Поражение

      Клуб. На танцполе в центре зала практически кромешная темнота, не считая заменяющие нормальное освещение синие блики, что отбрасывают лампы, не желающие напрягаться ради улучшения видимости. Кузьма танцует, закрыв глаза, он каждый раз приходит сюда или в любой другой клуб, когда хочет отстраниться от всех проблем. Так, двигаясь в такт музыке, он погружается в себя, это его своеобразная медитация, способ почувствовать себя настоящего через движения. Сегодня ему необходимо разобраться во всём. Сколько он хотел начать жить нормально? Кузя уже не сосчитает, но точно может сказать, что ровно столько же раз потерпел в этом поражение.       Ваня стоит у барной стойки, отвернувшись от зала, чтобы не смотреть на Кузьму, но предательское зеркало за барменом не оставляет ему шансов: глаза сами находят парня и уже нет никакого желания отрываться. Кузьма всегда отдаётся любому своему делу полностью и вот сейчас так же. Его движения слишком интимные, плавные, будто Кузя один в помещении, и никто на него не смотрит. Но Ваня беззастенчиво пялится, наконец повернувшись лицом к происходящему. Он не видит, но знает: на щеках и может быть груди у парня румянец, несколько кудряшек прилипли к влажной коже на лбу, губы приоткрыты, и иногда он подпевает особенно понравившимся трекам. Это заводит, потому что примерно так же Кузя выглядит под ним, только вместо песен стоны. В голове тут же всплывает картина, как последний раз Ваня брал парня на диване в своей квартире, Кузьма тогда ещё мило заламывал брови «домиком», что хотелось быть медленным, чтобы продлить эти минуты в часы. Но стоило Кузе попросить: «Ваня… чтоб тебя… сволочь… быстрее… Ммм…» И Колесников забывает о нежности, кусает его куда-то в ключицу, наращивая темп.       Ваня понимает, что залип, когда перед ним машет рукой причина его слабой выдержки. Кузьма смотрит на него из-под ресниц то ли пьяно, то ли расслабленно, лезет ладонями под футболку, чувствует, как Колесников напрягается, мажет губами по щеке и шепчет спокойно: «Всё равно никто не увидит: тут слишком темно», - и становится жарче. А горячие ладошки проезжаются от колен вверх, тут терпение Колесникова даёт трещину. Он тянет Кузьму за локоть к выходу, бросив деньги бармену, усаживает парня в такси, залезает за ним на заднее сиденье, хлопая дверцей и называя адрес Сапрыкина. Ваня смотрит прямо, ладони зажимает меж колен, точно боится, что руки при себе сейчас не удержит, косится изредка только на их соприкасающиеся колени, отвечает что-то невпопад на Кузину болтовню, проверяет в сотый раз телефон. Ощущение, что такси тащится со скоростью пешехода, хотя на дорогах минимум машин, и спустя полчаса, показавшиеся Ване вечностью, они уже поднимаются в лифте с соседкой Кузи, из-за которой даже не прикоснуться к нему, и Колесников буквально чувствует, как дрожат пальцы от этой невозможности.       Хлопает дверь, щёлкает замок, глухой удар о стену: Ваня впечатал в неё парня, губы смял в поцелуе, а тот улыбается только – зря что ли провоцировал? Колесников сгребает кудри на затылке, тянет, открывая для себя шею, ведёт носом выше, кусает подбородок, пока Кузины ладони путешествуют в тысячный раз по телу мужчины, намеренно задерживаясь в чувствительных местах. От каждого его прикосновения всегда по коже словно расползались маленькие молнии, заставляющие вставать волоски на теле дыбом, и, если никто не видел, Ваня тянулся за этими руками, стараясь продлить контакт.       Куртки валятся на пол вместе с футболками, Кузьма отталкивается от стены, ловко проскальзывает под рукой и бежит в спальню, пока его не поймали, а Колесников идёт следом, стараясь не ускорять шаг: их осталось всего четыре, три, два, один, дверной проём, под уже босыми ступнями ковёр, перед взглядом Кузя на разворошённой постели, сопит в подушку и безрезультатно, но весьма усердно старается стянуть с себя узкие штаны. Ваня ухмыляется от этой картины, решает всё же помочь, что удаётся ему гораздо лучше: ткань скользит с ног тихо, Колесников встаёт коленями на кровать, поднимая парня за таз, чтобы тот встал на колени, ведёт ладонью по спине вверх к шее, тянет за плечо на себя, заставляя проехаться ягодицами по своему члену, Кузьма сладко мычит, повторяет движение. Ваня трёт большим пальцем по ложбинке меж ягодиц, вводит его, не чувствует сопротивления и резко поворачивает Кузю на спину, тот валится послушно с самым довольным видом. Колесников одной рукой отводит за лодыжку ногу парня, проникая в того двумя пальцами свободно. - И давно ты подготовился? - пальцы замирают, заставляют парня ёрзать. - Я... перед выходом... мхм... - Ваня двигает рукой пару раз и снова останавливается. - О чём же ты думал, когда растягивал себя? — Кузя хватается за его плечо, сжимая свои пальцы и пальцы в себе, краснеет ещё сильнее, он знает, что надо отвечать, иначе Колесников не продолжит. - Я думал, как... что ты... ты это делаешь... - каждая пауза-шумный выдох, - а потом представил, как ты... без подготовки возьмёшь меня... - прячет глаза в сгибе локтя, - как нам... нам... будет хорошо...       Пауза. Сапрыкин пугается, что ляпнул что-то не то, отрывает руку от лица. А Ваня смотрит на него таким странным взглядом: то ли прощения хочет попросить, то ли боится чего. Но он молчит, просто тянет Кузины ладони к себе, кладёт на глаза, направляет их вниз, целует, оставляет одну там, где чувствуется биение сердца, и парню кажется, что это должно было быть признанием в любви. Щеки горят, и Кузьма старается не отвести взгляд, по телу медленно, но как-то сразу разливается тепло от того, что Ваня, похоже, наконец осознал, что любит его. Парень давно чувствовал эту любовь, исходящую от Колесникова, во всех замечаниях о поведении, в стихах, рассказанных по памяти, чтобы развлечь, в каждом жесте, поправляющем его кудряшки, что лезли на лицо, в тёплых улыбках украдкой, в задерживающемся взгляде.       Кузьма чувствует руку на щеке и прикосновение кусочка тёплого металла, он просто стягивает его и кладёт рядом на тумбочку за рамку с фотографией, их с Ваней фотографией. Кузя любил его так, что всякий раз при случайном касании с этим несчастным обручальным кольцом ненавидел себя за то, что рушит семью, что влюбился в женатого, что не удержал при себе свои чувства, но стоило ему просто снять кольцо с пальца Колесникова, как он забывал про эту неприятность.       Парень притягивает к себе Ваню за шею, целует горячо, быстро, но Колесников забирает инициативу, оставляет только нежность в поцелуе. Кузьма отрывается, выдыхая, когда Ваня заменяет пальцы собой, растягивая стенки. - Слишком медленно... Как же медленно, чёрт тебя дери... - возмущается Кузя и "пришпоривает" его пятками. Но Колесников не поддаётся, только улыбается и шепчет влажно на ухо:"Сам виноват." Парень хотел бы удивиться:"В чём это он тут виноват?" - да не успевает: Ваня плавно загоняет член до конца, медленно назад и чуть быстрее вперёд. Сапрыкин смиряется с таким ритмом и только млеет под ним, плавится под ладонями, а Ваня налюбоваться не может, как будто первый раз видит, и опять эти брови "домиком". Он сбивается с темпа, ускоряясь, обхватывает пальцами член парня, водит рукой в такт или даже быстрее. Кузьма повторяет всё:"Ваня... Вань... так хорошо... Ваня..." А он целует Сапрыкина, отрывается и в губы:"люблю тебя..." смотрит в глаза, и Кузя кончает, оставляет следы на животе и чужой руке, целует Ваню, чтобы тот не видел, что глаза «на мокром месте» от счастья. Колесников резкими движениями доводит себя до разрядки и валится на парня сверху, придавливая, утыкается в шею, вдыхая такой родной запах. Кажется, Кузя снова потерпел поражение, а может для него это есть нормальная жизнь. Но он не думает об этом, перебирая пальцами волосы Вани, целуя того в макушку, чувствуя биение его сердца так близко. Кузьма просто любит его.