Для кого-то зима — светлое время года, сказочное и волшебное, даже немного загадочное. Всё кажется лёгким и необычным, снежные хлопья падают с неба на лицо и одежду, укрывают улочки тонким невесомым одеялом. А для кого-то это время потерь, бесконечного холода и одиночества, когда снегопады приходилось встречать в одиночку. Прошло две недели с тех пор, как Джеймс уехал из Осло, хотя Матс предпочитал слово «сбежал». За эти дни, чтобы отвлечься от происходящего, полковник Ларсен погрузился в дела Милены и Джоны. Вторая погибшая девушка, Лорна Ульн, найденная на заброшенном заводе, была подругой Милены и Кристины. Учились они вместе, общались, но их общие знакомые не рассказывали о девочках ничего необычного. Простые студентки, со своими секретами и шутками, с проблемами любых подростков. Матс долго и внимательно изучал их соцсети, но ничего подозрительного или важного не находил. Мальчики, одежда, косметика и хобби. Ничего необычного. Кристину найти так и не смогли, хотя она, вероятно, ответила бы на большую часть вопросов. Инспектор Юхансен всё больше склонялся к версии, что девушка сбежала, зная что-то важное. Её банковская карта мелькнула в Бергене, там тоже искала полиция, но безрезультатно. Все три девочки учились вместе, и Матс для себя объединял их истории, но не мог найти связь. Точнее, не мог найти одно-единственное объединяющее их звено. С Джоной было не лучше. В Осло Матс нашёл пятерых из его старой университетской компании. Они рассказывали, что Джона был милым и отзывчивым парнем, но о его девушке и отношениях никто из них не знал. — Он вообще ни с кем не встречался, насколько я знаю, — сказала Карли Холл, работающая преподавателем скандинавской истории. — Джона был милый, тихий, и излишне скромный для отношений. Но если у него и была девушка, то рассказал бы он об этом своему другу Ларри. Они снимали одну комнату. — У Джоны? Девушка? — изумлённо уточнил Ларри, работающий слесарем на другом конце Осло. — Да не, я заметил бы. Он же почти всегда только учился и дома сидел. А по поводу его самоубийства... не знаю, зачем он это сделал. Что он от нас скрывал? — Девушка? — спросила менеджер Матильда Шо, когда Матс приехал к её офису. — Нет, что вы. Джона был погружён в учёбу и творчество. Он очень здорово писал и делал это постоянно. Не отлипал от ручек и блокнотов, а на девушек и не смотрел. — Девушка Джоны? — усмехнулся Ганс, работающий в баре официантом. — Да ну не. Он привёл бы её к нам, а так он и не выползал из общаги. Откуда бы ей взяться. — Вряд ли, — сказал Терри, менеджер банка Осло. — Когда мы все засматривались на девчонок, в том числе и на Карли с Матильдой, Джона был погружён лишь в себя и свои мысли. Нет, он, конечно, был добрым и отзывчивым, но слишком уж замкнутым. И одно Матс мог сказать точно: все они ему врали. Он фиксировал это по их взглядам, движениям и едва заметным жестам. Больше всего подозрений вызывала Матильда Шо, выдающая нервозность, и Матс проследил за ней, став свидетелем милого рандеву с Ларри в кафе, хотя оба они имели семьи. — Ладно, ладно, — сказала Матильда, когда Матс сел за их столик и высказал свои подозрения. — Назойливый же вы, полковник Ларсен. Джона на первом курсе был влюблён в меня. Писал мне стихи пачками. — Только вот Матильда влюбилась в меня, — согласно кивнул Ларри. — А я в неё. И мы боялись сказать об этом Джоне, чтобы не ранить его и не разрушить нашу дружную группу. — Дружба заканчивается, когда доходит до дел любовных, — согласилась Матильда. — Но через год он всё узнал и очень обиделся. — Вызвал меня на дуэль, — иронично сказал Ларри и развёл руками. — И что было дальше? — спросил Матс. — Ну попихались мы, — ответил Ларри. — Не мог я бить его серьёзно, я же сильнее, а он мой друг. В общем, вскоре он успокоился и понял нас. Мы сохранили свою дружную компанию, и Джона перестал смотреть в сторону Матильды. — Почему вы сразу не сказали мне правду? — Потому что у нас есть семьи, — ответила Матильда. — Мы с Ларри расстались после самоубийства Джоны, это ужасное происшествие давило на всех нас. И вот, спустя пять лет, мы встретились, и страсть вспыхнула снова. По поводу Джоны... он был несколько окрылённый перед смертью. Спросите у Карли Холл, они близко дружили. — Зачем вы всё это копаете? — устало спросила Карли, когда Матс вновь приехал к ней. — Потому что у Джоны осталась бабушка, — терпеливо пояснил Матс, — которая верит, что у Джоны мог быть ребёнок. Она больна и очень хочет успеть его увидеть. — Ох... — выдохнула Карли, сочувствующе покивав. — Ну раз так... была у него одна девушка, но они встречались недолго, а после его смерти она уехала. Лично её я не знала, имени не вспомню. Столько лет прошло! — И на том спасибо, — устало поблагодарил полковник Ларсен Матс зашёл в тупик, и при этом он не чувствовал в себе особо сильного желания копать всё это дальше. Мыслями он невольно возвращался к Джеймсу и волновался, потому что понятия не имел, где Эндрюс и что с ним. Без него было тяжело, и Ларсен откровенно не справлялся без поддержки. В одиночку у него ничего не получалось.***
В тот вечер, когда нашли Лорну Ульн, Джеймс, дав показания Карлу Юхансену, честно сказал, что понятия не имеет, кто мог так покопаться в его прошлом, что всплыла та самая история. Карл всё проверил и отпустил его, и Эндрюс с огромным удовольствием покинул Осло. Он прибыл в Тромсё, но не поехал домой. Тот дом, где он жил год назад, принадлежал Оле, а прикасаться к чему-то, принадлежащему этому человеку, Джеймс не собирался. К тому же, там мог обосноваться его двоюродный брат. К матери Джеймс тоже не поехал, считая, что вполне проживёт и без её помощи, как бывало и раньше. Поэтому остановился он в доме Лукаша Ларсена, ведь ключи так и остались у него. Но и там Джеймс не смог найти покоя. Ночью он видел тревожные сны и включал свет, не находя в себе сил оставаться в темноте. Тот самый силуэт, что преследовал его, вновь обретал форму и поджидал под лестницей или за поворотом. Он стоял и не двигался, но выглядывал, едва различимый в ночи. Его лицо Джеймс знал до мелочей: широкий лоб, низкие надбровные дуги, маленькие глазки, крупный нос и растрескавшиеся губы. Он знал это чудовище слишком хорошо. И днём Джеймс тоже не мог отдохнуть: всё в доме напоминало о Лукаше и Матсе, возвращая удушающее чувство вины и бесконечного одиночества. Волей-неволей он возвращался к делу подражателя Нока, брал телефон и изучал найденный через друзей Милены инстаграм девушки. Он долго рассматривал фото из университета, с прогулок, и с удивлением обнаружил, что несколько кадров были сделаны в Дробаке. Пристань и прилесок, а ещё камень с именами, написанными краской. Ещё в Осло, на ноутбуке Милены, Джеймс также нашёл несколько интересных программ, взломал её почту (не без помощи телефона девушки и её матери), и обнаружил регистрацию на сайте быстрых видео-знакомств. Войдя в её аккаунт, Джеймс изучил снятые и сохранённые Миленой видео. Скромная студентка превращалась в раскрепощённую девушку, готовую снять перед камерой не только блузку, но и лиф. Долго смотреть на это, как и читать сохранившееся сообщения пользователей в окне чата, Джеймс не мог. Он закрывал аккаунт и сидел, мрачно обдумывая всё. Связываться с Матсом, чтобы рассказать об этом, он не стал. Смотреть на тату на руке тоже не было сил. Джеймс год назад сделал татуировку, чтобы расположить к себе полковника Ларсена, стать ему братом. Теперь же эта метка была очередным болезненным воспоминанием, и Джеймс надеялся от неё избавиться. А заодно и осмелиться заглянуть в прошлое. Ведь тех воспоминаний ему очень не хватало. О том самом дне. Тех самых днях. Воспоминания врывались в его сознание ночью, и Джеймс с криком вскакивал, не понимая, кто и как мог узнать, что даже написал послание на стене старого заброшенного завода. А перед его кроватью вновь стоял великан: огромная челюсть смотрелась ужасно с бледными потрескавшимися губами, впалые глаза блестели, но терялись под огромным нависающим лбом. Он просто стоял и смотрел, не пряча своего обезображенного лица. Посреди ночи Джеймс вскакивал и включал свет, дрожа всем телом, а потом гуглил имя своего мучителя, всматривался в фотографии Эдварда Гроуди. Чтобы разобраться со всеми проблемами раз и навсегда, Джеймс взял напрокат машину и поехал в сторону гор, в поселение, где жили шаманы, к дому старика Вальгарда, который когда-то набил им с Матсом татуировки. Погода была снежной, метели беспощадно заметали дороги. Джеймс ехал осторожно, но не намеревался возвращаться назад: он обязан был вспомнить. — Свести тату? — переспросил старик Вальгард, пропуская Эндрюса в дом. — Но ты сделал этот символ парным. Нельзя сводить его только у одного человека. — Но придётся, — настаивал Джеймс, снимая перчатки и куртку. — Наши пути с Матсом разошлись уже давно. — Боюсь, что нет. Я же говорил тебе, что над вами нависла угроза, — напомнил старик. — Да, и мы с ней разобрались! — Ты о том, что было тут, в Тромсё, год назад? — уточнил Вальгард. — О нет, это вовсе не было той самой угрозой. Она всё ещё нависает над вами двумя, и спровоцировало её именно ваше единство. — Тем более сведи это, — попросил Джеймс, поднимая рукав рубашки, — и прекрати говорить своими мудрёными загадками! Мы с Матсом больше не друзья, не то что уж братья. — Тем более нет, — упрямо ответил старик. — Но я знал, что ты приедешь, и приготовил для тебя кое-что. Тебя ведь не только тату волнует? — Не только, — признался Джеймс, не скрыв удивления в голосе. — А ты, как и всегда, всё заранее знаешь. — Именно так, ведь со мной говорят звёзды, Джеймс. Иди за мной. Джеймс прошёл вслед за шаманом в небольшой гостевой зал с камином, где на круглом ковре стояли маленькие глиняные посудины с дымящимися травами и добавками. В воздухе пахло пряностями, и запах моментально убаюкивал, рассеивая тревогу и страхи. Джеймс даже мотнул головой, чтобы немного прийти в себя. — Что ты хочешь вспомнить? — спросил Вальгард и сел прямо на ковер. Он указал Джеймсу на место рядом с собой. — Один несчастливый день две тысячи второго года, — сдавленно ответил Джеймс, садясь на пол по-турецки. — Меня тогда похитили и два дня продержали в плену, но... я не помню, что похититель со мной делал. Даже лица его не помню, зато каждую ночь вижу монстра, уродливого и жуткого. Можно восстановить то, что давно забыто? Я хочу отделить фантазии от реальности. — Можно. Но нужно ли? — уточнил старик, внимательно смотря на гостя. — Пришло время. Я больше не хочу бегать. Шаман кивнул, развёл огонь в камине и начал петь молитвы на древнем языке. Джеймс закрыл глаза, погружаясь в водоворот образов: Лукаш Ларсен, одинокий среди снегов, его заброшенный дом, величественные горы. Лукаш стоит, игнорируя ветер и холод, и что-то тихо шепчет. Картинки замелькали вновь: дорога, яркий-яркий свет, машина, чужой голос. Дом, уютный тёмный зал в коричневых тонах, старенький камин, крики, детский плач, лицо малышки Софи, боль, всё плывёт, и размытое лицо, а потом более чёткое, острое. Эдвард Гроуди, а рядом с ним уродливый великан. Высокий лоб, маленькие блестящие глазки, потрескавшиеся губы. Гроуди приходит и уходит, он не находится в доме постоянно, а великан тянет свои руки. Джеймс ощущает его пальцы на лице, на плечах, в волосах. Софи плачет. Потом замолкает. Её больше нет. Холод, подъём вверх, долгая дорога, лес, верёвки, снег, снег, снег... и посреди всего этого снега стоит великан. Всё тот же изуродованный череп, изувеченное пытками лицо и мелкие, но блестящие глаза. Он смотрит и протягивает руку, маня за собой к огненному кругу, в котором множество горящих детских фигурок. Дети кричат, но вырваться не могут, они зовут на помощь и тянут руки. Внезапно всё исчезает, и Джеймс остаётся один. Вокруг только белый яркий свет, он слышит своё тяжелое дыхание, тело сводит болью. И он тут явно не один. Джеймс оборачивается, видя перед собой Лукаша Ларсена. Тот что-то шепчет, смотря в глаза Эндрюса, протягивает руку и прикасается пальцами к татуировке на его запястье. — Это то, чего ты хотел добиться, Джим? — спрашивает Лукаш, и его губы дрожат, складываясь в улыбку. — Нет... — тихо отвечает Джеймс и качает головой, — нет, но... — Ты забыл, о чём я говорил тебе? — Нет, я... — Он идёт за тобой, а ты снова один. Внезапно за спиной Лукаша вспыхивает пламя, и Джеймса оглушают пронзительные детские крики. Со спины его обхватывают крепкие руки великана и сжимают, душат, норовя сломать рёбра... Джеймс охнул, распахивая глаза. — Это не он, — выдохнул Эндрюс, отшатнувшись от дымящихся посудин и рассеянно смотря на заинтересованного Вальгарда. — Стоп... мои видения — это просто наркоманский бред или всё же нет? — Нет, — ответил шаман, не скрывая скепсиса из-за таких обидных слов. — Это твоя память и твои домыслы, Джеймс, это всё, что есть в твоей голове. Страхи, желания, воспоминания. Твой внутренний голос должен был направить тебя... — Есть шанс, что ко мне вернутся все воспоминания, а не только обрывочные образы? — перебил Джеймс, массируя виски. — Есть, — ответил шаман. — Потерпи несколько дней. Твой разум сам вернёт потерянное. — Спасибо за помощь, Вальгард, — сказал Джеймс, спешно вставая и накидывая куртку на плечи. — Если что будет нужно — обращайся. — А куда ты? — обеспокоенно спросил шаман. — Убегаешь так быстро! — Кажется, я понял, что мне нужно делать дальше, — с улыбкой ответил Джеймс. — Лукаш всё же направил тебя? — спросил шаман с тем же невозмутимым выражением лица. — Что?.. — опешил Джеймс, замерев на месте. Он изумлённо смотрел на старика, а тот спокойно на него. Моргнув несколько раз и выдавив усмешку, Джеймс покачал головой, а потом тихо, но отчётливо произнёс: — Ах ты, хитрый жук! — Степной волк! — поправил Вальгард, важно подняв палец, и добавил: — И ещё, Джеймс. Что бы ты ни видел, знай, один ты не справишься. И если ты будешь прятаться, то не сможешь избавиться от кошмаров. Он примет тебя, каким бы ты ни был, как всегда принимал Лукаш. — Спасибо, — тихо ответил Джеймс, кивнув. — Спасибо, Вальгард. Он ехал так быстро, как позволяла погода. Джеймс выжимал газ, спеша к дому Лукаша Ларсена после недавно принятого решения. Приехав к дому, Джеймс бегом поднялся наверх и до самого утра перерывал папки с бумагами, оставленными Ларсеном на чердаке. Найдя несколько, он спешно забронировал билеты на самолёт и вылетел в Осло. — Просто покажи мне его, — просил Джеймс Ванессу, первым делом приехав в пансионат, где работала девушка. — Его зовут Эдвард Гроуди. — Да с какой стати? — раздражённо спросила Ванесса, посматривая в сторону охраны и явно думая их позвать. — Ты с ума сошёл? Мы не друзья, Джеймс! А очень даже наоборот. — Ты же знаешь, что случилось со мной? — спросил Джеймс. — Так вот, это был он, Эдвард Гроуди, это он тот педофил, который удерживал меня! Можешь просто снять его на телефон? Мне важно увидеть, как он выглядит, как он себя ведёт, мне нужно вернуть свои воспоминания! Умоляю, это важно. Ванесса недовольно поджала губы, но всё же согласно кивнула. Она ушла и вернулась через полчаса, после чего перекинула на телефон Джеймса сделанную запись. — Спасибо, — сказал Эндрюс, смотря видео, на котором был запечатлён похитивший его когда-то человек.***
Матс давно привык встречать Рождество в одиночку. Закупив пива, он сел напротив телевизора, решив, что именно так для него пройдёт праздник. Выпивка, телек и сон. При этом он старался не думать ни о погибших девочках, ни о Джоне, чтобы хоть немного отдохнуть. По телевизору показывали бессмысленную хрень, но жаловаться не приходилось. Глотнув пива, Ларсен вытянул ноги и подумал, что возможно лучше поспать. Потревожил его неожиданный звонок в дверь. Матс удивлённо переглянулся с Бекки, поставил пиво на стол и встал, лениво подходя к двери. Открыл он с самым недовольным выражением лица, на которое только был способен, но его недовольство моментально сменилось изумлением, когда он обнаружил за дверью не кого-либо, а Джеймса Эндрюса. Матс отошёл, пропуская гостя в дом, и Джеймс молча вошёл, опустив голову. Он закрыл дверь, откинулся спиной на стену и, смотря в пол, заговорил: — Мы с Лукашем были очень близки. Когда со мной произошла та история с похищением, искал меня именно Лукаш. Он тогда работал в Осло и сразу же откликнулся на просьбы моей мамы о помощи. Он был занят Норвежским Ноком, но не смог закрыть глаза на нашу беду. И он меня нашёл. Не просто нашёл, но и защитил мою семью от прессы. В Тромсё даже особо об этом не говорили, но слухи всё равно доползли. Я был прокажённым в родном городе, и когда, спустя пару лет, Лукаш вернулся, устав от Осло, он стал моим другом. — Как это произошло? — тихо спросил Матс. — Он поймал меня пьяным, с травкой в кармане, в одном из ночных клубов, когда мне было четырнадцать. Отец, наверное, убил бы меня. Мне вообще грозил срок, но... Лукаш меня не выдал. Никому. Отвёз к Оле, а на другой день приехал и просто сказал: «Собирайся. Спорю, ты никогда не видел горы вблизи». Я подумал, что это странно. Какое до меня есть дело старику? Это было подозрительно, но я поехал, потому что хотел побороть страх перед людьми. И... мы просто гуляли. Он показывал мне гору, так же, как и я тебе. Восторженно рассказывал о ягодах, реке, показал мне Тромсё с вершины. И это было... восхитительно. Но у меня случился приступ слепоты. И Лукаш бережно помог мне спуститься. Он отвёз меня домой, и я с удивлением понял, что его порыв абсолютно искренний. И он делал это не из жалости. Он меня спасал, а возможно, себя тоже. Он был одинок, ты не приезжал, ему не хватало внука. Но это и не важно. Он учил меня рыбачить, возил к фьордам, и помогал подтягивать судебное дело, зная, что я хочу быть юристом. И он так часто говорил о тебе, — продолжил Джеймс, откинув голову и сморгнув слёзы. — Он обожал тебя. И всегда говорил, что, как только ты приедешь, мы обязательно подружимся. Что мы похожи. — Так и вышло, — сказал Матс. — Да брось! — Джеймс болезненно усмехнулся. — Я убил Лукаша! О каком «подружимся» речь, если его не стало из-за меня. — Не ты, — перебил Матс. — Ты действовал в соответствии со своей натурой и в силу обстоятельств, и не мог знать, что эти ублюдки настигнут Лукаша. — Я даже не успел извиниться, — шёпотом добавил Джеймс, — за то, что знал о Лоре и молчал. — Я уверен, он и так тебя понял, — искренне сказал Матс. Случись подобный разговор месяц назад, он бы спустил Джеймса с лестницы, но сейчас, после всего, через что они прошли, что-то изменилось. — А тот день... — продолжил Джеймс и поднял руку, прося Матса не перебивать. — Всё нормально, я расскажу. Мама приехала в Осло, чтобы показать меня специалистам реабилитационного центра. Там были хорошие психологи, а она думала, что моя замкнутость требует лечения. Остановились мы у её сестры. Я вышел во двор, и меня ослепило. Снег... было много снега. Я ничего не видел, когда тот урод схватил меня. И о тех двух днях я тоже ничего не помню. — Вообще? — Вообще. Он чем-то накачал меня, воспоминания обрывочные, они плывут. Я даже не знаю, сделал ли он... сделал ли он что-то со мной или нет. Я никогда не стремился узнать, если честно. Но с тех пор я мало сплю и вижу монстра. Он приходит, когда темнеет или когда я ощущаю сомнения. Его лицо... оно такое ужасное, извращённое чем-то злым, мерзкое... Я становлюсь старше, а чудовище не уходит. Куда я, туда и оно. Тогда в Тромсё я подходил к окну не потому, что ночами там ждала Инге. Я видел великана. А уже потом Инге. И все эти годы я бежал от той истории с Гроуди и был в шоке, что она вот так вот всплыла именно сейчас. Что, как оказалось, ты всё знал. Но хуже всего из-за Лукаша. Он столько для меня сделал, а я... Матс поднял руку и сжал плечо Джеймса, выражая поддержку, когда тот замолчал и зажмурился. Он был благодарен за исповедь, за память о деде и за смелость, которая понадобилась для этого разговора. В себе Матс больше не находил никакого протеста по отношению к Джеймсу, и былые сомнения постепенно оставили его. — Я тебя прощаю, — тихо сказал Матс. — И хочу, чтобы ты остался, как того хотел мой дед. Здесь не будет монстров. Давай покончим и с Арве Фолком, и с этими тайнами? — И мы найдём этого ублюдка, который убивает девочек? — спросил Джеймс, подняв взгляд. — И девушку Джоны? — Найдём, Джим. Можно я буду звать тебя Джим? — Можно. — Эндрюс улыбнулся сквозь слёзы. — Лукаш только так меня и звал. — Добро пожаловать домой, Джим, — улыбнулся Матс. — Расскажи мне ещё что-нибудь о Лукаше, тогда это будет самое лучшее Рождество. Джим кивнул, прошёл в зал, и они с Матсом сели прямо на ковёр, продолжая говорить и вспоминать о Лукаше. Затем вспомнили, как жили до истории, случившейся в Тромсё, рассказывали друг другу что-то из прошлого. Матс охотно говорил о службе и приносил из холодильника новые бутылки пива. Джим слушал его и в ответ рассказывал о том, что только не случалось с ним во время работы на Арве Фолка. Матс и сам не понял, что подтолкнуло его к этому, но он в какой-то момент подался вперёд и поцеловал Джима долго и неспешно, растягивая забытые ощущения. Джим ответил крепким объятием, плавно оказался на его коленях, и Матс залез руками под его рубашку, только сейчас поняв, как сильно соскучился. Кажется, Джим говорил что-то о кровати, но Матс мысленно отверг все эти предложения, опрокинув его на спину прямо на ковёр. Он целовал его жадно: и лицо, и шею, а рукой уже забирался под пояс джинсов. Джим стонал и целовал в ответ, выгибался навстречу ласкам и нетерпеливо разводил ноги. Каким-то чудом Матс вспомнил о презервативах до того, как накинулся на Джима, словно голодный мужик, бросающийся на еду. Но брал его он жадно и резко, едва ли заботясь об ощущениях любовника. Только Джим и не просил пощады: он раскрывался в руках Матса, шептал, прося о большем, двигался навстречу и растворялся в жестоком ритме. На каждый толчок он благодарно отзывался стоном, и Матс понимал и чувствовал, что женщина такого дать не может. Возможно, дело было в чувствах, возникших к Джиму ещё в Тромсё, а возможно, в чём-то ином. Матс никогда не брался судить и не стараться понять, особенно когда под ним вздрагивал и так жарко и искренне просил большего молодой любовник. После, лёжа рядом с Джимом и обнимая его в послеоргазменной неге, Матс думал, что на этот раз их примирение точно состоялось.