Беззвучно

      Что ж, вот она я — не смотри на неловкость губ: они не молчат, а беззвучно кричат: «Привет! Я тут задыхаюсь словами, невольно лгу, и тяжесть несказаных грузом кривит хребет... Привет», — так исступленно, жадно тебе кричу, послушай, пожалуйста, вот она я, смотри, поймай и прижми меня крепче к груди, к плечу, ведь я истекаю молчанием здесь, внутри!..       Смотри: безнадёжно, и жалко, и на излом шагаю по углям, осколкам — к тебе спеша. Прошу, не кляни меня тихо, устало, зло, мне так тяжело даётся всё новый шаг!.. Спеша, я стремилась сквозь блики фантомных чувств, летела навстречу, как бабочка на огонь. «Прошу, ну, пожалуйста, выслушай!» — закричу, но громче всех слов за меня говорит ладонь.       Огонь разрастается день ото дня сильней под кожей, и ты не поверишь ведь и вовек, что я могу петь в сто раз лучше, чем соловей, но голос отдала — и вот, теперь человек. Вовек не смогу объяснить, донести, спасти(сь) — ты смотришь по-прежнему ласково, чуть шутя: зверушка, найдёныш, немая, белей кости, смешное и жалкое, в сущности — лишь дитя. Шутя обряжаешь в шелка и ведёшь гулять, глядишь мне в глаза, будто вспомнишь вот-вот, уже! С тобой не так сильно и ранит ступни земля...       Но то, что ты сделал, острее любых ножей.       Уже слишком поздно, принц женится (боже мой!) на той, что увиделась первой ему. Увы, она не спасла тебя! Только вот и немой тогда не была я...       Ты просто ко мне привык.       Увы: только дружба, ведь я тебе как сестра. Ты счастливо ранишь рассказами о другой — чудесной невесте, кому удалось украсть тебя, твоё сердце, так зло притвориться мной... Другой уготовано счастье с тобою быть, прожить человеческий век и любить, живой... А мне — поцелуем прощальным клеймить вам лбы, обвенчанным, спящим и видящим лишь покой.       Так вот она я — не смотри на неловкость губ, что шепчут беззвучно и горько: «Теперь прощай, мой принц, будь же счастлив. А я на заре уйду и пеной растаю, не грешная, не ропща...       Прощай».