Не чужой, единственный

      В их первое рукопожатие Тешима думает, что у Аояги маленькая ладонь. Небольшая, узкая, по-девчоночьи аккуратная, с длинными пальцами, контрастом огрубевшими от мозолей от руля. Хорошая, тёплая ладонь, и, наверное, Тешима держится за неё своей больше, чем нужно, но Аояги только неуловимо улыбается, с внезапным и редким для него азартом вглядываясь ему в лицо, и Тешима не думает о том, что это странно. Ничто не странно, ведь они так здорово понимают друг друга с самой первой встречи.       Вообще Аояги весь такой, как его ладонь — небольшой, аккуратный, тонкий, изящный, пусть и угловатый. Хотя не Тешиме судить — он сам тоже та ещё коллекция острых углов, с которыми не может справиться, не может принять и вообще не может дождаться, пока собственное неудобное подростковое тело наконец-то перестанет ломаться и мешаться, превратившись в удобное, натренированное, сильное, такое нужное для побед. Но пока сейчас — несуразное, непослушное от пяток до кончиков вредных кудрей, и Тешима привычно показывает язык своему отражению в зеркале по утрам.       А потом через какие-то полчаса видит Аояги в школе и думает: «Красивый». Да, Аояги такой же угловатый и неловкий подросток, как и он сам, и кажется, что порежешь палец, если прикоснёшься к острым локтям и коленкам. И Тешиме чертовски хочется это проверить.       Да, собственное тело не слушается, что ж уж мыслям вести себя прилично? У Тешимы они гудят сердитыми шмелями в голове, когда он широким дружеским жестом закидывает руку Аояги на плечи и думает, что ещё бы чуть-чуть — и можно было как бы невзначай провести пальцами по виднеющемуся верхнему острому позвонку.       Странные ведь мысли, да? Может, просто уже крыша едет от выматывающих тренировок, может, может…       Может, он что-то делает неправильно? Вообще Тешима никогда не думает о таком — ведь даже если и неправильно, то можно всё повернуть к себе, убедить всех остальных, что всё и идёт так, как надо.       Кажется, что-то неправильно, когда Аояги на очередных соревнованиях мягко, но при этом серьёзно сжав губы, уходит от размашистого объятия какого-то древнего знакомого с младшей ещё школы. А потом, уже с Тешимой один на один, не особо охотно роняет:       — Не люблю я так. Ну, когда чужие так по-свойски касаются.       — Да, неприятненько, — сломано смеётся Тешима и вечером изменяет своей любимой привычке перед тем, как разбрестись по домам, хлопнуть дружески Аояги по плечу и задержать на нём не по-дружески ладонь, не по-дружески чуть сжать пальцы, мягко-мягко, только чтоб тепло чужого тела сквозь футболку почувствовать. Аояги же смотрит на него с неправильным ожиданием, и Тешима, разворачиваясь к своей улице, чувствует, как пальцы сводит на руле велосипеда.       На самом деле у него много любимых привычек. Поправить застёжку на потрёпанной перчатке, сделать вид, что смахнул несуществующую пылинку с острого плеча, помочь убрать под шлем непослушную прядку чёлки, что так и лезет в глаза. Тешима о них принципиально забывает, вытравливает, тушуется под внимательным и серьёзным взглядом Аояги и не выдерживает уже через три дня. Не он, Аояги.       — Джунта, — раздаётся посреди вечернего уютного шума по привычной дороге домой, и Тешима крепче сжимает руль. Многим покажется, что голос у Аояги всегда однотонный и безэмоциональный, но Тешима отличает даже самые тонкие оттенки. Сейчас голос Аояги немного острее, немного громче. А на самом деле он ещё как раздражён.       — Что такое? — скороговоркой скорее хлестнувшему по лицу ветерку отвечает Тешима, но Аояги только кивает на виднеющуюся небольшую парковку.       — Передохнём?       На самом деле никто из них не устал. Да они же эту дорогу знают вдоль, поперёк и ещё наискосок! Но Аояги очень редко заводит разговор, значит… Значит, это правильно, пусть и очень-очень странно.       — Что происходит, Джунта? — без лишних вопросов начинает он, перед этим купив в автомате по бутылке сока для каждого, и Тешима аккуратно забирает из его ладони свою — а ведь как хочется коснуться хоть кончиков пальцев!       — А, происходит? Ну… Да я вот тут думаю, что семпаи говорили о тренировочном лагере, даже боюсь представить, что нас ждёт, — с нарочитой лёгкостью тараторит Тешима, чувствуя себя чертовски паршиво. Впервые в жизни он так бездарно юлит, самому противно. И стыдно, потому что кажется, что Аояги, внимательно вглядываясь ему в лицо, видит его насквозь. И эту ненужную фальшь тоже видит.       — Джунта.       — А?..       — Ты не чужой.       И всё. Действительно видит насквозь и только из чувства такта не говорит: «– Джунта, ты идиот». Тешима в ответ только крепко сжимает губы — вот-вот задрожат они, а там и разреветься не долго. Просто что ещё-то делать, когда не понимаешь, что там, чёрт его дери, правильно или же нет, а, может, и вообще странно? Он просто кивает, и Аояги улыбается так, как может только он — почти незаметно, но так тепло. Он редко открыто улыбается, поэтому каждая такая его улыбка как маленькая редкость. Ну, двойная радуга там или падающая звезда… И снова же странные мысли!       — Ты так переживал из-за тех слов и поэтому не прикасался ко мне за эти три дня, — не спрашивает, утверждает Аояги, и Тешима неловко чешет затылок:       — Ну, было немного… И обидно было, что ты раньше не говорил, и не хотел делать тебе неприятно, и…       — Джунта!       Они словно меняются местами. Аояги говорит в разы больше, чем всегда, горит эмоциями, а Тешима не может найти слов. Это странно и так здорово в то же время.       — Ты не чужой, Джунта. Но это не всё. Мне и клуб не чужой, и родители уж точно. Но ты единственный, с кем я говорю искренне.       Аояги словно выдыхается на этих словах, затихает и замирает, только одно движение от ветерка, что треплет его чёлку. Так хочется её поправить, убрать пару прядок за ухо, да вообще со лба убрать, зачесать ладонью назад, чтобы открыть беззащитное лицо.       — Аояги… Можно к тебе прикоснуться? — Тешима выпаливает это раньше, чем успевает подумать. А когда думает, то Аояги уже медленно кивает и почему-то закрывает глаза, когда Тешима делает к нему шаг.       Угловатый, острый, хрупкий на вид и на самом деле очень сильный. Тешима не знает, чем заслужил доверие такого замечательного и прекрасного человека, который чутко льнёт щекой к его ладони и смешно жмурится, когда он всё-таки убирает несколько прядок челки с его лица. А ещё — так тепло и нежно отвечает на поцелуй, всего лишь прикосновение губ к губам, но Аояги приоткрывает свои, мягко обхватывает на пару мгновений нижнюю губу Тешимы и, подавшись вперёд, впервые за всё время их знакомства крепко обнимает Тешиму за плечи.       И теперь больше не нужно спрашивать разрешения. И нет, это не странно. Просто они друг для друга — единственные.