Будь благодарен ей.

Огонь приятно потрескивал в очаге, а старая женщина от скуки ворошила горящие головешки толстой палкой. – Бабушка, у нашего порога волки, – завидный восторг неумело скрывал нотки испуга в голосе озорного мальчишки, что, не теряя ни секунды, подбежал к своей бабке и принялся дергать ту за тяжёлую шерстяную юбку. Старуха тепло улыбнулась, отчего глубоких морщин на её лице прибавилось, вызывая невольное сравнение со своеобразными ветками древнего дерева, полностью исполосовавшими ей лицо. – Очень хорошо, – мягким, словно шерсть, голосом протянула она и, тяжело поднявшись, маленькими шажками на хлипких ногах побрела через весь дом к яме, вырубленной в заледенелой земле и прикрытой грубо вытесанными половицами. Она еле вытащила оттуда недурной шмат оленины, коего хватило бы на неделю, а то и больше и потащила его к выходу. – Помоги открыть дверь, дорогуша, – попросила мальчика, и тот выполнил всё в точности, как велела женщина. Порыв дерзновенного ветра ворвался в дом, швырнув в лицо пригоршню острых, как маленькие кинжалы, снежинок. Он заключил в убийственные объятия огонь в очаге, угрожая в любую секунду лишить его жизни, а заодно и обитателей маленького скромного дома. Они ждали. Рассевшись неровным полукругом, звери неустанно следили за людьми. Полные ледяной жестокости, жгучей ярости, необъятной холодности под серыми шкурами, под мясом и костями. Женщина сделала несколько шагов к ним навстречу и ноги её едва не подкосились от холода и навалившего снега, по которому было трудно передвигать старые конечности. Она почтительно преподнесла им мясо и с серьезным видом поклонилась, а после пошла обратно к дому. Волки с диким рвением разорвали оленину на меньшие куски и ушли, держа в зубах каждый по ломтю. – Бабушка, зачем ты отдала им нашу еду? – недоуменно спросил мальчик, неуверенно выглядывая за порог всё это время, пока волки не ушли. Теперь он стоял в дверях хижины вместе с бабкой, наблюдая за удаляющимися хищниками. Старуха тут же посуровела. Отвесив мальчишке смачный подзатыльник, она грозно произнесла: – Нужно проявлять уважение к тем, кто приютил тебя на своей земле, – а после добавила куда более величественно, выкрикивая в темноту ночи: – Это дар Скади! Мальчик обиженно потер ушибленное место. – Отец говорил, что она умерла вместе с остальными гримтурсенами… как тогда она примет твои дары? В глазах старой женщины заблестело безумие. Резким толчком в спину она вышвырнула мальчишку из-под спасительной в столь суровую ночь крыши прямиком в снег, коего собралось уже по колено. – Ты стоишь на её земле, непутевый мальчишка! Ты стоишь на ней! – она воздела руки вверх, выходя на снег к внуку. – Смотри же, смотри! С Севера, покуда хватает взгляда, до Юга, пока на устанешь смотреть – она! Из кости Имира сотворены наши горы, а она похоронена под ними, под горами, вышедшими из воды. Утонувшая в крови и похороненная под костями, Лыжница уснула мертвым сном! Голос старухи охрип, но она продолжала выкрикивать слова, уже не обращая внимания на мальчика, сердце которого наполнилось восторгом и воинской храбростью. Он подскочил и стал завороженно оглядывать всё вокруг, стараться заглянуть за горизонт. Наконец старуха умолкла. Пошевелив немного нижней челюстью, словно пережёвывая следующие слова, она наконец выдала своим привычным мягким как шерсть голосом, в котором чувствовались стальные нотки важной истины в незыблемом наставлении: – Она умерла, но кровь её всё ещё течет в жилах волков. В них и в снегу, по которому ты ходишь; в стреле, которую пускаешь; в северном ветре, раздувающем твой костер. Будь благодарен ей за это.