Папа?

Я смотрю на собственный меч сотый, тысячный, а может миллионный раз подряд. Этот меч мог сразить почти любого моего врага и тем самым удалить мою боль, или же хотя бы приглушить. Этот меч был со мной в те времена, когда я присягала Роану на верность и кромсала Лесных людей с таким удовольствием. Этот меч был со мной, когда люди Горы Везер достигли нас, правда, он мне не помог. Этот меч был со мной, когда я с такой уверенностью шла войной на Аркадию. Этим мечом я пыталась сразить Октавию, всемогущую сейчас, надо полагать. Этот меч был в моих руках, когда мир поглотила Прамфайя. Этот меч был со мной, когда я 6 лет ела морские водоросли и показывала им Рейвен приёмы. Этот меч был со мной, когда еле как втроём с Рейвен и Белами мы смогли сразить на Эллигии 4 спящего красавца. И вот я снова на Земле. И вот этот меч всё ещё со мной. У меня новые враги, но этим мечом я бы хотела снести головы только двух надблид. Только и всего. Но можно ли этим удалить мою боль или же хотя бы приглушить? Я помню, как Белл на Арке говорил мне: «Послушай, Эхо, на Земле ничего не изменится.» Беллами, я знала, что ты врёшь. Либо врёшь мне, либо врёшь самому себе. На Земле всё всегда меняется. И даже новые Небесные люди – тому доказательство. Я помню, как ты нежно меня обнимаешь, пахнешь отфильтрованной космической водой, с лёгким запахом водорослей. Как твои грубые руки прижимают мою талию к себе и я вдыхаю тебя всего без остатка. Я помню, как твои губы цепляются за мои, оставляя нежный след на языке, на дёснах, на губах и ты остаёшься на мне и во мне еще много часов. Ты говоришь «Поверь, с чем бы мы не столкнулись, Октавия будет меньшая из проблем». Как ты был прав. Чертовски прав, что сейчас я кусаю собственные губы до крови и смотрю на этот затылок, который красуется в Ровере на переднем сиденье. Затылок, который смотрит на тебя так вожделенно. Я не вижу глаза этой девочки, но я чувствую всю любовь, что возникла между Вами в первые же секунды. Я держу свой меч, упираясь пальцами в рукоятку, сдавливая мышцы, сухожилия и вены, дабы было больно, дабы боль в пальцах была чуть сильнее, чем душевная. Не получается, прости меня, Беллами. У меня в голове звучит голос компьютера: «Посадка завершена успешно». Да лучше бы мы разбились, но я была бы счастлива так умереть. Я 6 лет наблюдала за тобой, Беллами, как ты сам себя гнобил и засаживал. Как ты переживал, ночами пускал скупые мужские слёзы по Кларк, которая погибла ради нас. Кларк, которая отзывалась как и моё имя по всему ковчегу. Кларк, которая засела у тебя в сердце и не могла умереть. Как ты переживал за Октавию, с каждым годом всё больше накручивая себя на счёт того, жива ли она, здорова ли она, не сместили ли её с места Командующей, не погибла ли она от голода, добралась ли она Эдема, в своём ли уме твоя сестра. У меня в голове звучит голос из рации «Четверо наших мертвы. Пора сравнять счёт». Голос той женщины, что мы видели в видеозаписи на Элигии 4. Четверых убили те, кто находится в Эдеме, на кого открыли охоту ещё сегодня утром и это, скорее всего, наши люди. Точнее люди Октавии. Я – не человек СкайРипы, я последняя из Азгеды - и это только чувство одиночество, которое обволакивает меня с макушки до пяток, даже не смотря на то, что Беллами стоит рука об руку со мной. Я примеряю взглядом вооружённых людей, сжав сильнее свой меч. Успею ли я вовремя ответить на атаку так, чтоб никто из семьи СпайсКру не пострадал? Пока я примеряюсь, звучат выстрелы у меня из-за спины, из-за чего сердце проваливается в желудок. Оружие Скайкру. Но оружие поражает наших врагов, а мы так и стоим на месте. Живые. Обалдевшие. Я всё ещё сжимаю рукоятку меча и вглядываюсь в темноту. Беллами первый говорит: «Она ещё ребенок» и только после этого я вижу силуэт маленькой девочки, совсем крохи, ей не больше лет, чем Прамфайи. Девчонка подходит к нам шаг за шагом, а у меня в голове сумбур. На Земле ничего не изменится? Она подходит к нам и я уже знаю кто она – надблида, дети ночи всегда обладали особой аурой, которую можно просто почувствовать. Не описать, но почувствовать. Девочка подходит к нам, но вглядывается только в лицо Беллами. Ей не больше лет, чем Прамфайи, но она вполне может в нас кого-то узнать. - Папа? – вполне отчётливо слышно среди этого леса. Я отвыкла от гравитации Земли и мне кажется, что я сейчас упаду или улечу обратно в космос. Я отвыкла от распространения звуков на Земле, поэтому «папа» проникает в уши как острая спесь, которую я не могу сбить. Беллами в замешательстве, но девочка продолжает: - Мама знала, что ты вернёшься. - Мама? – еле слышно спрашивает Беллами. Я чувствую, как охрипла. Я чувствую, как мои ноги словно титановые и не могут сдвинуться с места, но прочищаю голосовые связки и задаю вопрос сама: - А как зовут твою маму? – шпион внутри меня не умер. Информацию нужно уметь добывать от любого человека в любой ситуации. - Кларк, – отвечает создание, которой теперь уже явно не больше лет, чем Прамфайе. «Кларк» - как обухом по голове. Всё так тихо, Земля будто перестала вращаться. В тишине я «слышу» чувствами, как в удивлении перекашиваются лица Харпер и Монти. Я слышу, как пальцами перебирает Эмори. Я слышу, как сердце Беллами стучит всё сильнее, а моё замедляется. - Кларк жива? – переспрашивает он, хотя и так всё понятно. Мы 6 лет назад похоронили её, но она будто была всегда с нами, ходила по холодным коридорам Арки, пробовала водоросли Монти, смотрела из иллюминатора на поверхность Земли, осуждающе исподлобья грозила мне глазами, когда Беллами целовал меня и зажимал в тех самых холодных коридорах Арки. 6 лет назад мы похоронили её, точнее пытались это сделать, убеждали себя, что её жертва не напрасна, но она всегда жила рядом с нами. И вот результат: «Папа?». - Она в беде, – говорит ребенок, совсем детским языком. Ребенок, говорящий на английском с акцентом, который выговаривает лишь Ванхеда. «Она в беде» и он мысленно уже бросается грудью под пули для неё. «Она в беде» и для меня «ну и пусть», хотя он этого не одобрит. «Она в беде» и фраза «На Земле ничего не изменится» совершенно теряет смысл. Для меня, для Беллами, для Кларк и для этой девочки уже всё предрешено. Спасибо, Ванхеда, ты настоящая убийца. Ты всегда повелевала смертью, и даже родив Беллами дочку, убила меня и наши отношения. Спасибо, Ванхеда. И только Монти задаёт вопрос, который должен был прозвучать: - А где все остальные? Из бункера? - Всё ещё там, – спокойно отвечает девчонка и мне больно и смешно. Мы были уверены, что бежим защищать людей Октавии, которые должны были этот Эдем прибрать к рукам уже как год. А Октавия всё ещё девочка под полом. А Октавия так и не поднималась. А Октавия действительно сейчас совсем не проблема для меня. - Что? Не может быть… - Беллами сомневается, но девочка так по родному, уверенно и нежно берет его за руку и говорит: - Идём. И он идёт, будто заворожённый, будто загипнотизированный. 6 лет назад я бы смотрела на многое и говорила бы, что это магия. Но сейчас я многое могу объяснить, понимая, что всё это – наука. Но сейчас связь Беллами и Мэдди – это магия. Мы едем в этой пыльной машине, она рассказывает вкратце что случилось за всё это время с ней и её Мамой, рассказывает по детски, но с такой взрослой рассудительностью. Она рассказывает о том, какое у неё имя и как она с Мамой здесь жили, и как они ждали друзей из космоса, как они ждали Папу. Ждали «Вас всех» - говорит дитя Прамфайи, но совсем «Не этих странных людей. Они страшные.» Я сжимаю клинок своего меча и закидываю голову вверх. Слёзы просятся наружу, но Бел никогда этого уже не заметит, он поглощен своим новым чудом, которое гладит по голове и приговаривает, что никогда в обиду не даст, и всегда будет защищать её «чтобы не случилось». Беллами отмахивается от меня, даёт указания выйти из машины, а дальше ОНИ сами. Они уже стали «ОНИ» в полном смысле этого слова – и 10 минут пребывания на Земле не нужно. «Мы все семья» - говорил Беллами мне на Арке и эти слова имели смысл там. «Мы семья» скажет Беллами когда-нибудь здесь, на Земле и он будет иметь в виду себя, Кларк и Мэдди. Сейчас Рыцарь побежит спасать свою Принцессу. Сейчас Воин, убивший 300 лесных людей будет спасать Ванхеду. Это семья, которая была уже до меня. И здесь я лишняя. Я сжимаю рукоятку своего меча. Он всегда был со мной. Разрубить бы головы двум надблидам, но проблему и комка в горле это не решит. Ровер удаляется за деревьями, а я растворяюсь в противоположной стороне. Навзрыд, на коленки. Остановится сердце и стану механическим выйном. Слёзы покатятся по щекам прямо к губам, которые он так нежно целовал. А я и забыла какая на вкус соль. Кулаками об землю, запачкав руки. А я и забыла что такое грязь. Живот скручивает из-за переизбытка чувств и я начинаю задыхаться. Вспоминаю как мы прибыли на Арку в первые минуты и сами чуть не погибли от нехватки кислорода. Как лёгкие сжигал углекислый газ и как вены заполнялись ядом. Сейчас не лучше. Я, последняя из Азгеды, много лет на Земле бывала в разных кланах с целью шпионажа, и у каждого клана был особый яд, к которому я была готова. Но у Ванхеды свой собственный яд «Папа» и к нему меня жизнь не приготовила.