Холмы

Баки — зимний солдат, наёмный убийца, агент гидры. Эти мысли роились в голове Стива, и он, кажется, был не в силах их унять ни дорогим алкоголем, ни спаррингами с Железным человеком. Тони над ним смеялся: «Никак не можешь перестать думать о своей принцессе?» Но, видя убитое состояние друга, все же решил помочь. — Не вини себя. Роджерс, неужели ты думаешь, что мог бы это исправить, не сделав хуже? — Старк сел рядом, опрокидывая стакан рома — пьяного человека может понять только пьяный человек. — Знаю, что мог, — Кэп наполнил коричневой жидкостью всё тот же стакан и принялся крутить его в руках, будто ожидая джинна «не из бутылки», чтобы загадать своё единственное желание. — Хочешь, я избавлю тебя от этих ошибочных суждений? — Ты можешь попробовать, — всё так же вяло отмечал приятель. — Только потом в ещё большую депрессию не впадай, — Старк достал телефон и набрал номер. По большому помещению эхом разлетелись гудки. Но через пару секунд их сменил грубый голос. — Здравствуйте, мистер Старк. Чем могу быть обязан? — Помнишь, за тобой должок? Так вот, развей надежды одного бодибилдера. Много времени не займёт, — ответил Тони, опустошая второй стакан, и, не дожидаясь ответа, отключился. Спустя несколько секунд в середине гостиной вырисовался большой огненный круг, и из него выступил профессор Стрэндж, укутанный в свой плащ. Он вальяжно прошелся по гостиной, осмотрел её, останавливаясь на двух мужчинах, распивающих алкоголь. — Алкоголизм — это дело гиблое. Что от меня требуется? — спросил профессор, подходя ближе. — Альтернативные последствия, ему нужно их увидеть, — Тони толкнул своего друга в бок, чтобы обозначить, кому именно, хотя в помещении их было всего трое. — Это действительно просто, — Стивен улыбнулся, в его привычке было смотреть на пьяных людей, как на милых животных. — Я отмотаю время в твоих воспоминаниях. Кивни, когда захочешь в них что-то изменить. — Он зашёл за спину Роджерса, сложил как-то причудливо руки, а после коснулся его виска. В голове у Стива Всё пошло обратным чередом, будто откатывают съёмку назад: вот он еще не пьян, через секунду они пытаются загнать обратно всех иноземных тварей, его пробуждение, после долгая-долгая темнота, кома, падающий самолёт, поезд, он видит, что Баки летит вверх, и сейчас они вновь рядом. Кэп кивает. *** Время вновь идёт, как ему положено. Роджерс хватает приятеля, но не может его удержать, и они вместе летят вниз. Он умудряется крепко обнять своего друга и практически кричит ему на ухо: — Мы не умрем! — они падают на деревья, ветки слегка замедляют скорость, но Роджерс чувствует, как ломаются его рёбра. Ещё секунда — и они в снегу. Он не может встать, Баки лежит сверху. Поднимает на него глаза, они лихорадочно бегают в разные стороны. Шок. — Даже не знаю, что сломало мне рёбра, — падение или твои объятья. — Стив шутит. Он рад, действительно рад, даже если никогда больше не сможет встать. Барнс ослабляет хватку. Тоже улыбается. Позже, спустившись под склон холма, разведя костёр и наломав веток, чтобы не сидеть на снегу, они разговаривают. — Ты сумасшедший, — смеётся Баки, — кому бы в голову пришло помирать вместе. И Стив хочет сказать, что знал о том, что умереть не удастся. Но не может, слишком сложно объяснить всё происходящее. Вместо этого, собравшись с мыслями, решив, что нужно сделать всё, о чем жалел, отвечает: — Если я сумасшедший, то только потому, что влюблён. После они целуются, долго, самозабвенно, будто нельзя терять ни секунды. Стив знает, что это правда. Баки только смеётся, говоря, что у кого-то разыгралось либидо. Им предстоит долгая дорога к лагерю. Но эти дни, когда они ставят ловушки, чтобы поймать животных, поднимаются на холмы, спускаются с них, строят шалаши, разводят костёр, кажутся Роджерсу лучшими днями в жизни. Очередное утро начинается со снежка, брошенного в лицо. Барнс, улыбаясь, говорит: «Не хочу, чтобы таял снег, мне безумно нравится так тебя будить», а Роджерс, слегка размявшись, прыгает на него и роняет в сугроб. После, сам поднимаясь и снова целуя в холодные губы, отвечает: «Я тоже». Но снег тает, и вместе с последним растаявшим сугробом они возвращаются в лагерь. Все были очень удивлены их появлению. Стивен даже подумал, что это приятное ощущение, когда тебя хоронят заживо, а потом несколько дней празднуют возвращение. Новости с фронта давали хорошие прогнозы на окончание войны, а Говард со дня на день собирался жениться. В вечер перед свадьбой Баки влетел в его палатку, воодушевленный красивым закатом. И уже спустя несколько минут, поднявшись на вершину холма, они сидели, любуясь небом. Барнс был на удивление сентиментальным, говорил много и обо всем, а позже, утомившись, положил голову на плечо Кэпу. — Это здорово, — сказал он, протягивая гласные. — Что именно? — Ну, вот так сидеть здесь. Если присмотреться, даже видно деревню, церковь, ну, купола, тюрьму, а если повернуться и смотреть в другую сторону, то бесчисленное количество прудов. Как будто ты на границе природы и цивилизации. — Роджерс ничего не ответил, только закинул руку тому на плечо, и Баки, до этого обнимавший свои колени, положил свою кисть сверху. — Скоро должны наши с разведки вернуться, — не унимался он, — а завтра праздник. Давно у нас не было праздников. Он замолчал, поднимая свои полупрозрачные глаза вверх, и Стив последовал его примеру. Небо совсем уже затянулось облаками, воздух сгущался. Скоро, наверное, закапает дождь и пора бы спускаться, но так хотелось остаться здесь. Где-то вверху пролетел вражеский самолёт. Разведка. Рождерс наклонил голову и поцеловал парня в макушку. Тот заулыбался так по-детски наивно и уронил его на землю. Начал целовать лицо, без разбора: щеки, скулы, веки, уголки губ, а потом и губы, втягивая в долгий поцелуй. Едва их языки переплелись, начался дождь, и оба они лежали в грязи, промокшие насквозь, но никак не могли отпустить друг друга. В один момент Баки поднял лицо к небу, засмеялся и сказал короткое: «Пора». А на следующий день была свадьба. Говард Старк в костюме, его избранница в светло-кремовом платье и с букетом васильков, пьяные сослуживцы, громкие песни, танцы. Изрядно выпив, двое опять захотели почувствовать друг друга, сбежать от чужих глаз. И пошли на холм, обдуваемые свежим ветром, по грязи и заросшей буревестником тропинке, мимо пасущихся коров и собак, призванных их охранять. Солнце, садясь за горизонт, светило ярко, они сидели напротив, почти ничего не видя впереди, вновь целовались, запуская руки под одежду, выдыхая раскалённый страстью воздух друг другу в уста. Вдруг послышался лай. Барнс мгновенно вскочил и, бросив короткое: «Я посмотрю», спустился вниз, вдоль ручья. Стив остался сидеть, счастливо и как-то даже по-глупому улыбаясь, пока не услышал короткий крик. И он вскочил, побежал, напрямую, со свистом раздвигая кусты, пока не увидел своего возлюбленного, что лежал на спине, а в груди его был топор. Кровь струилась вниз, вместе с ручьем убегая к празднику. Впереди стояли двое немцев, ещё не успевших отстегнуть парашюты. Роджерсу хотелось на колени упасть, кричать богу, спросить, за что с ними так. Но больше хотелось свернуть им шеи, и он, озверев, побежал, встречая грудью свинец. Сколько в нем было пуль? Наверное, восемь или девять, когда, не дойдя два метра, он упал на колени, видя испуг в глазах противника. У него самого же текли кровавые слезы убитой любви. Убийцы тащили их в рощу, пачкаясь в крови. Двух солдат, двух героев. Часом позже Говард почувствовал металлический привкус воды. Ещё через десять минут, поднимаясь на холм, увидел коров, слизывающих кровь с травы, через пять — два вновь встретившихся тела на дне заросшего пруда. Он стоял, не в силах вымолвить ни слова, пока его невеста пыталась найти в лагере своего мужа, злясь на его исчезновение. Два тела лежали на дне пруда, два человека, которые любили друг друга всё то время, которое у них было. Два человека, похороненные на том холме, где прошли лучшие моменты их жизни. Одна могила, усыпанная гвоздиками. Один из сотен таких же холмов в округе. *** — Хватит! — Роджерс открыл глаза, полные слез. Он встал и вышел из гостиной, вызвал лифт и, только войдя в него, с силой ударил дверь. Сполз вниз по стене и позволил слезам течь по щекам. Самые счастливые секунды его жизни стали самым грустным сном. Роджерс понял — лучше пусть Барнс будет вывернутым наизнанку, искалеченным душой человеком, но будет жив. Вечером они нечаянно пересеклись со Старком в коридоре, тот положил руку ему на плечо, крепко сжал его и сказал: — А ещё мы бы проиграли игру, мой отец умер бы, а я не появился на свет. Так что спасибо, Стив, ты подарил мне жизнь. Тогда ты многим подарил жизнь.