Последователи

Томас и Маркус с облегчением покидают дом Портеров. Они коротко обсуждают свои впечатления, борясь с усталостью от предшествующей долгой дороги и столь сумбурного вечера, и ищут недорогой мотель. Были ли Портеры странными? Определенно, да. Был ли виной тому демон? Очень сомнительно. Это была некогда крепкая и счастливая семья, которая сейчас была подкошена горем. У Портеров ушла земля из-под ног со смертью Джерарда, и каждый из них пытался справиться с потерей по-своему. Дерил пытался освоиться в свалившейся на голову роли главы семьи, что не так просто, когда один его брат тяжело болен, второй довольно неуправляемым, а сестра дерзкий подросток на юношеском максимализме. Маркус помнит, как он думал, что подозрительно то, что взрослый мужчина не устраивает свою жизнь, но сейчас он понимал, что Дерил пытается быть ответственным и не дать своей некогда дружной и счастливой семье распасться окончательно. Джейсон справлялся с болью иначе, агрессивно опекая остальных и выплескивая скопившийся в душе гнев за потерю деда на окружающих. Лора находилась в сложном возрасте, и потеряв человека, которого она уважала и которому позволяла влиять себя, потеряла и направление в жизни. Саймон был просто больным парнем, который стал еще более больным, когда лишился любимого родителя, которого он не так уж и давно обрел. Они принимают решение отыскать отца Лукаса завтра, выслушать и его тоже, на всякий случай, ведь его мнение было вкратце передано им через Беннета и Портеров. Но скорее всего они попросят его оставить Саймона в покое. Когда они, наконец, добираются до крошечного душного номера, Томас закрывается в воняющей хлоркой ванной, а Маркус падает в постель, не имея моральных сил даже на душ. Но столь долгожданный вожделенный сон не приходит к нему. Ему не хочется этого признавать, но слова Саймона растревожили старые раны на его душе. Он слишком хорошо знает какого это быть «ненужным» ребенком, одиноким и всюду нежелательным и лишним. Подвергаться насмешкам от сверстников и высокомерию взрослых за то, в чем он не виноват и чего не выбирал. Видит Бог, сам Маркус так нуждался в ком-то, как Джерард, ком-то, кто сказал бы ему, что он нужный, что он способный, что он достоин чего-то хорошего в этой жизни, в ком-то, кто поверил бы в него, чтобы Маркус смог сам поверить в себя. Возможно, он нуждался в ком-то, как Дерил, кто готов бы был взять на себя ответственность, когда все станет плохо. Возможно, он даже нуждался в ком-то, как Джейсон, кто заступился бы за него с яростью, когда он был слаб и подвергался нападкам. Возможно, он нуждался в ком-то до сих пор, и его сердце болело. Еще совсем недавно он думал, что нашел Томаса, с его всегда чистыми намерениями, с неисчерпаемым пониманием и прощением, и с его добрыми глазами и улыбками, которые порой заставляли Маркуса сбиться с мысли. Но не успел он свыкнуться с мыслью, что, кажется, наконец-то, обрел друга, в котором всегда так нуждался, как между ним и Томасом разверзлась пропасть. И Маркус был разбит тем, что он понятия не имеет почему. *** Томас до отчаянья устал, но он продолжает тупо стоять под душем, пока не заканчивается горячая вода. Он медлит, надеясь, что Маркус будет уже крепко спать, когда ему придется выйти. Он не знает куда себя деть, избегая этих глаз, и он так устал молить Бога о прощении за свою постоянную ложь, но он не может не лгать. Томас не сможет пережить отвращение на лице Маркуса, если он признается в том, что тревожит его душу и разум, и тогда он потеряет друга навсегда. А может, Маркус снова скажет ему, что это последствие того, что он впустил демона в свою голову, и что его жалкое чувство – это лишь мерзость, оставленная там тварью. Томас не знает, какой из двух вариантов причинит ему больше боли. Его голова начинает кружиться, когда вода стремительно холодеет, и он закрывает вентиль неожиданно дрожащей рукой. Что-то не так. В глазах темнеет и он понимает, что реальность ускользает от него, но не успевает даже сесть прежде, чем мир затухает, отправляя его в новое видение. Томас находит себя в темноте, стоящим на краю старого, полусгнившего деревянного причала, и смотрящим на темную воду небольшого озера. Высокий камыш, растущий прямо из воды по обе стороны от причала, громко шумит на холодном ночном ветру, но все ровно не может заглушить печальный безголосый вой, раздающийся из небольшой рыбацкой хижины на берегу. В окнах горит желтый свет, а незакрытая дверь зловеще хлопает на ветру. Томас, желая выяснить причину воя, медленно, с осторожностью, подходит к этому ветхому одноэтажному зданию с облупившейся серой краской на фасаде, поднимается на сломанное крыльцо, и понимает, что дверь едва держится на петлях, будучи выбитой. Он настороженно входит внутрь, попадая на маленькую кухню, находящуюся в беспорядке, даже со свернутой мебелью и сразу понимает, что бедлам был устроен борьбой.Отчаянный прерывистый вой, теперь оглушающее громкий, исходит из соседней комнаты, вход в которую занавешен шторкой. Набравшись решительности, Томас входит. Посреди так же разгромленной комнаты стоит стул, к которому привязана девушка. На несчастную страшно смотреть, она полумертва от побоев, ее голые ноги, руки и шея черны от расцветающих гематом, а лицо опухло и нераспознаваемо под слоем засыхающей крови. Она дергается из последних сил, пытаясь вырвать свои руки из захвата веревки за спиной, слезы текут из ее заплывших глаз и она отчаянно, яростно кричит сквозь жесткий кляп у нее во рту. Сердце Томаса безумно колотится от ужаса понимания, что человек, сотворивший это, всё еще здесь, но он ничего не может сделать, не может помочь этой девушке, потому что это видение, которое ему придется досмотреть до конца, каким бы он не был. Девушка игнорирует его присутствие, так же, как и внезапно вошедший человек, что еще раз подтверждает, что все происходящее лишь видение. Томас все ровно замирает в страхе и концентрируется, пытаясь запомнить как можно больше. Ему требуется несколько секунд, чтобы узнать в крепком загорелом мужчине Джерарда Портера. Он намного моложе, чем на любом виденном фото, не старше Маркуса, у него нет бороды, а темные волосы лишь немного тронуты сединой по вискам. Томас в шоке наблюдает за происходящим, когда Джерард медленно, с высокомерием подходит к девушке на стуле. - Ты же веришь в Бога, не так ли? – спрашивает он жестким голосом. – Господь свидетель, он знает, что мои намерения были чисты. Джерард подходит вплотную к девушке и жестко хватает ее подбородок твердой рукой, заставляя смотреть на него. Бедняжка замолкает в страхе, лишь жалобно шмыгая носом. - Господь знает, я любил бы свою внучку, как ангела. Я разбился бы в лепешку, чтобы она была здорова, никогда не знала нужды, и прожила долгую и счастливую жизнь, в любви и достатке, - есть искреннее сожаление на его лице, которое резко сменяется на поразительное презрение. – Но из-за твоей непроходимой блядской тупости, ветра в твоей своенравной башке, из-за тебя твари, моя внучка, моя маленькая принцесса, мертва! Внезапно, он ударяет девушку кулаком в уже и так разбитое лицо с такой силой, что та опрокидывается на пол вместе со стулом, издав жалкий вскрик боли сквозь удушающий кляп. Томас вздрагивает, его сердце разрывается от сострадания и беспомощности. Джерард присаживается на корточки рядом с несчастной и грубо хватает ее за короткие вьющиеся волосы. - Слушай меня внимательно, сука, - говорит он негромко. – Если однажды у меня снова будут внуки, я заберу каждого из них. Томас пытается соображать, пытается сопоставлять в своей голове то, что он видит с тем, что он знает о Портерах, когда Джерард внезапно смотрит прямо на него. - Молись за них, отец Томас, - говорит Джерард с небольшой улыбкой. Непонятный животный страх наполняет душу Томаса, удушает и обволакивает, его сердце спотыкается, вызывая боль в груди, дыхание тяжелеет. - Молись за них, отец Томас. Молись за них, отец Томас. Молись за них… Вой плачущей и кричащей на полу девушки, хлопки входной двери об косяк и шум травы и камышей на ветру снаружи становятся оглушительно громкими, причиняя боль ушам Томаса, но голос Джерарда все ровно прорывается сквозь них. - Молись за них, отец Томас, - повторяет он бесконечно. Боль и животный ужас, захвативший его нутро, становятся невыносимыми. Томас чувствует, что его колени подкашиваются, он начинает терять сознание. - Молись за них, отец Томас. Он уже не помнит где он и почему, не понимает, что это видение, он просто хочет, наконец, отключиться и перестать чувствовать эту боль. - Молись за них, отец Томас. В последнюю секунду, когда мир уже почернел и затих, а боль улеглась, голос Джерарда гаркает ему, кажется, в самое ухо: - Помолись за себя, жалкий священник! Томас приходит в себя, словно вынырнув с глубины. Он хватает ртом воздух, он дезориентирован, его трясет. Томас чувствует, что две сильные руки пытаются удержать его, и он в ужасе пытается уйти от прикосновения, оттолкнуться, но попытки тщетны. - Томас! Томас, черт возьми! Успокойся! – доносится знакомый голос, заглушая страх. Он пытается успокоиться, отгородится от боли в голове, всматриваясь в лицо перед ним, и запоздало понимает, что это всего лишь Маркус. Он осознает себя замерзшим и голым, сидящим на дне ванной в мотеле. Кин склонился над ним и твердо держит его за плечи, его лицо омрачено беспокойством, даже испугом. - У меня было видение, - шепчет Томас. - Да уж, я заметил.