Техасская девочка

Клод учит Питера воровать на улицах. Клод учит Питера архивировать себя, вытаскивая в голове папки упорядоченно, четко, без промедления — по именам вскрывать и по одиночке. Он в Петрелли привычку разделять вырабатывает, чтобы не взорвался, не впитал слишком много в себя юный мальчик, а потом Питер в секунду летит с многоэтажки вниз, воздухом соленым от страха наполняя легкие. Спасёшь девушку — спасёшь мир. Парень видит перед собой Клэр вспышкой, ярким солнечным лучом, ворвавшимся в сознание, и улыбка ее грустным эхом расцветает на асфальте за мгновение до. Ему, оказывается, забывать Беннет нельзя, хоронить в закаулках памяти категорически запрещено, иначе ведь от Петрелли останутся только нестираемые багровые пятна на желтом покрытии убера — маленькая черлидерша сквозь десятки миль ощущается теплым летним дождем на местах сроста хрупких костей, что не привыкли не умирать. Питер же медленно выходит из состояния внутреннего анабиоза — сосредоточения каждой клетки в организме, техасскими запахами растворяющихся по щелчку. А Рейнс рядом продолжает что-то монотонно говорить, но изо рта его не вылетает и звука — белизной раскаленных пляжей в памяти играют волосы Клер Беннет. Петрелли дома яростно пытается достать папку с именем Айзека Мендеса; тот ведь незримое в тумане разглядеть способен. Глаза с энной попытки концентрирования чувств заполняет молоко — картинки смазанные давят грузом на переносицу, жужжат и бьются. Питер кистью по бумаге, будто росчерком топленого заката, вырисовывает силуэт, томящийся под ребрами, зудящий, хоть дотронься — в голове круг солнца пересекает ночь, за границу чужих орбит уводя загорелую девочку-Клер. А здесь, в реальности ньюйоркской квартирки, в застиранно-желтом свете настольной лампы у парня на руках — медь и уголь, на столе — а-один, исписанный от края и до края. Между розовыми облаками будущим предзнаменованием горят цифры — они складываются в плюс один, двести десять и еще девять витиеватых, концами цепляющихся за ладонь. Питер вбивает номер дрожащими пальцами в быстрый набор; по ту сторону слышатся шипящие гудки. Петрелли заговаривает первым: — Алло. — голос кажется неестественно не своим, неправильным кажется, дурацким и выцветше-серым. — Кто это? — память рисует сдвинутые озадаченно светлые брови, бело-красную форму группы поддержи, и уверенность слабо угасает отчего-то внутри. Питер же чувствует себя школьником — не спасителем, не чудом природы — подростком, которому девчонка из параллельного понравилась впервые в жизни. — Клер, это Питер. — а после Беннет молчит, потому что представляет — бежевый ворот пальто, спадающая на лоб прядь темных волос и улыбка, отражающаяся на лице, когда с придыханием Петрелли шепчет «ты особенная». — Мой герой, я скучала. Ее слова на веки ложатся медовой вязью — это еще не влюбленность, точно не любовь, но явное противоречие любым законам. Питер слушает Клер, закрыв глаза.