Тея не чувствует под собой ног от пережитой паники.
Тея не чувствует ног.
— Питер? — ахает она, вскидывает к нему голову — парень бледнеет у нее на глазах. — Что происх...
И в этот миг все озаряется желтым светом, вокруг девушки вспыхивает сфера, сжимает ее в кокон и с оглушительным хлопком исчезает. Тея моргает от яркого света, ослепившего глаза мгновенной вспышкой, и не успевает даже испугаться, когда сквозь белесую пелену перед ней отчетливо проступает... совсем не платформа в Башне Оскорп. Что-то металлическое, ярко-желтое, неоновое даже. Похожее на свечение анаптаниума в ее теле. Похожее на металл в обшивке космолета Эбони Мо. Похожее на...
— Добро пожаловать, Тея Амидала.
Низкий голос, который Тея уже слышала в башне Оскорпа, разносится эхом по длинному залу, стены которого темными змеями извиваются и рябят в глазах. Девушка рвано дышит, оглядывается, борясь с головокружением — Боже, что это, где это? — и не видит говорящего.
—
Ты удивлена, — констатирует неизвестный.
— Ох, — выдыхает Тея сквозь сжатые в испуге зубы, — да неужели?
Голос на ее сарказм никак не реагирует. Никто не спешит к ней, чтобы схватить за руки и повести в неизвестные дали, никто не направляет на нее грозное оружие. Она стоит посреди длинного, как кишка, зала, абсолютно пустого, стены которого светятся, как ее тело в данный момент. Тее страшно.
Лучше бы кто-то, хоть вся планета разом, бежала к ней в неистовом желании схватить для пыток, казней,
чего угодно и как угодно, только не эта... пустота вокруг.
Она абсолютно точно
не в Оскорпе. У этой корпорации нет таких залов в бывшей башне Старка. Ее сюда... перенес телепорт. Ощущения были похожие, да и непонятное свечение вокруг нее и сфера. Такое она уже видела, когда не-Гарри-Озборн стащил ее прямо из-под носа Питера в аэропорту Джона Кеннеди.
О, нет.
Питер.
—
Ты напугана, — снова говорит голос.
Конечно же, Тея напугана, это можно понять не только по тому, что вся ее кожа светится желтым! Она злится и взмахивает руками, воздвигая вокруг себя сферу. На всякий случай.
— Кто вы? — спрашивает она, специально повышая голос. Чтобы неизвестный не услышал, насколько ей страшно. — Что вам нужно?
—
«Кто вы»... — коверкая ее слова, отвечает голос. —
«Что вам нужно»... Вы, земляне, всегда задаете одни и те же вопросы. Считаете себя центром вселенной. Ваше эго может посоперничать только с вашей же манией к разрушению.
Тея не знает, откуда доносится этот голос — отовсюду, он везде, — поэтому оглядывается, не замечает никаких дверей, никаких опознавательных знаков. И бежит.
Срывается с места и, перепрыгивая с помощью ожившего анаптаниума, через каждые несколько футов, сокращает расстояние до стены узкого длинного зала. Под ней — ровный пол, гладкий, в котором отражается ее ярко-желтая сфера и испуганное искаженное лицо.
— Куда ты бежишь, смертная? Здесь нет дверей.
«Не останавливаться, не останавливаться, главное, не останавливаться!» — мысленно тараторит Тея, заглушая этой мантрой другие мысли. Может, думает она, ей все снова привиделось, и этот зал — очередной глюк, иллюзия, подстроенная Норманом Озборном. Значит, где-то в конце зала
будет дверь и будет Питер, если он не был частью программного кода в М.О.Р.Г.е. Если же и Паркера Тее нарисовали, то...
Она выберется из этой машины и пригвоздит к стене любого, кто помешает ей сбежать из адской башни Оскорпа.
—
Куда ты бежишь? — спрашивает голос. Тея отмечает, насколько он безэмоциональный, словно все чувства из него выкачали. —
Ты зря тратишь силы.
— Тогда скажи, кто ты и что тебе нужно! — требует девушка.
Голос хмыкает. Его эхо расползается вниз от потолка (как бы высоко не уходили извивающиеся колонны зала, они где-то заканчиваются, и там, во тьме, есть потолок) и течет по полу, касаясь сферы, в которую Тея себя заключила.
— Такой требовательный тон... — затягивает свое голос. —
Воровке не пристало обращаться ко мне таким требовательным тоном.
Воровке?!
Зал оканчивается темнотой. Тея тормозит у абсолютно черной стены: ее сфера касается твердой поверхности, которую не способна пересечь, но глаза отказываются принимать действительность — Тее кажется, что эта темнота мягкая, в нее можно проникнуть, как в плотный туман, и за ним, наконец, будет выход. Но перед девушкой стена, и она не пускает Тею.
— Это ты похитил меня, — рычит она сквозь зубы. Паника клокочет у нее в горле. Должно быть, незримый кто-то, чей голос доводит Тею до исступления, слышит это.
— Я не похитил, — отрицает голос. —
Я взял то, что мое по праву. К сожалению, вместе с сосудом. Это досадную оплошность я скоро исправлю.
Тея старается держать себя в руках, понимая, что лишние эмоции доставят ей больше хлопот и никак не помогут справиться с преградой на пути. Что, если она попробует другую стену? Наверняка, за какой-то из них
должна быть дверь — каким-то ведь образом ее сюда поместили! Девушка оглядывается по сторонам, отмечая неменяющийся пейзаж — уходящие в потолок стены из темно-желтого переливающегося камня, которые светятся изнутри, как ее анаптаниум, черные основания извивающихся колонн, гладкий, как стекло, пол с отражением в нем испуганной Теи в коконе из собственных сил.
— Отпусти меня, — выдыхает Амидала. — Отпусти, что я тебе сделала? Зачем я тебе?
Голос, похоже, злится, потому что говорит громче и с хрипотцой:
— Ты — сосуд, что сдерживает великую мощь! Я избавлюсь от тебя и доставлю повелительнице ее творение, а ты... ты присвоила себе чужое и смеешь указывать мне!
— Ничего я себе не присваивала! — вопит Тея в потолок.
Сфера вокруг нее разгорается все сильнее, забирая силы изнутри, высасывая из тела девушки энергию на поддержание кокона. Тея не замечает, как наслаиваются друг на друга все новые слои ярко-желтого сияния, бурлят по поверхности ее сферы, как океанские волны, искрятся и плавят жаром находящуюся рядом абсолютно черную стену.
Она прислоняется к ней рукой, и пальцы внезапно проваливаются в черную густоту, как в желе, и силой гравитации — или чего бы то ни было в этом странном месте — Тею утягивает внутрь стены, выбрасывая с другой стороны точно такого же зала. Он сужается в дальнем от Амидалы конце, он похож на отражение прошлого зала, если бы в нем были зеркала и они бесконечно повторяли друг друга снова и снова. Если это иллюзия, то она проста и оттого пугает Тею сильнее прежнего.
«Что это за место?.. Что это такое?!»
Она мечется по залу, словно по клетке. Самовнушение больше не помогает, все тело гудит, отзываясь на ее беззащитность новым выбросом. В конце концов Тея просто падает на колени прямо по центру вытянутого зала. Теперь он сужается с обоих своих концов, и девушка не понимает, с какой стороны проникла сюда. Голова кружится, руки дрожат. Она выдохлась: бесцельные метания вымотали ее сильнее, чем что-то материальное и осязаемое, даже если это что-то — огромный стотысячетонный космолет читаури, зависший над Нью-Йорком.
Если бы Тея умела распознавать потоки своей энергии, если бы научилась этому, то понимала бы, что силы из нее вытягивает пол, уходящий в ничто потолок и стены таинственного зала, призванного истощить ее до капли.
Она — сосуд. Вот, что это такое, вот о чем говорит странный голос! Она — сосуд для анаптаниума, и все это время охота велась не за ней, а за заключенной в ее тело энергией!
Сфера вокруг Теи тускнеет и мерцает, и лишние слои, которые до этого бурлили по поверхности ее кокона, теперь стекаются к полу, на котором Тея сидит. К гладкому, как стекло, полу, с отражением в нем желтого сияния и бледного лица девушки.
Если ее мысли адекватны, то растрачиваться на лишнюю защиту Тее не стоит. Она с трудом встает на ноги — чем меньше она соприкасается со странной поверхностью, тем труднее выкачать из нее энергию — и заставляет себя дышать ровнее и спокойнее. Подавить в себе силы, что спасали ее всякий раз, когда прежде ей угрожала опасность. Тея сильнее, чем кажется: она ведь умеет управлять своими способностями, она живет с ними четвертый год.
Никакой зал никакой тюрьмы не вытащит из нее силы.
—
Наконец-то, — вдруг говорит голос. Тея едва унимает в себе панику, растворяет свою сферу в сгустившемся воздухе зала и остается стоять посреди его пугающей тишины, беззащитная и почти голая без плескающегося в ней анаптаниума.
—
Наконец-то я вижу, на что ты способна, — повторяет голос.
— Мне было интересно, подчиняется ли тебе чужеродная сила, которую ты нагло выкрала, или же она действует в тебе самостоятельно и стихийно.
Эхо расползается по залу с новой силой, мешая Тее сосредоточиться на сдерживании энергии внутри ее тела. Если она — сосуд, то никакие неизвестные враги не получат ее сил. Всем известно, что случается с пустыми сосудами — они подлежат уничтожению. Тея не допустит с собой такого.
— Кланяюсь тебе...У тебя хватило ума использовать полученный дар по своему желанию. Может быть, ты не тупая углеродная материя, а нечто... умнее.
— Да неужели? — рвано вздыхая, шипит Тея. Ее эхо утекает вверх, в потолок, которого не видно. — Что бы ты ни было, уверена, из нас двоих на тупую углеродную материю ты похоже больше!
—
Я — не углеродная материя, — кажется, он даже обиженно фыркает.
— Так покажись и докажи это.
Повисает пауза. Тягучая, словно пески в камне души, длинная, напряженная. Тея тяжело дышит, стискивает руки в кулаки и обводит пустым взглядом одинаковые стены. Ей кажется, что она бегает из зала в зал, повторяющийся, как в калейдоскопе, уже
целую вечность.
—
Еще не время, Тея Амидала, — наконец, заключает голос. Девушка вздыхает. —
Я подожду еще. Ты можешь считать минуты до нашей встречи, а, впрочем... минуты здесь — понятие многогранное...
И он растворяется, исчезает, оставляя Тею наедине с ее тягучими, как кисель, мыслями. Она с осторожностью опускается на гладкий пол и на несколько минут проваливается в краткий сон. Ей снова мерещатся люди в песках и то, как своими руками она уничтожает половину вселенной, подражая Таносу.
***
Тея приходит в себя явно не в том месте, где засыпала. Зал вокруг, пол вокруг нее — все такое же, но она абсолютно уверена, что засыпала в другом зале. Этот кажется... уже и чуть короче. И, вскинув голову, Тея наконец-то видит потолок.
Это космос. Мириады звезд, мерцающих в разноцветных облаках газа, уходящие вдаль галактики странной формы, каких она никогда не видела. На каждом элементе сложной мозаики оставляет отпечаток желтый свет изнутри зала, и Тея не может сказать наверняка, видит она настоящий космос или же лишь его изображение, умело воспроизведенное на потолке ее клетки.
В прошлый раз свидание с космосом закончилось для Амидалы плохо, очень плохо. Она не хочет, чтобы такое с ней повторилось.
— Эй! — кричит девушка, стискивая колени руками и не замечает, как снова начинает едва светиться. — Эй, ты, саркастичное чудовище! Ты здесь?
Ей никто не отвечает — хотя Тея и не думает, что ей ответят, — и она поднимается на ноги, чувствуя, как те затекли от долгого сидения на ровном месте и в одной позе. Интересно, зал в самом деле сменился, пока она впала в кратковременный сон, или же это «включенный» потолок визуально сделал пространство вокруг нее меньше? Тея идет к одной из стен — извивающиеся колонны на них все так же светятся желтым, то тускнеют, то делаются ярче, словно
дышат, — и замечает, что теперь и они изменились. Их основания больше не черные, теперь они...
приобрели форму. В них Тея замечает структуру, твердую поверхность, до которой можно дотронуться.
Интересно, что происходит... Влияет ли ее состояние на агрегатное состояние клетки, в которой она оказалась? Или же это зависит от каких-то внешних факторов, о которых Тея ничего не знает?
Где же она?.. Как ей вернуться домой?
Одно девушка понимает с точностью: при любом случае, при любом раскладе она будет бороться за свою жизнь всеми возможными способами и заставит своих похитителей вернуть ее на Землю.
Почему-то Тея уверена, что она
не на Земле.
Она идет вдоль стены, касаясь ее пальцами, сдерживая энергию внутри себя, чтобы та не утекла сквозь ее кожу, как прежде. Где-то здесь должна быть дверь. Или что-то, что выведет ее из этого зала в... да хотя бы в новый зал! Тея старается не думать о том, что странная клетка, в которой ее держат, не имеет выходов или что к ней никто никогда не придет, пока она не устанет до такой степени, что не сможет ходить.
Или пока добровольно не отдаст все силы непонятному полу и потолку.
Чем больше она наворачивает кругов по залу, тем сильнее он сжимается, стискивается вокруг нее, но Тея замечает это слишком поздно: когда вдоль одной из стен удается сделать не более десяти шагов, а вдоль соседней — не более пяти.
— Что за... — шепчет она, судорожно вжимаясь в угол между колоннами. — Что это такое?! Эй! Эй, ты, чучело! Сейчас же отпусти меня!
Она понимает тщетность этих угроз, но ничего не может с собой поделать — Тее всего девятнадцать лет, и она не способна унять панику, когда с ней творится нечто подобное.
Она падает на колени, стискивая руками себя за плечи, жмурится — зал продолжает сужаться до размеров действительно клетки: теперь Тея едва ли может вытянуть ноги, не уперевшись в стенку. Колонны остаются стоять на месте, а вот пространство вокруг девушки неумолимо сужается, потолок с космосом все так же светит высоко над ней, но она не может разогнуть спину, упираясь макушкой в незримое
нечто. Тее вдруг кажется, что она застряла в кубе фокусника. Быть может, сейчас кто-то явится и освободит ее отсюда? Или она проснется, обнаружит себя в собственной спальне, просторной и спокойной?
Но никто не приходит, сколько бы Тея не умоляла, сон не проходит, сколько бы Тея не щипала себя за руку. Она чувствует, что ей не хватает воздуха, что она задыхается.
— Эй, — слабо просит девушка, — эй, ты... кто бы ты ни был... прекрати это, я же умру.
— Нет, — вдруг отвечает ей неизменный голос. — Пока в тебе живет чужеродная сила, ты не умрешь, глупая девчонка.
Тея слышит его не в воздухе, а совсем рядом, слева, как будто хозяин этого голоса стоит в темном углу зала и наблюдает за ней. Девушка с трудом поворачивает голову и краем глаза отмечает какое-то движение: сейчас ей трудно пошевелиться, и на поверхности прозрачного кокона теперь отпечатывается ее жаркое дыхание, что мешает рассмотреть и зал, и незримого наблюдателя.
От стены отделяется тень, ползет к Тее и заранее пугает. Нет ничего страшнее темноты, в которой воображение девушки способно нарисовать ей любого монстра; и, кажется, хозяин равнодушного голоса знает это. Вот почему он появляется в самый последний миг перед тем, как прозрачная клетка Теи перестает уменьшаться:
Высокий, в темно-серых одеждах с золотой кожей и длинными-длинными руками, с золотыми глазами, губами и подобием волос на вытянутой голове. За его спиной волочится тяжелый плащ из такой же темно-серой одежды.
И его вид пугает куда меньше его монотонного голоса.
— Ты разочарована, — заключает он по виду Теи.
— Разочарована? — пыхтит девушка. — Да я в бешенстве!
Что ты такое? Что тебе надо?! Нет, постой... — она делает заметную паузу, чтобы перевести дыхание. Воздуха в этом коконе становится все меньше и меньше. — Я знаю, что тебе надо. Могу отдать это. Только выпусти меня отсюда.
Полностью покрытое золотой кожей существо вскидывает бровь, хмыкает. Для инопланетянина у него поразительно схожая с человеческой структура тела. Впрочем, едва ли Тея видела многих инопланетян, чтобы делать такие однозначные выводы.
— Зачем? — спрашивает этот гуманоид. — Я вытащу из тебя это, и мне не нужно для этого твое позволение. Ты не заметила, но все то время, пока ты моталась по бесконечно повторяющимся циклам одной и той же капсулы, анулакс медленно просачивался сквозь твои поры и возвращался в единственно правильное место, где ему положено быть — в родовую капсулу. Ты ослабла, верно? Твоя защитная реакция дает сбои. Все потому, что анулакс тебе больше не подчиняется, ты более не его хозяйка. Ты всего лишь
воровка чужого.
— Чего? — хрипит Тея. — Я не поняла ни слова...
Гуманоид злорадно улыбается.
— А тебе и не нужно,
смертная.
Внезапно кокон вокруг Теи вытягивается, сплющивается, заключая ее абсолютно прямое тело, скованное по рукам и ногам, в действительно капсулу. И тут каждую клеточку тела Теи пронзает резкая боль.
***
Следующие пару часов Тея запоминает, как самые болезненные в ее жизни. Она кричит, но прозрачный кокон поглощает любые звуки, так что все ее силы уходят в никуда. Ее руки, ноги, ребра, позвоночник, затылок, грудную клетку и даже горло пронзают тонкие золотые иглы, сквозь которые из ее тела утекает важная часть ее самой, та энергия, которая питала и поддерживала, защищала Тею на протяжении нескольких лет. Осознание этого становится таким же болезненным фактом, как физическое вторжение в ее организм.
— Когда я высосу из тебя все силы, смертная, ты умрешь, — говорит золотокожий гуманоид, наблюдая за мучениями девушки. — Потерпи еще самую малость. Скоро вся твоя боль пройдет.
«Нет, — думает Тея, пока в глазах стоят слезы, — я не хочу этого, только не так!»
Все происходящее кажется огромной несправедливостью, чем-то нереальным: она не знает, как попала сюда и не знает, в чем провинилась, и можно ли решить конфликт интересов мирным путем, никого не убивая, Тея тоже не знает. Поэтому предчувствие скорого конца ее тревожит не столь сильно, как должно бы — Тея в него не верит.
Поэтому, как только из ее тела вытягивается последняя ярко-желтая нить и иглы пропадают из ее пор, Тея почти не удивляется, когда видит рядом с гуманоидом ту самую родовую капсулу. Скованную многочисленными золотистыми проводами, похожую на песочные часы.
Она вдруг распахивается, облако пара в нем загорается ярко-желтым сиянием. Из капсулы в зал шагает силуэт, покрытый ореолом света, такого же, каким покрывалась Тея.
Силуэт тускнеет, обретая человеческие черты. Он похож на девушку.
Он похож на Тею.
— Добро пожаловать в мир, Ева, — говорит гуманоид и внезапно кланяется только что выращенному гибриду неизвестно чего. Тея тяжело, рвано дышит, смаргивая слезы, и смотрит в лицо ярко-желтого силуэта. Он, вернее,
она, полупрозрачная, внутри ее нового тела перетекают из формы в форму желеобразные субстанции.
Она склоняет голову на бок. Смотрит в ответ на Тею.
Она взмахивает рукой, и капсула вокруг Амидалы раскалывается на части той силой, которая ране защищала саму Тею. Похоже, анаптаниум, нет,
анулакс, вернулся к своему хозяину. Вернее, к хозяйке.
