Грязный танцор

      Машина черного цвета пронеслась за спиной Аобы, как только он вышел оттуда. У него не хватало смелости вернуться в дом бабушки Тае. Конечно, он скучал по ней, но что он мог ответить ей на вопрос «Где пропадал и чем ты занимался?» Но больше всего Аобе было стыдно возвращаться к Коджаку, который так искренне и чисто его любит, когда Аоба трахается с прежними знакомыми направо и налево.       Пересилив себя, Аоба ступил на родной порог. Его переполняла грусть и одновременно с этим ностальгия. Хоть он и часто приходил навещать бабулю, оставался он ненадолго, и уже давно позабыл, каково возвращаться сюда именно с целью остаться. За незапертой дверью было всё так же как и раньше. Всё стояло на своих местах, словно и не двигалось с момента последней встречи Аобы и бабули. Серагаки предположил, что с бабулей произошло нечто ужасное в его отсутствие.       Услышав звук закрывавшейся двери бабуля тут же подбежала смотреть, кто пришел. Увидев внука, её уставшее лицо помрачнело ещё больше. Она вздохнула и тяжко выдавила с недовольным видом:       — Ах, это ты… Чего в такую рань пришёл?       — Привет, бабуль. Можно я у тебя останусь? — Произнес Аоба с долей вины за такое раннее беспокойство.       — Да. Конечно… Но мне надо с тобой поговорить.       Парень насторожился. Неужели ей сообщили такие стыдные подробности жизни её внучка? Тае пошла в гостиную, а Аоба, предварительно сняв обувь, поплёлся за ней. Вместе они присели на диван и бабуля грустно взглянула в глаза Аобы:       — Понимаешь, что ты натворил? — Она нахмурилась.       Аоба был в ужасе, осознавая, что бабушка могла видеть фотографии, к которым он сам не осмеливался даже приблизиться. Он стыдливо опустил голову и прикрыл лоб ладонью, понимая в каком же неловко положении он оказался. Не прекращая извиняться и оправдываться, он плакал.       — Всё хорошо, успокойся. Ты не виноват. — Тае успокаивала внука, гладив его плечо. Конечно, она была недовольна его выходками, но видя его искреннюю реакцию, ей стало жалко. — Иди наверх, проспись. Если он не ушел…       Аоба не понял, что значила последняя фраза, но поблагодарил бабулю и поднялся на второй этаж к своей комнате. Первым, что он заметил там был Рен, лежащий на своём прежнем месте. Похоже, он находился в спящем режиме. Серагаки вспомнил, что не оставлял его здесь, но ход его мыслей перебил знакомый голос, имевший оттенок печали.       — Ну, здравствуй, Аоба.       На балконе сидел Коджаку. Он выглядел измученным: тёмные распущенные волосы были запутаны, алые глаза больше не светились, как прежде, а вокруг него самого были разбросаны окурки его сигарет. Видимо, он искал Аобу всё это время и закончил поиски у него дома.       — Неплохо ты в «Блэк Нидл» время провел, да?       — Я… — Аоба хотел бы возразить, но сразу понял, что мог сделать всё гораздо хуже. Он смущённо отвел взгляд и что-то тихо мямлил.       Коджаку встал со своего места и медленно подошел к своему парню, глядя прямо в глаза, желая узнать правду. Аоба заметил, что вблизи Коджаку выглядел ещё хуже с его бледной кожей и огромными синяками под глазами. Тот непрерывно вглядывался в лицо Аобы с леденящим презрением. Всё, что оставалось Аобе — это верить, что возлюбленный ничего не знал о его времяпровождении.       — Я перелопатил практически весь район, разыскивая тебя. Ты знаешь, как сильно я волновался? О, даже не подозреваешь. Я не спал всё это время, надеясь, что ты вернёшься и скажешь, что просто задержался у бабули! Но вместо этого ты шлялся по клубам и олигархам, вытворяя такие постыдные вещи, что я и не знал, что ты так можешь!       — Я бы не вернулся, если б не сделал этого.       — Хочешь сказать, тебя заставили?       — Трип и Вирус. — С неуверенностью признался Аоба.       — А мне казалось, что твои любовнички сами прислали мне всё это.       — Что прислали? — Серагаки был поражен. Значит, Коджаку не только знал, но ещё и видел. Казалось, внутри его души абсолютно всё было заполнено сожалением и стыдом, но слова не могли вырваться.       — Отличные фотографии, кстати. — Коджаку произнес сдавленным голосом и указал на место, где они лежали. Когда Аоба приблизился к ним, то увидел, насколько отвратительного содержания они были.       Засняты были абсолютно все моменты, где Аоба изменял Коджаку. Причём с таким видом, будто бы от происходящего он тогда был в абсолютном восторге. Обоих тревожит вопрос, как именно были сделаны те фотографии, но оба парня словно застыли в той тишине. Аоба заметил, что некоторые из фотографий были разбросаны самым нечеловечным способом. Коджаку снова обратился в монстра?       — Из-за них… Я опять… — Коджаку всеми силами сдерживал себя, чтобы не завыть от душевной боли. — Никто не помог мне в этот раз. Я… Я еле справился, чёрт побери! — Он обернулся лицом к Аобе и выглядел отчаянно. — Потому что мне обидно! Мне обидно, что я до сих пор, как последний дурак, надеюсь, что этого не было на самом деле! Мне ещё больше обидно, что я до сих пор хвастаюсь за тебя, чтобы не стать тем животным! Почему ты не сказал мне? Почему никто толком не мог мне объяснить, что с тобой произошло?!       Коджаку был просто в ярости, которая больше напоминала тоску. Аоба подбежал к нему и обнял, чтобы утешить. Ему самому было трудно видеть, как тот, кого он знает с детства так сильно страдает. Но ничего уже не вернуть. Доверие было потеряно навсегда.       — Я всё ещё люблю тебя… — Шептал Коджаку, так и не обнявший Аобу в ответ. — Но больше не хочу быть с тобой. Я не могу простить тебя, понимаешь?       — Я и сам не могу себя простить. Если бы столько всего не стояло на кону, я бы сбежал. Честно.       Коджаку резко поцеловал Аобу. Так отчаянно и дерзко, словно они прощались навсегда. Каждый из них хотел вернуть всё, как было, этим поцелуем, который был полностью пропитан грустью расставания. Оба понимали, что эти объятия были такими нежными и теплыми в последний раз.       — Я ухожу. — Сказал Коджаку, резко отстранившись. — Вещи я вечером привезу, можешь не беспокоиться.       Брюнет пошёл вниз. Бабуля снова резко встала со своего места и подбежала к Коджаку. Тот вежливо попрощался и поблагодарил за всё, что она сделала для него. Поцеловав ей руки, он удалился. Аоба наблюдал за их прощание лишь с лестницы. Он понимал, что они с Коджаку не будут состоять в хороших отношениях и от этого становилось ещё печальнее. Столько вещей осталось недосказанными, что и вспомнить было трудно.

***

      С тех пор прошло несколько месяцев. Коджаку так и не осмелился вновь поговорить с Аобой, как и сам Серагаки. Насколько раз они виделись в городе, но парикмахер специально не обращал на бывшего парня внимания, продолжая общаться с девушками, которые вновь окружали его. Он не был счастлив, ведь всё ещё тосковал по прежнему времени.       Аоба тоже старался игнорировать Коджаку, ведь уважал его решение расстаться, чтобы не причинять ещё большей боли друг другу. Трип и Вирус вновь забывали его работать, но тот не соглашался ни при каких условиях, и в итоге перестал так сильно их интересовать. Пару раз Аоба ловил себя на мысли, что быть может, он ещё раз станцует в том клубе, но только для того, чтобы не вспоминать ни о ком, а полностью отдаться танцу. Рана, оставленная Коджаку, периодически напоминала о том, что он не годен больше на то, чтобы быть любимым кем-то.