***
Габриэль в это время где-то на другом конце света наслаждается сладким кофе. С его встречи с Винчестерами прошло всего немного времени, и слова, сказанные Дином, до сих пор задевают. Все эти столетия Габриэль пытался забыть о Небесах, о том, что является архангелом. Давным-давно он сбежал и стал Богом Локи. Изменил всё, спрятался за маской Фокусника. Слился с этой маской. А Винчестеры, чёрт бы их побрал, принялись её радостно отдирать. Не сказать, что Габриэль злится на них за это, нет. Он сам виноват, сам подставился. Почему? Потому что вечно крутился вокруг Винчестеров, к которым необъяснимо тянуло. Пожалуй, к Сэму даже больше, ведь Дин — мудак. Или же Сэм сам по себе такой… такой… Сэм? О, как красноречиво. Габриэль подносит кружку к губам и давится, потому что в голове чётко и ясно звучит голос. Знакомый голос. «Это прозвучит очень странно. Ну… То, что я обращаюсь к тебе, Габриэль… Впрочем, ты всё равно не услышишь, наверняка давно отключился от ангельского радио». Габриэль ставит кружку на стол и ругается на нескольких языках вперемешку: на английском, на латыни и на енохианском. Он растерянно шарит взглядом по полупустой кофейне, напряжённо выпрямляет спину. «Мне жутко. Я наркоман. Я якшался с демоном и начал Апокалипсис. Чёрт, Сатана находился в Клетке так долго, а я лёгким движением руки освободил его. А потом знаешь, что?» Архангел тихо стонет и совершенно точно ничего не хочет знать. Заглушить чужую молитву в своей голове не получается. Да что же это такое?! «Потом эта сволочь является ко мне во сне и говорит, что я стану его сучкой. Все крылатые поддакивают ублюдку под кодовым именем «Захария», гоняясь за согласием Дина. Тут огребаю тоже я. И все смотрят на меня так, словно я уже Люцифер. Даже брат. И ты». Голос пронизывает всё существо Габриэля, вызывает дрожь у его человеческого тела и не даёт поставить барьер. «Даже я уже не верю в себя. Я… Я хочу его. Хочу впустить. Чёрт, я так хочу сказать ему «да», ты бы знал». Габриэль шокировано распахивает глаза и наконец полноценно вслушивается, переставая сопротивляться. Неужели Сэм… «Чтобы кто-то избавил меня от этих сложных выборов, от спасения мира. Люцифер силён. Моё тело нужно ему, а он нужен мне. Он может спасти меня». Можно быть уверенным, что Сэм шепчет, но Габриэль слышит крик, крик отчаяния и боли. Ему самому больно. Чужой голос практически разрывает его. Впервые за долгое время стоит бояться, что сосуд не перенесёт такой нагрузки. «Я чувствую это, даже сейчас я чувствую его. И вину. Я так виноват перед всеми. Я предатель. Мне плохо от этой мысли. Мне плохо от всех своих мыслей». Крик ошеломляет и уничтожает маску Фокусника целиком. Архангел — теперь уже точно архангел — не выдерживает. Кофейню заполняет белый свет. Гремит взрыв. Стены частично разрушены, немногочисленные люди лежат на полу, то ли живые, то ли уже мёртвые. Скорее всего, второе. Свет утихает, как затихает и голос: «Как же это всё глупо… Хорошо, что меня сейчас никто не слышит». Габриэль поднимается с пола, потерянный и шокированный, практически не понимая, что произошло. Какого чёрта произошло. И исчезает.***
Сэм возвращается в мотель только через час, потому что на улице темно, холодно, и вообще к чёрту эти ночные прогулки, которые ничем хорошим никогда не заканчиваются. Вот и сейчас. Нет, он не начал очередной Апокалипсис, но после такой бесполезной и дурацкой молитвы… Боже, лучше бы он начал очередной Апокалипсис. Дверь номера Сэма отпирает тихо и осторожно. Когда он уходил, Дин спал. И сейчас, скорее всего, спит. Это же Дин. Тот пользуется любой возможностью, чтобы поспать, и это довольно разумно. К сожалению, Сэм обычно слишком много думает обо всём, чтобы спать. Ведь даже если уснёт — в кошмарах его ждёт Люцифер. Сэм не до конца уверен, пытается ли Сатана влезть в его голову, или собственное подсознание играет с ним в какую-то опасную игру. В любом случае, Люцифер засел уже где-то очень глубоко. Словно клеймо на теле и душе. Это приводит в ужас, хотя Сэм всё ещё надеется, что от Люцифера можно убежать, можно бороться. Но… От себя-то не убежишь. Сэм закрывает дверь, кладёт ключи и телефон на стол, достаёт из-за пояса пистолет. Надо бы заняться дальнейшими исследованиями, пока всё более-менее тихо. — Как дела? Сэм разворачивается резко, вскидывает руку с оружием — и поражённо замирает. В противоположной стороне комнаты стоит Габриэль, привалившись спиной к стене, закрыв глаза и выглядя так, словно ему здесь совершенно комфортно. — Габриэль? — А похож на кого-то другого? — он открывает глаза и смотрит с любопытством. Сэм стоит столбом, но догадывается опустить пистолет. В любом случае от него толку никакого. К тому же, не очень-то и вежливо тыкать оружием в того, кого сам… О чёрт, неужели Габриэль здесь, потому что услышал? — Ты долго гулял. Я жду тебя около часа. Вон, даже кофе не допил, — Габриэль отслаивается от стены и делает вид, что разминает спину. Он кажется расслабленным, но за этим явно что-то кроется. Сэм внимательно его рассматривает, стараясь подметить, что изменилось с того раза. Самая главная и самая странная деталь — отсутствие раздражения в позе и выражении лица. Довольно удивительно, учитывая то, чем кончилась их последняя встреча. Сэм кидает взгляд на Дина, хмурясь. Что он скажет, проснувшись от их разговора? — Твой брат спит и не проснётся до утра. Я гарантирую, — Габриэль хлопает в ладоши над ухом Дина, а тот даже не шевелится. Непонятно, должно ли это беспокоить сейчас. — Зачем ты здесь? — Сэм кладёт пистолет на стол и пытается придать голосу небрежность. Тактика под названием «делай вид, что ничего не было». Тактика не прокатывает: Габриэль смотрит на него так, словно Сэм только что сбежал из психиатрической клиники, и спрашивает на выдохе: — Ты серьёзно? Сэм дёргает плечом и не знает, что сказать. Обычно у него нет проблем с формулировкой своих мыслей, но сейчас немного другая ситуация. — Ты всё слышал? — Сэм, ну что за детский сад? Твой голос звучал у меня в голове от начала до конца. Представляешь, как я охренел? — Зачем ты пришёл? — Сэм говорит тише, вкладывая в вопрос смысл немного иной, чем в прошлый раз. Ему неловко. Он выдал кучу личной информации существу, с которым всё время какая-то недовражда, похожая на бред сумасшедшего. — Ты меня звал, — просто отвечает Габриэль, сбивая Сэма с толку. — Я не звал… Габриэль недоверчиво приподнимает брови, и приходится объяснить: — Я не хотел молиться в пустоту. Нужна была видимость того, что меня кто-то слышит. — Поздравляю, теперь у тебя не видимость, а реальный я. Тебе легче? — Габриэль издевается. Сэм однозначно заслужил подобные шуточки. — Не совсем, — он делает смущённую паузу. — Ты можешь стереть этот эпизод из памяти? — Из твоей или из моей? — деловито интересуется Габриэль и поднимает руку так, словно готов к своему фирменному театральному щелчку пальцами. — Везде. И можешь вернуться к своему кофе. Или что ты там пил… Габриэль медленно опускает руку. — Я разнёс ту кофейню. Из-за тебя. — Зачем? — Сэм хмурится, и на секунду мышцы на его шее напрягаются. Габриэль разводит руками — это выглядит и смешно, и нелепо, и слишком по-человечески. — Я архангел, — напоминает он с нажимом, как будто точно знает, почему Сэм растерян. — Архангел в бегах. А ты мне молился. — Да… — в голосе Сэма неуверенное утверждение с вопросительным оттенком. Габриэль возводит глаза к потолку, ведь, по его мнению, сказанное должно полностью объяснить ситуацию с кофейней. Он явно не хочет вдаваться в подробности. Но Сэм уже настроен на разговор, забыв даже о том, что несколькими минутами назад просил стереть себе память. — Выпьешь? — скорее всего, ненормально и дико предлагать выпить такому существу, но Сэму хочется. — Приглашаешь меня остаться на ночь? — Габриэль совершает характерные движения бровями, что по-правильному двусмысленно для Фокусника, но слишком неправильно для архангела. — Я всё равно не смогу уснуть, — Сэм отворачивается, делает шаг к холодильнику. Наверное, за пивом. Но на этом шаге всё и заканчивается: перед глазами темнеет, на миг становится невозможно дышать. Сэм хорошо знает это состояние. Последние секунды перед смертью. В голове звучит тихая команда: «Присядь», — и всё прекращается. Сэм вздыхает, быстро и глубоко, плавно опускается на стул. Кажется, это первый раз, когда Габриэль не выпендривается, не машет ладонями и не щёлкает пальцами, делая что-либо. Что, если честно, даже эффектней. И чертовски пугает. Габриэль выглядит холодным, непостижимым и чужим. Сэм ловит себя на последней мысли: «Был ли свой?» Но Габриэль такой всего секунду, когда на него смотрят. Позже — вновь живой и настоящий. Сэм моргает. А какой настоящий? — Я архангел, — на этот раз звучит с толикой сомнения. Вряд ли он не уверен в том, что архангел. Скорее в том, что всё ещё архангел. — Определённо, — Сэм кивает и, кажется, это даёт Габриэлю мотивацию продолжать. — Ангелы изначально настроены на волну людских молитв, мы — нет. Поэтому им легче сблизиться с людьми, чем нам. У нас другая задача. К тому же, я слишком много времени провёл в роли Фокусника, это… тоже сказалось, — он подбирает слова старательно и вдумчиво. — В общем, я полностью отключился от молитв, адресованных лично мне, как только ушёл с Небес. Они просто не доходят. Не доходили, — Габриэль поправляет сам себя и не смотрит Сэму в глаза. — Считается, что молитвы имеют большую силу, если исходят от человека, с которым ангел знаком лично, поэтому… Он замолкает, будто не может в чём-то признаться. Себе или Сэму? — Я оглушил тебя, — Сэм не спрашивает — утверждает, Габриэль смотрит на него смущённо и, о чёрт, восхищённо. — Я думал, мой самоконтроль идеален, — он продолжает смелее, воодушевлённый тем, что его поняли. — Когда ты закричал, я не смог сдержать всплеск силы. Это было чем-то вроде безусловного рефлекса. Похоже на взрыв. Люди живы, отделались испугом и лёгкими травмами, а вот кофейню ждёт серьёзный ремонт. Габриэль кивает, словно ставя точку в каком-то отчёте, и смотрит в глаза упрямо, готовый защищаться, если его будут упрекать. Но Сэм лишь уточняет: — Я не кричал. — Не вслух, — Габриэль качает головой, а затем к чему-то добавляет: — Я проломил стену краем крыла. Они, конечно, не материальные, но… — Прости. Во взгляде архангела неподдельный шок. Через несколько секунд тишину пронзает смех, заливистый, облегчённый и человеческий. Он открыто проявил слабость, непозволительную слабость. Он архангел, Фокусник, а Сэм извиняется перед ним, как перед человеком, которого поставил в неловкое положение. Сэм стирает границы и делает его равным себе. А это значит слишком много. Сэм удивительный. Его губы дрожат, пытаясь скрыть улыбку. Не получается, и он сдаётся: — Останешься? — На ночь? — Габриэль, да, сейчас ночь, но прекрати акцентировать на этом внимание! — всё-таки Сэм продолжает улыбаться. Это заразительно. — Не нравится? — Габриэль явно не шутит и не флиртует (хотя в данном случае это одно и то же, верно?). Трудно понять смысл, заложенный в этих словах. Словно… словно архангелу действительно не всё равно. Сэм закатывает глаза, и нельзя понять точно, что это означает. — А с Дином как бы было? — он так и не даёт ответа на вопрос, задавая собственный. — Остался ли бы я с ним на ночь? — Габриэль вздёргивает бровь. — Да чёрт тебя, нет! — Сэм цокает языком. — Если бы тебе сегодня молился Дин, как бы ты с ним говорил, учитывая то, что в прошлый раз он мечтал тебя прикончить? Знаю, это звучит странно, ведь он бы ни за что в жизни тебе не помолился. — Ещё вчера бы прозвучала крайне странно новость о том, что ты будешь взывать ко мне, а я устрою взрыв в кофейне, — Габриэль улыбается и совершенно точно не хочет отвечать нормально. — И всё же, — Сэм настаивает и ловит «ну как ты не понимаешь!» взгляд, после которого Габриэль отворачивается и молчит на несколько секунд дольше, чем следует. — Я бы не пришёл. — Что? — Если бы звал Дин, я бы не пришёл, — от этой фразы веет раздражением, и Габриэль продолжает прежде, чем Сэм успевает открыть рот: — Не услышал бы. Теперь Сэм молчит на несколько секунд дольше, чем следует. Упрямое «почему» вертится на языке, но отчего-то не хватает силы духа, чтобы его задать, ведь Габриэль уже раздражён. — Я не должен здесь оставаться. Сэм не успевает подумать: вскакивает, бросается вперёд, будто бы может остановить архангела, который собрался уйти. Да. Может. — Сэм, — Габриэль говорит тише, смотрит взволнованно и изумлённо. Сэм так близко, что видит его расширенные зрачки и слышит неровное дыхание. Что? Что это? Что он сейчас сделал? А главное, зачем? — Сэм, — вновь зовёт Габриэль, но Сэм слишком занят зрительным контактом, чтобы отвечать. Ему кажется, что глаза архангела светятся. Не так, как у ангелов на пике силы или при смерти, а мягким внутренним светом. Таковы глаза архангела? Нет. Во взгляде Люцифера лёд, безумие и бездна. Таковы глаза Габриэля. Это великолепно. Сэм слышит шокированный выдох, запястье в его крепкой хватке дёргается. Стоп, когда он успел его схватить… — У тебя в голове хаос, — голос Габриэля неожиданно хриплый и глубокий. Сэм вздрагивает: — Не читай мои мысли! Он успевает заметить игривую усмешку прежде, чем его отбрасывает на кровать. Мощно, быстро, но Сэм почему-то не чувствует боли от удара, хотя грохот такой, что явно должны быть по крайней мере ушибы. — Играешь с огнём, — Габриэль улыбается не слишком естественно, прищуриваясь. — Ты не огонь, — Сэм устраивается удобнее, садится, облокачивается лопатками о подушку и спинку кровати. — Ты свет. Габриэль приподнимает брови, — Сэм активно думает о том, что архангел, без сомнения, свет — а затем отводит взгляд. Можно быть уверенным, что только что он вылез из чужих мыслей. — Останься. На ночь, — Сэм говорит с вызовом неожиданно для самого себя, и улыбка пропадает с лица Габриэля. — Винчестерская упёртость, — он пытается перевести всё в шутку, как будто пугается серьёзности в чужом голосе. — Не винчестерская. Моя. Габриэль, нам нужна твоя помощь. Ты архангел… — Сэмюэль, я уже говорил. Нет. — Габриэль, да. Мне нужна помощь, — Сэм даже не замечает, что перескакивает с «нам» на «мне», но Габриэль не оставляет это без внимания, меняясь в лице. — Ты слышал мою молитву. Ты был у меня в голове. Ты знаешь, чего я боюсь и о чём не могу забыть. Неужели тебе всё равно? Габриэль оказывается слишком близко за миг и пригвождает ладонью плечо Сэма к спинке кровати. На этот раз боль ощущается вполне реально. — Ты снова взываешь ко мне, Сэм Винчестер. Не. Делай. Этого, — архангел чеканит слова, а глаза его сияют ярче. — Хочешь, чтобы я тут всё разнёс? — Всё ещё не контролируешь это? — Сэм рад, действительно рад, что Габриэль злится не на него. Он даже не злится — скорее, волнуется. — Не рискуй, — ответ весьма уклончив, словно его смущает собственная несостоятельность как одного из сильнейших существ во Вселенной. Сэм кивает. Рука перестаёт стискивать его плечо, но не исчезает. Пальцы скользят по шее вверх. Тёплые. Настолько опасно и непонятно тёплые, что это тревожит. Габриэль улавливает смену настроения. Через секунду Сэм чувствует на лбу пальцы и вздрагивает. Ничего хорошего подобный чисто ангельский жест не предвещает. — Я сотру тебе память. Ты не вспомнишь ни молитву, ни наш разговор, ни что-либо ещё. Потому что эта ночь слишком странная, и я без понятия, что делать с ней и с тобой, — Габриэль мог бы и не объяснять, а сразу приступить. Зачем помедлил? Чтобы Сэм успел?.. И он успевает. — Чёрта с два! — вновь стальная хватка на запястье, чтобы убрать руку подальше от своей головы. — Обойдёмся без этого. Ты тут до утра. — Как ты меня остановишь? Загонишь в круг и подожжёшь? — Габриэль склоняет голову на бок и не предпринимает никаких попыток вырваться. Вместо ответа Сэм резко и сильно дёргает его за руку, и это, о боже, гораздо лучше и действеннее святого масла. — И что это? — взгляд Габриэля вполне красноречив, а Сэм морщится. Кажется, архангел при падении оставил ему синяк. Они копошатся около минуты, пытаясь принять более удобное положение, потому что Габриэль слезать с кровати не собирается, что вызывает несколько недвусмысленных вопросов, которые явно не прозвучат вслух. В конце концов Сэм лежит на спине, Габриэль же стоит коленями по обе стороны от его бёдер. Такая поза чертовски провокационно выглядит со стороны. Хорошо, что Дин спит. — Что это, Сэм? — вопрос повторяется мягче. Габриэль не шевелится. Ладонь замирает на груди, вздымающейся часто и глубоко. — Прочти мои мысли, — Сэм скорее требует, чем просит. Архангел окунается в чужие мысли и всего на миг шутливо сочувствует Люциферу, ведь там действительно бардак, а затем ныряет глубже, чем в прошлый раз. Рваные образы, отголоски воспоминаний, водоворот ощущений и эмоций. Вина. Вина, вина, боль, страх. Вина. Безумие. Бездна. Ярость. Габриэль вздрагивает. Твою мать. Ярость, бездна, безумие, вина. Пламя — лёд. На границе, ныряя то в одну сторону, то в другую. На какую-то часть Люцифер уже владеет им. Сатана сильный, Сэм слабый, Габриэль — свет. Бесконечный и безграничный. Улыбка, укор во взгляде, щелчок пальцами. Человек, Фокусник, Архангел. Свой, чужой. Который свой? Безумие. Свет. Спокойствие. Рейв говорила, что ярость внутри Сэма была всегда. Ярость. Ты такой, каким тебя хотел видеть Сатана. Сэм слабый. Габриэль — свет. Тупик. Вина. Свет — тепло. Не один. Не один? Бездна. Останься на ночь. Я тебе доверяю. Габриэль уходит из мыслей, дышит поверхностно и часто. На лице Сэма расслабленность, в глазах только лёгкое беспокойство. Как, чёрт возьми, можно сохранять адекватность и спокойствие, когда ты всего лишь человек, а в голове такое творится?! Габриэль хочет задать сотню вопросов, но хватается за последнюю мысль, которую успел прочитать: — Ты мне доверяешь? — Не должен, но, — Сэм запинается, — да. Пожалуй, да. От этих слов Габриэль не может сдержать улыбки. Он наклоняется медленно, упираясь рукой в кровать над плечом Сэма. — Будешь ли ты мне доверять, если я воспользуюсь ситуацией сейчас? Сэм кивает, толком не понимая, и через секунду его глаза плотно накрывает ладонь. — Что ты делаешь? — Эту ночь я беру на себя, — голос слишком, слишком близко. — Помогу тебе забыть обо всём хотя бы до утра. Обещаю: никаких принудительных амнезий. А потом Сэм чувствует тёплое прикосновение губ. Мысли о вине, об Апокалипсисе и Люцифере мгновенно уходят на второй план. Отступает ярость. Габриэль медленно опустошает его, чтобы заполнить вновь. Собой. Свет. Свет. Тепло. Это какой-то новый способ передачи архангельского моджо? Габриэль не убирает ладонь, поэтому Сэм может только чувствовать, как к нему жмутся ближе. Или же это он сам прижимает, оглаживая руками чужую спину. Архангел очень тёплый и естественный, но Сэм не может оценить нормальность их действий. Мэг, Руби… Почему бы не Габриэль? Похоже, что у Сэма к подобному слабость. Извращённая слабость. Два демона, а теперь архангел. Это клиника. Габриэль внезапно кусает его за губу, из чего можно сделать логичный вывод: вновь прочёл мысли. Справедливо. Сэм думает о том, каким же должен быть секс с архангелом, — снова укус — если обычные поцелуи имеют такой эффект. Позволяют почувствовать себя свободным, счастливым и не одиноким. Габриэль отстраняется резко: — Сэм, эти ощущения — не заслуга моей силы. Ладонь с глаз исчезает, позволяя видеть и смотреть. — А откуда это? — Из глубин твоей души и подсознания, — в голосе Габриэля довольные, мурлыкающие нотки, и ему, кажется, всё предельно ясно. Хоть кому-то всё предельно ясно. — Ты хочешь сказать… — Да. Это клиника. Сэм думает, что смущаться и отнекиваться самое время. Он уже почти готов начать это делать. — Избавлю тебя от чертовски неловкого разговора. Вот это всё — именно то, о чём ты подумал. И да, с моей стороны тоже, — Габриэль снова целует, совершая отвлекающий манёвр. Слишком нечестно, потому что через несколько секунд Сэм слышит тихое: «До встречи, Сэмми». Одновременно с этим лба касаются пальцы, погружая разум во тьму. Тьму мягкую и ласковую. До подъёма всего три часа, но Сэм высыпается так, как не высыпался, наверное, со времён учёбы. Весь остаток ночи сквозь сон он чувствует тепло и чей-то внутренний свет. С утра же единственное, что напоминает о реальности произошедшего, — записка, вложенная в его ноутбук. «Ты можешь сказать «да», но никогда не отдавайся Люциферу». И это значит слишком много.