1886

1886 Утренний бульвар залит солнечным светом. Город только начинает свое пробуждение, но рабочие и государственные служащие уже спешат на свои незыблемые посты. Игра струн, смешавшись с шелестом сочно-зеленых листьев, пробивается в городские улицы. Юноша умело перебирает струны худыми и ловкими пальцами, вскинув голову вверх и подставив лицо яркому светилу, от чего угольные волосы пропускают солнечный свет через спутанные у висков кудри. Молодой человек шевелит губами в такт собственно созданной мелодии, и танец его губ изредка прерывается улыбкой благодарности неравнодушным людям, которые кидают в чехол от инструмента медяки. Когда городские часы напоминают жителям о наступлении полудня, парень прекращает очередную гитарную импровизацию, в которую, как и в сотни прежде, он вложил часть себя. Собрав медяки горячие, словно угли от палящего солнца, и заботливо уложив свою вечную подругу и кормилицу в чехол, Лэмюэль срывается на ускоренный бег. Потому что его мечта не ждет, в прямом смысле этого слова, до отправления корабля парня остается едва четверть часа. Создается впечатление, словно весь городишко собрался на небольшой пристани, чтобы проститься с судном, которое так чрезвычайно редко посещает его. Приближаясь к пристани, Лэмюэль еще издалека приметил корабль, начавший издавать финальные гудки, призывая пассажиров заканчивать посадку и провожающих покидать судно. Парень буквально высыпал в ладони кассирши средних лет свои гроши, продолжая переводить дыхание после бега длиною в пару-тройку километров. Билет на этот корабль – последняя веточка в новую жизнь. Ведь задержись он еще на месяц в этом маленьком, с виду приятном, но на самом деле мерзком и гнилом городе, он превратился бы в одного из представителей жалких низов, неспособного ни к чему кроме пьянства, азартных игр, дебоширства и насилия. -Не хватает пяти фунтов на самый дешевый билет, - сурово произносит кассир, но ее глаза выдают материнскую печаль и сострадание по отношению к Лэмюэлю.- Мне жаль, ничем не могу помочь,- она протягивает деньги парня обратно. Больше юноша не слышал ни гула судна, ни переплетающихся разговоров людей на пристани. Сухой кашель схватил легкие парня, от чего ему пришлось спуститься вниз к земле, но и на это ему было глубоко плевать, осознание упущенной мечты и образ мертвой жизни стояли пред его глазами. Неожиданно гул толпы смолк, сменившись на едва уловимые ухом шепотки и завистливые взгляды, и люди подобно стаду расступились, создавая проход. Вперед шли двое статных мужчин, брезгливо избегающих любого соприкосновения с зеваками и всем своим видом показывающих, что собравшиеся здесь им не чета. За ними, грациозно семеня ножками в голубых лаковых туфлях, двигалась женщина, чей взгляд учтиво скользил по толпе, но не останавливался ни на ком. Одна бледная ручка ее придерживала зонтик, с кружевной оборкой по краям, для защиты от палящего солнца, другой рукой женщина держала подол искусно сшитого платья. Позади нее были такие же невозмутимые мужчины, как и впереди. Их появление длилось не меньше минуты, но казалось, будто бы время прекратило свой бег и тянулось, подобно ленивой улитке. Лэмюэль, подхваченный всеобъемлющим чувством зевак, приметил нечто голубого цвета среди ботинок разного вида, материала и качества. Поднявшись с колен, юноша протиснулся через вновь сплотившуюся толпу, чьи разговоры теперь только и занимало обсуждение появления таинственной четы. Голубой платок, который поднял Лэмюэль, был в тон платью и зонтику бледной женщины, запах духов которой по-прежнему витал в воздухе. Это был его шанс, поэтому с криками «стойте!», не обращенными ни к одному из пассажиров, Лэм поднялся на палубу корабля, сменив толпу провожающих на толпу пассажиров, располагавшихся на карме корабля.