Обман ради дружбы

      Прошло много лет нерушимой дружбы известного детектива Шерлока Холмса и его верного друга — доктора Джона Ватсона. Мужская дружба самая крепкая из всех. Бывший военный вёл блог про своего лучшего друга, а тот в своё время становился известнее и известнее. Мужчины прошли через многие испытания судьбы: множество опасных дел, разлук, обвинений, смертей и так далее — об этом можно почитать в блоге доктора Ватсона. Вечная борьба со злом, разгадки самых сложных убийств только веселили этих двоих. Шерлок долгое время выслеживал главаря преступного мира — Джеймса Мориарти. Для разоблачения преступника, Холмсу пришлось сымитировать собственную смерть на глазах друга. Джон был крайне огорчен, ведь он не знал, что его напарник жив и здоров. Через два года после полного уничтожения паутины Мориарти, знаменитый Шерлок Холмс вернулся в Лондон, и его друг набил ему лицо, чтобы он так больше не делал. После этого изменилось многое: Джон женился на Мэри, у него родилась прекрасная дочь Розамунд, и Шерлок стал крёстным папой для этого маленького чуда в памперсах.       Но не бывает всё хорошо. Мэри умерла, Джон обвинил во всём Холмса, тот спустился в ад, чтобы вернуть Ватсона и всё возвратилось на свои места. Они рискуют жизнью ради друг друга, не предавая значения своей собственной жизни. Джон убьёт за Шерлока, а Шерлок — за Джона. Для обоих их дружба — это самое дорогое, что у них есть. Умрёт один, умрёт и второй. Военный врач открыл мир чувств для социопата, а детектив погружал доктора с ног до головы в преступный мир, раскрывая ему каждый неверный шаг убийц.       Джон всегда улыбался и восхищался способностям Шерлока считывать буквально всё с места преступления. Для доктора их дружба значила очень многое. Когда Мэри спасла собой Шерлока, она знала, на что идёт. Мэри видела, каким разбитым и растоптанным был её муж, когда тот думал, что Шерлок мёртв. Она знала, что настоящая смерть Холмса убьёт бывшего военного, и тот навсегда останется со своими призраками в собственной голове. Женщина понимала, что если умрёт она, а не детектив, то Шерлок сможет вернуть Джона к жизни, ведь они — две детали одного целого механизма. Они дополняют друг друга и всегда придут на помощь. Ватсон и Холмс очень сдружились и не могли спокойно жить друг без друга. Ведь один от скуки стреляет в стену и строчит об этом в Твиттер, а второй записывает его действия в свой блог. Не бывает всё хорошо. В один день всё рухнуло.        Джон с вечера до самой ночи не мог успокоить маленькую Рози, которая плакала от прорезания новых зубов. К удивлению, Шерлок даже не соизволил помочь или хотя бы спросить про состояние Рози. Детектив уже вторую неделю игнорирует и не разговаривает с Джоном. Он только пристально наблюдает за ним суровым взглядом. Уложив дочку ближе к утру, Ватсон уснул прямо в кресле. Наутро он проснулся от резкого хлопка папки с документами по столу. Шерлок вернулся и был крайне зол.        — Шерлок, можно потише? Я недавно уснул… — Джон лениво зевнул и привстал, чтобы проведать дочь.        Не успел капитан сделать пару шагов, как крепкая худая рука вцепилась ему в горло и прижала к стенке. Детектив смотрел прямо в глаза своему бывшему другу, продолжая душить.        — Ш-ш-ерлок, отпусти, — прошипел доктор, держась двумя руками за запястье Холмса. — Что на тебя нашло?        — Скольких человек ты убил ради забавы? Зачем?! — кричал брюнет, продолжая душить единственного друга.        — Я никого не убивал, — задыхаясь, отвечал доктор. — С чего ты взял?        — Мне врать не надо! — в полный голос кричал мужчина. — Еще раз спрашиваю, скольких людей ты убил?        Ярость управляла Шерлоком, и он приподнял Джона от пола, сильно надавливая на шею и лишая воздуха. Ватсон перестал чувствовать ногами землю, он не мог дышать, а его глаза начинали закатываться.        — Отвечай! — крича, приказал детектив, ударяя его головой об стену.        Доктор практически терял сознание и понимал, что его друг обо всём догадался: скрывать это теперь бесполезно.        — Да… я убивал, — еле прошептал Джон, и тут же с грохотом рухнул на пол — Холмс его отпустил.        Ватсон схватился рукой за свою шею и начал сильно откашливаться, судорожно вдыхая воздух. Детектив присел перед ним на корточки, ожидая зрительного контакта.        — Рассказывай. Всё равно ты уже обречён на пожизненное сидение за решеткой. Та папка с документами — сбор всех твоих убийств.        Джон последний раз откашлялся и поднял взгляд, полный страха и отчаяния.        — Я действительно убивал людей ради забавы. Но, Шерлок, моё последнее дело было пять лет назад, и…        Его резко прервал Холмс.        — Ты убил девять невинных людей! Разве врач ты после этого?! И что? Что?! — он яростно смотрел на него, готовясь выбивать из него всю информацию любыми способами.        — И я обрёл семью, Шерлок. Сначала она состояла только из тебя, ты стал моим лучшим другом и изменил много в моей поганой жизни. Я врал ради того, чтобы эта дружба не закончилась, ведь она для меня много значит. Мэри… Рози… Я их всех очень люблю. И сразу забросил все свои дела и решил нормально пожить как человек. Ты меня действительно удивлял своими способностями, и я их боялся. Боялся, что ты узнаешь…        — И я узнал. Ты приговорён к пожизненному заключению. Розамунд ты больше не увидишь.        Голос Джона задрожал:        — Ш-шерлок, прошу… Ты ведь…        — Уже нет. У меня больше нет друга и нет чувств. Добро пожаловать в тюрьму строгого режима, Ватсон. Будешь обдумывать свой поступок до окончания жизни.        Это были последние слова, которые Джон услышал от Шерлока. Больше он с ним не разговаривал. Опасного убийцу в тот же день увезли в тюрьму строгого режима для бывших военнослужащих. Его завели в отдельную маленькую и самую отдалённую камеру, где дурно пахло явным признаком недавней смерти. Бывшего лучшего друга Шерлока Холмса приковали к кровати, заключив его ногу в крепкую тяжёлую цепь, которая была припаяна к ножке металлической кровати. Длина цепи даже не доходила до решётки. Жизнь окончательно сломана.        Шёл месяц за месяцем одиночного сидения в этой чертовой тюрьме. Нога бывшего военного часто отекала и зудела от сковывающей ногу железки; он вновь начал чувствовать психосоматическую боль в колене. Никто его не посещал, кроме противного пайка несколько раз в день. Доктор лежал лицом к стенке, на неудобной скрипучей кровати, с буквально пронзающими тело пружинами. Рассматривая на холодной бетонной стене всякие надписи и пошлые рисунки (которые, как понял Джон, были выцарапаны неухоженными ногтями), Ватсон думал о своих ужасных поступках. Он помнил все имена своих жертв.       — Чарли Вамплинг, Роберт Гринд, Александра Адэль, Оливер Стафф, Алекс Торн, Эдвард Хэплстон, Ли Гуожи, Кевин Смит и Джек Монпут… убиты.        Джон повторял эти имена и фамилии каждый день, сидя в сыром помещении за решеткой. Он проклинал себя за содеянное.       «Лучше смерть, чем такое паскудное существование. Видимо, так сделали специально. Чтобы люди до конца своей жизни так страдали, ведь именно этого они достойны, после необдуманно совершенных ужасных деяний», — думалось ему.        Ватсон был одет в позорный комплект полосатой одежды, как и у всех остальных заключённых. Время от времени он смотрел на свои руки, которые раньше спасали и убивали жизни простых людей. Ещё с Афганистана они были полностью в крови. Этими же руками он держал свою маленькую дочку. Он любил её больше своей жизни. Он пойдёт на всё ради Рози.       — Я плохой отец. Я… — он не мог сказать эти правдивые слова. «Я… не достоин своей дочери, не достоин счастья простой жизни», — собственные мысли ранили его по самому сердцу. Совершив ошибку, Джон лишился единственного лучика света в своей грязной жизни. Девочка достойна большего, чем её родной отец-убийца.        —Прости меня, Рози, — тихо прошептал Ватсон, после чего вспомнил последние слова Шерлока: «Розамунд ты больше не увидишь». По щеке доктора предательски скатилась слеза. Он больше не увидит её. Никогда не узнает, какое первое слово она сказала. Не увидит, как она делает первые шаги. Не увидит, как она пойдёт в первый класс…       Прошло несколько лет принудительного существования Джона Ватсона в тюрьме. Из-за ужасного пайка он исхудал. Он сильно скучает. Никто к нему за долгое время не пришел, кроме двух охранников, которые выводили его на улицу ровно в одиннадцать часов дня. Никому больше он не нужен. Чувства в груди разъедали его. Каждую ночь он думал об одном — о Розамунд Ватсон. Маленькая девочка за время его отсутствия уже наверняка повзрослела. «Я ей не нужен. Она обо мне даже не вспомнит. Даже если поинтересуется, то человеком, который расскажет ей про меня, будет Шерлок. Зная этого человека, он расскажет Рози все мои ужасные убийства в мельчайших подробностях, не учитывая, какое ужасное представление будет у ребёнка об отце. И после этого она не захочет меня увидеть», — рассуждал Джон, отвернувшись к стенке.        Единственной мечтой заключённого стало желание повидаться с дочкой. Хотя бы посмотреть на неё, хоть на секунду. Просто взглянуть, какая она красивая растёт. Хотя бы ещё раз в жизни увидеть её, вспомнить Мэри… Но его приговор другой — он умрёт в этих стенах и никто о нём не вспомнит. Никогда.       В очередной серый день, Джон Ватсон как всегда лежал на ужасной кровати, отвернувшись к стенке. Было время обеда. Он прекрасно знал последовательность этих действий: прозвенит глухой гудок, поднимется гул, шум, и затем послышатся одинокие четкие шаги по коридору вдоль камер; после этого в его бетонную комнатку просунут что-то не особо съестное и противным голосом огласят: «Обед». До начала действий осталось более часа. Этот промежуток был самым болезненным для бывшего военного врача. Почему? Четверг — день, когда всех заключённых посещают родные и друзья. Всех, кроме Ватсона. За всё время пребывания в камере строгого режима его ни разу никто не посетил. От осознания одиночества, всё внутри мужчины сжималось. Он вновь вспоминал дочь, Шерлока, Грега, миссис Хадсон и знакомых по работе.        — Моим единственным приятелем и другом стало одиночество, — вслух буркнул Джон и поморщился от очередных покалываний в ноге — он опять отлежал прикованную ногу. Щелчок. В камеру кто-то зашел. Доктор, оставаясь неподвижным, четко огласил:        — Я ещё не умер — рано выносить, — грозно прорычал капитан, не желая поворачиваться.        — Папа? Это ты? — послышался неуверенный тихий голос девочки. Сердце Джона замерло. «Неужели это Розамунд?» — подумал он, быстро сев на край кровати. Перед ним стояла маленькая светловолосая девочка и внимательно рассматривала изнурённого заключённого.        — Рози? — дрожащим голосом спросил мужчина, расставляя руки для объятий. Он поёжился, не зная, как она на это отреагирует. В тот же миг его дочь бросилась обниматься, пытаясь залезть на колени и ухватиться за шею отца. Ватсон тут же поднял девочку на руки, радостно обнимая. Она ткнулась ему носом в шею. Врач рассматривал и гладил ее волосы цвета зрелой пшеницы. Сердце бешено билось, а на душе полегчало.        — Пап, я очень-очень скучала по тебе, — говорила девочка, прижимаясь к родному человеку.        — Боже… ты уже говоришь и ходишь, — тихо прошептал Джон. — Я люблю тебя, Рози. Прости за мои зверские поступки. Ты наверняка уже всё знаешь.        — Да, ты плав. Дядя Шелок мне всё лассказал. На тебя столько убийств повесили…        — Повесили? — с удивлением спросил бывший военный, посмотрев в глаза девочки.        — В Скотланд-Ялде одни тупицы безмозглые — они не видят очевидного, как говолил дядя. Все улики были плотив тебя.        — Дядя говорил? — удивлённо спросил Ватсон, ничего не понимая.        В этот момент в камеру вошёл высокий мужчина с черными кудрявыми волосами и в длинным пальто, а в его руках была одежда: джинсы, рубашка, куртка и пара носков, которые лежали в ботинках. Он прошел к отцу с дочкой и, положив одежду на койку, присел перед ним. В какой-то момент у него в руках появились ключи, и он освободил заключённого от предмета, который его сковывал на протяжении двух лет. Джон, всё ещё ничего не понимая, тупо смотрел на друга. Внутри капитана была пустота одновременно с ноющими чувствами.       — С-спасибо, Шерлок, — слетело с губ Ватсона, когда Холмс поднялся и отошёл.        — Только ради Рози, — холодно ответил тот. — Она хотела отца.       «Что?» — мысленно спросил военный, и в этот момент к камере подошёл крепкий мужчина и грубо сказал:        — Джон Ватсон, на выход! Вы свободны.        Где-то в груди доктора вспыхнули самые разные чувства. Он не мог выбрать, какие из них можно показать внешне. На уголках губ сверкнула мягкая улыбка. Он посмотрел на дочку.        — Пойдём отсюда, — неуверенно, но четко сказал Ватсон, встав на ноги. Мышцы почувствовали блаженство, прежде скованная нога всё ещё покалывала, но Джон не обращал на неё внимание. Он смотрел на выход из этой клетки, но не осмеливался пойти, ведь он должен понести тяжкое наказание за все совершённые убийства. Его потерянный взгляд пал на Шерлока. Тот, забрав вещи, оставленные им на койке, первым вышел из сырого помещения наружу и остановился, ожидая освобождённого. В холодном взгляде детектива не было никаких чувств, он просто наблюдал, как и всегда. Врач, держа Розамунд на руках, последовал за ним, но, сделав несколько шагов, он поморщился от сильной боли в колене.        — Папа! Остоложно! — испугалась девочка, когда ей показалось, что он чуть не упал.        — Всё хорошо, Рози. Сейчас пройдёт, — сказал Ватсон, а в уме добавил: «Наверное…»        Когда Джон вышел из четырёх стен, его направили переодеваться. Наконец он снял позорную одежду в полоску и вернулся в свой привычный вид. Он не мог поверить, что Шерлок каким-то образом опроверг девять его настоящих убийств. Доктора мучила совесть. Он должен был сидеть в тюрьме до конца своей поганой жизни. «Ради Рози», — крутились слова детектива в голове Джона. Разве младшего Холмса это может остановить? «Странно это всё», — заключил врач, когда переодетый вернулся к дочке и поднял ее на руки, посмотрев на друга. «Считает ли он меня другом?» — с грустью подумал бывший военный, когда вновь заметил у Шерлока хладнокровие к происходящему. На выходе из тюрьмы доктора встретил Лестрейд. Он был рад его возвращению и «невиновности». Шерлок стоял в стороне возле такси.        — Прости, Джон, что сразу не поверили. Нас пытались запутать, благо, Шерлок помог. Он несколько месяцев бился за твою свободу… — продолжал рассказывать Грег, но Ватсон его дальше не слушал. Фраза «Он бился за твою свободу» завела капитана в ступор. Почему-то Шерлок решился опровергнуть все улики, в которые он со злобой тыкал носом провинившегося друга. «Как у него это вышло? Впрочем, неважно. Это же Шерлок. Почему он это сделал? Если узнают, то его посадят. Зачем? Он, вроде, не гей и чувствами не пылает…» После разговора бывший военный сел в такси и уехал домой.        По прибытию на Бейкер-стрит 221Б, Джона ждал приятный сюрприз от миссис Хадсон в виде великолепного ужина. Все сели за стол: Джон, Рози, миссис Хадсон и Грег. Шерлок предпочёл остаться в стороне, не желая ничего говорить и слышать. Капитан из-за этого чувствовал себя неловко, ведь, помимо него, правду знал только Холмс. Оставалось врать всем в лицо. Празднование продолжалось несколько часов, за это время детектив куда-то ушёл. По окончанию, все разъехались по домам, а Джон пошел укладывать спать свою трёхлетнюю дочку. Уложить Рози было намного сложнее, чем раньше, как показалось отцу. Выполнив этот непростой пункт, мужчина вернулся в гостиную и сел в своё кресло, смотря на пустующее противоположное.        Не смотря на хладнокровие Шерлока, Джон считал его своим единственным и лучшим другом. Приговорённый заключённый, смотря на ножку чёрного кожаного кресла, глубоко ушёл в свои мысли. «Почему он вернул меня? Для чего?» — рассуждал военврач. В груди что-то сжималось, а сердце билось быстрее. Ощущение пустоты никуда не ушло. Он пропустил первые шаги и первые слова своей единственной дочки. Он потерял друга и его доверие. Социопат даже перестал считать его врачом. Но почему тогда он бился за его свободу несколько месяцев?       От ступора Джона вывел неожиданно появившийся из-за спины Холмс — он со стороны левого плеча дал ему в руки чай. Посмотрев на кружку, Ватсон удивился и буквально провалился. Это была белая кружка с рисунком красной змеи, ползущей вверх к короне, по бокам которой раскинулись зелёные ветви, и снизу надпись: «Медицинский корпус королевской армии». Джон знал, что Шерлок не считает его врачом после серии спонтанных убийств. С чего такой подарок? И он был точно уверен, что кружка давно разбилась, и домовладелице пришлось её выкинуть. Такого предмета больше нигде не было, и из этого простой вывод — детектив сделал её на заказ. В непонимании доктор повернул голову в сторону социопата. В один миг всё замерло, по телу побежали мурашки, а после сердце начало набирать бешеные обороты — его губ коснулся Шерлок Холмс. Как только Джон попытался ответить на поцелуй, детектив сразу же сел в своё кресло, положив рядом с другом флешку. Врач был в ступоре. Он не знал, что говорить и делать. Его взгляд фокусировался на губах Холмса, а внутри появилось приятное и одновременно ноющее чувство любви к этому человеку. «Если это был твой чертов эксперимент, то я повешусь», — это было первым, что пришло ему в голову. Наблюдая за реакцией Ватсона, Шерлок решил посвятить его в дальнейший вопрос об этой флешке.        — На этой флешке содержатся первые шаги и слова Рози.        Услышав его приятный баритон, Джон вышел из очередного ступора и тихо прошептал:        — Благодарю… — выдавил он, не зная, что ещё сказать. Он был под впечатлением хоть и короткого, но значащего поцелуя.        — Вопросы?        — Почему ты меня… вернул? Я ведь тебе не друг даже.        — Не будь к себе так строг. Ты мой лучший друг, чтобы я не говорил. Но твои деяния меня разочаровали…        — Прости. Надо было сразу сказать, — виновато проговорил доктор, опустив взгляд на кружку. — Спасибо за всё.       Детектив кивнул, ожидая следующего вопроса.        — Почему ты сделал это? — Джон накрыл рукой свои губы. Холмс сделал ему больно, спонтанно поцеловав его.        — За время твоего отсутствия я кое-что понял. Это противное ощущение в груди было не гневом, как я думал. Я люблю тебя, Джон Ватсон.        Доктор поднял на него взгляд расширенных зрачков. Такая спонтанность и спокойствие при таких словах его удивляла. Пустота внутри него заполнилась. Было неповторимое и совершенно неописуемое приятное чувство.        — Я тоже, Шерлок. Я тоже… — дрожащим голосом проговорил он, отпивая вкусный чай. Никак не отреагировав на признание, Шерлок поднялся и направился в свою комнату. Бывший военный отставил кружку и обнял детектива, прижавшись к его груди.        — Просто заткнись, Шерлок. Молчи, — четко проговорил он, вдыхая любимый и уже забытый аромат несносного друга. — Ты же понимаешь, что понесёшь ответственность за своё враньё перед судом?        — Конечно понимаю. Но этого не случится.        — Спасибо ещё раз. Я знаю, что ничего не достоин в своей поганой жизни…        — Ты, может, ничего не достоин, но твоя дочь заслуживает лучшего отца, — перебил его Холмс.       Джон ничего на это не ответил. Он посмотрел в его глаза, а после встал на носочки, обвил его шею руками и втянул в долгожданный поцелуй. Для него началась новая жизнь, которая будет полна приключений, опасностей, и будет пропитана сантиментами. Он счастлив. Они счастливы.