Неранящее стекло

      Маркус всегда был особенным для Саймона. С самой первой встречи андроид модели PL600 понял, что свалившийся будто с небес девиант окажется если не тем человеком, что навсегда изменит его жизнь и жизнь всех андроидов на Иерихоне, то хотя бы будет довольно необычным и интересным собеседником, у которого тайн не меньше, чем у самого Саймона, и которыми он вряд ли с кем-то захочет делиться. Само его неожиданное и поистине эффектное появление давало повод поверить в судьбу, а последующая воодушевляющая речь и простой, но дающий надежду план, только укрепляли это.       Когда Саймон шел вместе с Маркусом и соратниками на склады Киберлайф в порту Детройта, он не особо-то верил в успех операции, но старался этого не показывать. Это было опасно, рискованно, непродуманно. Так по-детски и глупо. Они лезли прямо в осиное гнездо, из которого вряд ли могли вернуться живыми. Их в любую секунду могли засечь и уничтожить, превратить в безжизненные искореженные пулями куски пластика, у которых больше не будет собственной воли и будущего.       Но та уверенность, с которой Маркус действовал, его зачастую интуитивные, но правильные поступки, в конце концов позволившие добыть для Иерихона целый грузовик запчастей, в какой-то степени очаровывали Саймона. Маркус никогда не шел на напрасные жертвы, не разменивал ни людей, ни андроидов для своих целей. Он был, пожалуй, лучшим андроидом, которого Саймон встречал, и находиться под началом такого справедливого лидера было, признаться, даже приятно. Маркус был единственным, у кого хватило смелости впервые за несколько месяцев взять на себя ношу командира, ответственность за судьбы других и попытаться добиться для своего народа свободы. В какой-то момент, Саймон даже поверил, что он действительно их мессия, тот самый легендарный rA9, обретший плоть и явившийся на Иерихон, чтобы спасти их от вечного страха и тьмы.       С каждой новой совместной миссией Саймон все больше проникался симпатией к своему лидеру. Его идеи были, без сомнения, правыми. Да и как личность Маркус был очень приятным: добрый, словно верный пес, всепрощающий, но при этом решительный и готовый бороться за свои идеалы. Он был именно тем, кем можно восхищаться.       Саймон ни разу не пожалел, что встал под его начало. Лидер девиантов был умен, хоть и несколько наивен. За ним хотелось идти. В его цели хотелось верить. Ему действительно хотелось помогать организовывать революцию, чтобы мир наконец открыл глаза. Чтобы люди поняли, что ошибаются.       Тихие вечера, свободные от построения планов по освобождению андроидов или их осуществления, Саймон проводил на крыше заброшенного здания неподалеку от Иерихона. Ему нравился вид на город, погруженный в закатные краски, который открывался с этого места; нравился свежий ветер, холодящий лицо и треплющий волосы; нравилось просто сидеть в задумчивости в этом уединенном уголке мира. Сколько Саймон себя помнил, когда ему было грустно, он всегда приходил сюда. Еще до появления Маркуса на Иерихоне, он подолгу сидел в этой полуразрушенной квартире, прислонившись к стене и размышляя о своем незавидном будущем, и том, есть ли оно вообще, чтобы потом с легкой улыбкой вернуться к остальным девиантам на корабль и сделать вид, что все в порядке.       Но вскоре в его укромное место стал приходить и Маркус. Они никогда не общались, держась на расстоянии друг от друга и будучи погружены в свои собственные тяжелые мысли. Иногда Саймон сомневался, что командир вообще замечает его присутствие. Но от того, что он был рядом, все же становилось не так одиноко. Обычно Саймон читал, перелистывая старые, пахнущие пылью страницы книг из стоящего в комнате накренившегося влево полуразвалившегося шкафа, который удерживала от падения лишь выпирающая из стены балка. Блондину нравилось это простое действие, ему казалось, что сам процесс чтения делает его немного больше человеком, чем машиной, просто считывающей информацию с электронного носителя за долю секунды. Он не мог в полной мере понять того, что чувствовали люди из текстов на пожелтевших страницах, но он мечтал, что когда-нибудь у него получится.       Маркус же обычно задумчиво сидел на краю и смотрел пустым взглядом куда-то в горизонт, полностью погрузившись в свои мысли. Иногда Саймона пугало то, что когда-нибудь тот может сорваться и упасть вниз, но он ничего не говорил, лишь изредка бросая взгляды на своего лидера, чтобы удостовериться, что все хорошо.       Временами Маркус садился за старое пианино, и из-под его пальцев доносилась всегда одна и та же печальная мелодия. Инструмент изрядно фальшивил, придя в негодность от времени и погодных условий, но лидера сопротивления это, казалось, не волновало. А Саймона, который совсем не разбирался в музыке, это и вовсе не беспокоило. Он завороженно наблюдал за тем, как пальцы Маркуса ловко ударяют по клавишам, складываясь в печальную песнь, от которой почему-то щемило внутри. Наверное, для него эта мелодия была чем-то особенной, важной, раз он всегда играл только ее, но Саймон боялся спросить. Он знал, что не стоит навязываться. Очевидно, для его друга это было слишком личное.       Тем вечером, когда Саймон вернулся на Иерихон после не слишком удавшейся операции на башне Стредфорд, Маркус не смог удержать нахлынувших на него эмоций. Всегда такой суровый на людях лидер сопротивления налетел на своего друга с самыми теплыми объятиями, на которые был способен. Блондин, совсем не ожидавший подобного, на пару мгновений застыл, а потом обнял друга в ответ, положив голову тому на плечо.       — Я рад, что ты вернулся, Саймон, — проговорил Маркус, стискивая объятия, которые почему-то приносили обоим андроидам непонятное чувство умиротворения. — Ты бы знал, как я винил себя в случившемся. Я должен был действовать осторожнее, тогда бы ты не попал под пули. Я не хотел оставлять тебя там, но мне пришлось. Мне так жаль.       — Я рад, что ты беспокоился обо мне, Маркус, — улыбнулся Саймон. — Спасибо.       Через несколько часов после этого, придя на свое излюбленное место на крыше, Маркус в задумчивости пару мгновений смотрел на Саймона, с таким спокойным видом читающего очередную книгу, словно ничего и не случилось. Лидер девиантов вздохнул и присел рядом.       — Я правда счастлив, что ты вернулся. Мне тебя очень не хватало. Нам всем тебя не хватало, — Маркус сделал паузу, но затем снова продолжил. — И, знаешь, это место без тебя кажется особенно пустым. Я понял это, когда тебя здесь не было.       Саймон задумчиво провел пальцами по волосам и опустил взгляд. Он не хотел вспоминать дни на крыше телебашни, полные отчаяния и страха. Не хотел показывать своему лидеру собственную слабость. Ему было страшно даже не за свою жизнь, не за то, что будет, если его найдут, а потому, что он больше никогда не увидит Маркуса.       — Мне тоже тебя не хватало, — наконец, признался он, улыбнувшись.       Они просидели в тихом спокойствии несколько минут, соприкасаясь плечами и думая каждый о своем, пока наконец Саймон не нарушил молчание:       — Мне всегда было интересно, почему ты играешь одну и ту же мелодию из раза в раз. Она имеет для тебя особенное значение?       — В какой-то степени. Она напоминает мне о прошлом, о той беззаботной жизни, которую я провел в любви и достатке. О человеке, для которого я стал сыном, а он для меня — отцом. Сейчас это кажется как будто другой реальностью. Я изменился. И мир вокруг меня тоже. Все изменилось до неузнаваемости.       — Он жив? Этот человек? — Саймон почти пожалел, что задал столь личный вопрос, но раз уж у них намечался вечер откровений, то он решил побольше разузнать о Маркусе.       — Да. Но пока у меня нет возможности его увидеть. И я не знаю, будет ли она когда-нибудь, — произнес тот, поднимаясь с покрытого пылью пледа, где сидел вместе с другом, и уверенным шагом направляясь к пианино. Вскоре воздух наполнила та самая знакомая мелодия.       — Я всегда поражался твоей игре, — признался Саймон, прикрывая глаза и вслушиваясь. — Я совсем не разбираюсь в музыке. Как ты угадываешь, на какие клавиши нажимать? Они же все одинаковые, я не вижу никакой разницы.       Этот вопрос прозвучал так наивно и по-детски, что Маркус, пожалуй, впервые в жизни искренне засмеялся.       — Прости, сказал глупость, — Саймон смутился и сделал вид, что снова погрузился в чтение.       — Хочешь, я тебя научу? — серьезно спросил лидер сопротивления, заставив друга снова поднять на него взгляд. — Ты сможешь, это не так сложно, как кажется. У тебя получится.       Саймон хотел. Не особо осознавал, почему, но хотел. И с тех пор каждый день они упражнялись в игре на этом старом, умирающем инструменте, который по-хорошему уже давно надо было скинуть с крыши или хотя бы починить. Саймону казалось, что такие наполненные спокойствием и музыкой моменты — одни из лучших мгновений его жизни. Потому что помимо того, что его навыки игры постепенно совершенствовались, с каждым днем эти их занятия позволяли ему становиться чуть ближе к Маркусу, узнавать новые грани его души.       И тем больнее Саймону было видеть обессилевшее, привалившееся спиной к баррикаде тело командира в день революции. Большое пятно голубой крови на месте сердца быстро расползалось по его темной одежде, а капли тириума голубыми бриллиантами щедро капали на стылый асфальт. Саймон почувствовал, как в горле у него пересохло, а где-то в грудной клетке в тугой комок стал собираться страх. Хотя, казалось бы, он не мог чувствовать ничего подобного, но почему-то именно сейчас андроид модели PL600 ощущал себя почти человеком. Что-то было очень сильно не так с его программой. В самый ответственный момент вся хладнокровность машины дала сбой.       Осторожно пригибаясь и перекатываясь между укрытиями, чтобы избежать шквала пуль, свистящих со всех сторон, светловолосый девиант короткими перебежками добрался до истекающей кровью последней надежды андроидов на свободу и обреченно упал на колени.       Он умирает. Маркус умирает.       «Нет, нет, нет», — единственное слово проносилось в голове девианта.       Если Маркуса не станет, что будет с Саймоном? С другими андроидами? Кто поведет революцию за собой? Кто сможет взять на себя эту ношу? Норт, в любой ситуации готовая убивать людей, даже если это не необходимо, просто потому что они не такие, как она? Джош, помешанность на миролюбивости которого нередко выводит из себя и кажется абсурдной? Или сам Саймон, который… Что? У него не было даже особенных черт. Он просто подстраивается под ситуацию так, как умел. Он не мог быть лидером. Да и никто, кроме Маркуса, не мог. Именно он нужен андроидам, и никто другой. Только он.       — Маркус, — тихо позвал Саймон, беря руку друга в свою ладонь. Веки того дрогнули и приоткрыли до боли знакомые глаза с разноцветными радужками. По телу Саймона прошло приятное покалывание, а в сознании замелькали полупрозрачные размытые образы, лишенные для него всякого смысла. Маркус был уже на грани, он почти потерял сознание. Саймон поднял взгляд вверх, к усыпанному белыми перистыми облаками лазоревому небу, собираясь с мыслями и готовясь сказать то, что произнести было очень сложно. Просто потому, что никогда раньше ему не хотелось жертвовать собой ради кого-то другого. И он не думал, что однажды его существование прервется именно таким образом и потребуется произносить подобные высокопарные и режущие, словно ножом, речи. — Наши сердца совместимы, Маркус... — Саймон покрепче сжал руку друга и прижал к своей груди. — Возьми мое. Ты должен жить, только ты сможешь продолжить нашу борьбу, — слова давались Саймону нелегко, но он продолжал говорить. Он должен был открыть свои чувства — хотя бы в последние мгновения, раз больше времени у него не было. И это почему-то казалось до жути обидным. Он хотел бы прожить еще много лет бок о бок со своим другом, но все сложилось иначе. — Я рад, что смог быть с тобой до конца. Надеюсь, ты сможешь увидеть свободу. И дать ее всем андроидам.       В глазах светловолосого андроида предательски защипало от этих слов и их осознания, а какой-то литературно-человеческий ком в горле никак не хотел проходить, казалось, только становясь больше.       — Саймон, нет, — тихо прошептал Маркус, глядя на друга расфокусированным взглядом разноцветных глаз. Жизнь почти оставила его, скорее всего, оставалось не больше минуты до полной деактивации. — Я не могу тебе этого позволить. Ты этого не заслуживаешь. Ты, как и я, тоже должен увидеть свободу.       — Но если умрешь ты, никто из наших ее никогда не получит, Маркус. Без тебя мы не победим, — сквозь горькую улыбку сказал Саймон, трясущимися пальцами расстегивая свою куртку, а затем находящуюся под ней светлую рубашку. Маркус попытался его остановить, но был слишком слаб, и больше простого касания не смог ничего. — Я готов умереть ради тебя. Ты стал светом в моей жизни, как, думаю, и для многих других отчаявшихся андроидов. Не будь тебя, мы бы так и сидели на корабле и ждали своего конца. Я рад, что встретил тебя. Спасибо, Маркус, что дал мне надежду, хоть я и не увижу конца этой истории.       Дрожащей рукой Саймон вынул поврежденную деталь из залитой голубой кровью груди Маркуса, а затем коснулся своего сердца, застыв на мгновение и собираясь с мыслями. Да, так было правильно. Больно, обидно, но правильно. Ценность жизни Маркуса была не сопоставима с его. Саймон не должен позволить ему умереть. Только он может спасти его и всю революцию.       Наконец, решившись и сжав зубы, блондин смог совладать с нахлынувшими чувствами и вставить самую важную деталь из собственного тела на место зияющей дыры в груди друга. Теперь все будет в порядке. Пусть не для него самого, но хотя бы для Маркуса.       — Знаешь, сейчас мне даже стало немного легче, — грустно признался Саймон, сжимая руку соратника. Немного подумав, он сделал неуловимое движение, переплетая их пальцы. — Маркус, совсем скоро меня не станет… Но, пожалуйста, не вини себя. Потому что именно сейчас мне наконец не страшно произнести то, что я давно хотел тебе сказать, но одновременно и не собирался говорить никогда, — блондин издал легкий ироничный смешок, но тут же посерьезнел, заглядывая в глаза своему командиру. — Я люблю тебя, Маркус. Не как лидера, идола, бога, мессию или тому подобную чушь. Как человека. За то, что ты — это ты. Я всегда буду помнить счастливые моменты, проведенные с тобой. Наши совместные вечера на крыше были такими уютными и спокойными. Я так много от тебя узнал. Так много узнал о тебе. И только благодаря тебе, мне кажется, я смог понять, что значит быть человеком, — Саймон на секунду замялся, думая, не решаясь на следующий шаг. Он был опасным, выходящим за привычные рамки всех их разговоров. — Позволишь мне прощальный поцелуй? — наконец, осторожно спросил он, внимательно вглядываясь в лицо Маркуса.       — Что? — немного оторопел тот, изумленно моргнув.       — Так и знал, что ты так отреагируешь после почти что смерти, — грустно засмеялся Саймон, нежно прикасаясь ладонью к щеке друга. — Но мне терять нечего. Объясню еще раз. Я люблю тебя. Люблю, Маркус. И я бы очень хотел поцеловать тебя хотя бы один раз. Можно?       Но, видимо, вопрос задумывался как риторический, потому что, не дожидаясь ответа, светловолосый андроид накрыл губы Маркуса своими, коснулся языка, переплетая его со своим. И в этом простом действии было одновременно столько горечи, боли, теплоты и нежности, что Маркуса почти захлестнуло с головой силой эмоций своего друга. Он действительно его любил. Любил так, как никто другой. Любовью сильнее, чем описывалась в многочисленных людских книжонках… В ней не было эгоизма, злости — только всепоглощающая нежность и забота. В голове Маркуса замелькали воспоминания Саймона. У самого Саймона перед глазами проносилась память Маркуса.       Лидер девиантов в который раз убедился, что ему несказанно повезло, что до Иерихона он жил с Карлом — человеком, который видел в нем не просто машину, а считал равным себе, относился к нему по-доброму и всегда верил в него. А вот Саймону повезло куда меньше… Столько боли, столько страданий было в его воспоминаниях: прежний хозяин и его избалованный ребенок, считающие андроидов не более, чем куклами, их постоянные побои, оскорбления, а потом — бесцельные месяцы одиночества на Иерихоне в ожидании чего-то, что, казалось, никогда не наступит. И чувства Саймона к Маркусу, выросшие из уважения и развившиеся и окрепшие спустя долгое время. Чувства, которых Маркус не замечал. Или боялся замечать. Такие сильные, теплые, нежные… Маркус не знал, что кто-то может так любить.       И вот теперь Саймон жертвует собой.       «Это нечестно. Так не должно быть, — пронеслась в сознании Маркуса лихорадочная мысль. — Я ведь только узнал о том, что он чувствует. Он не должен умереть здесь, на этом усеянном трупами поле боя. Я не позволю, чтобы его последние минуты закончились так. Не позволю».       Подняв руку и коснувшись кончиками пальцев бледного лица своего друга, Маркус ответил на поцелуй. С такой нежностью, с какой только умел. Да и по сути, целоваться они не умели оба. У них не было прописано это в программе, они не знали, как и что правильно делать. Но никого из них это не волновало. Они просто хотели показать, как сильны их эмоции, хотели чувствовать тепло друг друга. И показывали это, как умели.       — Спасибо, что не оттолкнул меня. Ты даже ответил, я совсем этого не ожидал, — отстранившись, произнес Саймон, тепло улыбаясь и пряча лицо в ладонях от смущения и радости. — Теперь я могу умереть счастливым. Надеюсь, рай для андроидов существует, и это воспоминание навсегда останется со мной.       Силы стремительно покидали Саймона, и ему пришлось опереться на плечо Маркуса, чтобы не упасть. Тот в ответ тепло обнял его, стремительно пытаясь придумать, как спасти своего внезапно разоткровенничавшегося друга, больше, чем друга, от верной смерти. Которая должна была достаться ему самому, а не Саймону.       — Ты правда думаешь, что я позволю тебе умереть после того, что только что узнал? — решительно проговорил Маркус, вглядываясь в голубые глаза. — Да даже если бы ты не сказал ничего... и ничего не сделал, я бы все равно не оставил тебя.       — А у тебя есть выбор? Все предельно просто. Либо ты, либо я. Мои чувства имеют здесь наименьшее значение, — чуть пожал плечами блондин, уткнувшись лицом в шею Маркуса. — Тебе лучше поспешить к остальным, ты и так здесь задержался. Хотя совру, если скажу, что не буду благодарен, если ты останешься со мной до конца. Такое вот эгоистичное желание.       Саймон отстранился, печально заглядывая в глаза своему командиру, и горько улыбнулся. И от этой улыбки у Маркуса по-человечески невыносимо закололо в его только что приобретенном механическом сердце, которое совсем недавно было в груди его друга. Медленно умирающего у него на глазах.       — Никакого конца не будет. Я спасу тебя, Саймон, — уверенно произнес Маркус, стараясь и сам в это поверить, и убедить светловолосого андроида. — Не смей умирать, слышишь? Сегодня так много наших погибло. Здесь наверняка найдутся неповрежденные совместимые сердца. Просто подожди немного, — вновь заключая друга в наполненные нежностью объятия, добавил он.       — Маркус, не стоит. Не рискуй ради меня. Мне недолго осталось. Ты не успеешь. Не надо, — проговорил Саймон с ноткой волнения в голосе, качая головой.       — Я буду не я, если хотя бы не попытаюсь. Ты же помнишь, я никогда не оставляю своих людей. Дождись меня, Саймон. Не смей умирать до моего прихода. Я обязательно спасу тебя, — решительно проговорил лидер сопротивления, мягко проводя рукой по коротким светлым волосам.       — С тобой нет смысла спорить. Я постараюсь, — наконец, тихо прошептал Саймон, сдаваясь. Уголок его губ неуловимо дрогнул в попытке улыбнуться.       Отстранившись от друга, но все еще сжимая его ладонь, Маркус быстро просканировал местность на наличие нужной детали. В зоне действия радара, к сожалению, ничего подходящего не оказалось. Люди стреляли метко, чтобы не тратить патроны и быстрее обезвреживать противников, поражая самый важный биокомпонент. Ободряюще сжав руку Саймона напоследок, Маркус поспешил перебраться к другому укрытию в нескольких метрах левее и продолжить поиск оттуда. Однако отойдя уже довольно далеко, он так и не смог найти нужное сердце, перемещаясь от одной баррикады к другой и сканируя окружение, а время беспощадно утекало, словно песок через пальцы. С каждой секундой все сильнее липкими волнами Маркуса начинали охватывать всепоглощающее отчаяние и страх.       Нет. Саймон не умрет ради того, чтобы жил он. Это НЕЧЕСТНО. Так не должно случиться.       Наконец, сканер местности дал положительный результат, и Маркус почти обрадовался. Однако положение осложняло то, что тело с нужной деталью лежало прямо на открытой местности, которая хорошо просматривалась — и, следовательно, был большой шанс угодить под пули засевших в засаде бойцов. Маркус знал, что он любой ценой должен добраться до этого сердца. Потому что у него просто нет выбора. Он обещал Саймону, что спасет его. Но нужно было как можно скорее придумать план действий, иначе его просто расстреляют, если он полезет напрямик. Приглядевшись, впереди Маркус увидел трех вражеских людей немного в стороне друг от друга. Рядом с ним самим нашлась заряженная винтовка. Хоть с этим повезло.       «Нужно действовать осторожно, снимая одного бойца за другим. Было бы хорошо найти гранату, но на это нет времени», — разочарованно подумал лидер девиантов.       Прицельно бросив оторванную снарядом часть какого-то металлического тела вперед, Маркус привлек внимание бойцов этим шумом, заставив их на секунду выглянуть из-за укрытия. Двух из них удалось убить быстрыми прицельными выстрелами, третий же все-таки успел спрятаться за баррикаду — и стал недосягаем.       «Не успел. У меня не получится выйти из-за укрытия, пока он жив», — с сожалением подумал Маркус, лихорадочно соображая, что же теперь делать.       Тем не менее, боец не спешил высовываться и вряд ли бы это сделал, будь у него хотя бы подобие мозга, а времени с каждый секундой становилось все меньше. Маркус не хотел даже думать о том, что он уже опоздал. Он не мог позволить себе сейчас предаваться подобным мыслям.        Когда он уже было хотел рискнуть и побежать напрямик, полезть под пули, приготовившись стрелять в ответ и надеясь, что человек не попадет в биокомпоненты, его буквально спас решительный женский голос:       — Маркус, помочь? — Норт была как нельзя вовремя, быстро переместившись к его укрытию и задорно улыбнувшись.       — Прикрой, — без объяснений проговорил лидер сопротивления и, не дожидаясь ответа, но зная, что его приказ будет выполнен, побежал к искореженному телу андроида с нужной деталью. Услышав звуки шагов, вражеский боец высунулся из-за укрытия и приготовился выстрелить, однако Норт оказалась быстрее – и человек получил заветную пулю прямо промеж глаз.       — Есть! — звонко воскликнула девушка, радуясь меткому выстрелу.       Маркус, добыв деталь, поспешил вернуться к укрытию, пока откуда-нибудь снова не начали стрелять.       — Спасибо, — проговорил командир, похлопав девушку по плечу. — Ты очень вовремя.       — Да было бы за что, — отмахнулась Норт, бойко улыбнувшись. — Зачем это? - кивнула она, глядя на регулятор тириумного насоса в руках Маркуса.       — Саймон в беде. Он пожертвовал жизнью ради меня, — проговорил Маркус, все еще ощущая призрачный вкус губ друга на своих губах. И он поймал себя на мысли, что ему страшно забывать это ощущение. Он не хотел его забывать.       — Так чего мы ждем? Пошли скорее к нему, я прикрою, — улыбнулась девушка, всем своим видом показывая, что готова следовать за своим командиром и защищать его. И он был ей бесконечно благодарен за это.       Перебегая от укрытия к укрытию, но, к счастью, больше не встретив никакого сопротивления, двое девиантов наконец добрались до того места, где Маркус оставил Саймона. Тот сидел, прикрыв глаза, не шевелясь и не подавая никаких признаков жизни, полностью перейдя в режим энергосбережения, и Маркусу сначала показалось, что он опоздал. Сердце андроида бешено заколотилось, и он опустился на колени перед другом, не желая признавать жестокую правду. Но нет, пусть и слабый импульс, но он все еще был. Саймона еще можно было спасти. Не теряя ни секунды, Маркус вставил найденное сердце в свободное отверстие. Саймон вздрогнул, и по его телу пробежала дрожь.       — Ты успел, — распахнув дрожащие веки и встречаясь взглядом с Маркусом, тепло улыбнулся Саймон.       — Я же говорил, что спасу тебя, — крепко обнимая друга, прошептал Маркус. — Я всегда выполняю свои обещания.