Сегодня была война

Тогда мог быть светлый, солнечный день. Это был конец апреля, могли петь прилетевшие птицы, и случайные прохожие могли ругать весеннюю грязь. Солнце светило бы выбежавшим из домов на улицу детям, ясное голубое небо радовало глаз, в воздухе витали бы ароматы распускающихся цветов, и всё бы постепенно пробуждалось от долгой зимней спячки, разминало затекшие конечности, готовясь к работе. Но ничего этого не было. Не было мягкого пробуждения природы — её разбудили грубо, силой, не спрашивая разрешения. Не было аромата весны — была адская смесь ядовитой вони взрывчатки и смрада разлагающихся трупов. Не было случайных прохожих — были убитые и выжившие, свободные и пленные, гражданские и солдаты. Не было птиц и не было солнца — они бы смотрелись просто неуместно рядом с этой картиной разрушенного мира, не поддающегося восстановлению. Крепость была взята. Возможно, где-то в подвалах ещё оставались те, кто не сдался, но наверху уже всё было конечно. Сражаться было нечем, да и почти некому — только редкие счастливчики осталось в живых. Выживших собрали на главной площади. В большинстве своем это были женщины, голодные, напуганные и чертовски вымотанные этой беспрерывной войной, для которых плен был своеобразной передышкой. Были там и дети, но их было даже меньше мужчин — мало кто пережил бомбежку. Матери громко шикали на них в безрезультатной попытке прекратить плач. Немецкие солдаты несильно тыкали штыками в спины зазевавшихся, подгоняя, и постепенно получались более менее ровные ряды. Все стоявшие там были похожи друг на друга — грязные, уставшие, сгорбленные, и у каждого в опущенных в землю глазах затаился страх. И только один отличался от остальных. Это был мужчина. Он стоял, распрямив плечи и высоко подняв голову, с интересом осматривая все, происходящее вокруг, видимо, ещё не зная, что он больше не человек и не имеет никакого права спокойно и уверенно смотреть на немецких солдат. — Прекрати! — прошипел стоящий от него справа невысокий мужчина. — Что прекратить? — беззаботно отозвался тот. — Ты понимаешь, что сейчас каждый не туда брошенный взгляд может стоить тебе жизни? — Успокойся, Майки, я не наивный маленький мальчик, и понимаю, что происходит, — мужчина неожиданно серьезно посмотрел на своего друга. Что–то громко крикнул немецкий офицер, и солдаты стали ещё усерднее выстраивать пленных. Майкл прошептал: «Опусти голову» и тут же сам уставился в землю. Но стоящий рядом мужчина уже не слушал своего друга — его взгляд привлекла появившаяся из–за поворота в дальнем конце улицы машина, которую ещё никто, кроме него, не заметил, и он непроизвольно вытянул шею, пытаясь разглядеть получше. Офицер, руководящий солдатами, окликнул его, сильно коверкая слова: — Эй ты, шаг вперед! Имя? — Брайан, — мужчина вышел вперед, оценивающе осматривая немца. Несколько человек позади него испуганно следили за происходящим, остальные не обращали никакого внимания, все так же смотря в землю. — Не смей так смотреть на меня, мразь! — заорал офицер, перемежая слова немецкими ругательствами. — Я могу пристрелить тебя, как собаку, и мне ничего за это не будет! Запомни это, запомните это вы все! Вы здесь больше не имеете никаких прав! Если до этого тихий шепот ещё был слышен, то теперь замолкли абсолютно все, не в силах пошевелить ни рукой, ни ногой, которые будто налились свинцом от страха. Брайан стоял молча, но глаза не опустил, что просто выводило немца из себя. — Любое непослушание будет караться смертью! И пусть это послужит вам уроком! — он вскинул пистолет, но тут заметил подъезжающую машину и, моментально изменившись в лице, что–то крикнул одному из солдат. Тот подбежал к Брайану, ударил его под дых и толкнул обратно в строй. Удар был не очень сильный, поэтому, когда открылась дверца машины, Кинни уже стоял прямо и смотрел вперед, несмотря на все предупреждения. Из машины вышли двое. Один был немолодой мужчина военной выправки и, судя по тому, как вытянулись в приветствии солдаты, очень высокого звания. Его форма отличалась от других цветом и покроем, и на груди было больше медалей, чем у всех здесь присутствующих, вместе взятых. Его неприятное лицо искривилось в надменной, высокомерной гримасе, а глаза с ненавистью бегали от одного лица к другому. Брайан не хотел смотреть на него — каждая медаль, каждый орден означал сотню убитых солдат, быть может, именно его друзей и знакомых. Поэтому он переключил своё внимание на второго человека, вышедшего из машины. Он был почти полной противоположностью первому — совсем молодой мальчишка с добрым лицом и растерянным, слегка испуганным взглядом. Форма лейтенанта, но при этом ни осанки, ни каких-либо еще признаков того, что он действительно заработал этот чин. Он с любопытством рассматривал все вокруг, то и дело откидывая со лба светлые пряди. Всё– таки в чертах лиц этих двоих присутствовала какая–то схожесть, но чисто внешняя — остальное было совершенно разным. К первому, оказавшемуся майором, подбежал офицер и отрапортовал. Потом указал на Брайана и произнёс его имя. Майор спокойно выслушал его, что-то сказал, и спустя пару секунд двое солдат опять вытолкнули Брайана вперёд. Едкий страх начал заползать в сердце Кинни, но он тут же подавил его. Не дождутся, сволочи. Тем временем майор вытащил из кобуры новенький пистолет и встал напротив, красуясь и привлекая внимание своих солдат. И в тот момент, когда он уже взвёл курок, молодой лейтенант, до этого с любопытством осматривающий всё вокруг, неожиданно понял, что происходит, и, вскрикнув, бросился вперёд. - Отец! Не надо! – это было единственное, что Брайан понял из их разговора. Дальше лимит его познаний в немецком исчерпался. Блондин, поняв, что его порыв был слишком резок, опустил голову и промямлил, судорожно подбирая слова в своё оправдание: - Не надо…потому что…ты же сам сказал мне, что они теперь будут много и тяжело работать, так? А тут и так мало мужчин, и если ты будешь убивать их по любому поводу, то работать будет просто некому! - юноша очень старался делать вид, будто им руководит только холодный расчёт, но у него это не очень-то получалось. Но его отец всё же опустил пистолет и, подозвав офицера, прошёл с ним в ближайший дом. Брайан почти услышал, как из груди стоявшего позади Майкла вырвался вздох облегчения. Но он не повернулся и не пошел назад к начинающимся потихоньку расходиться пленным, он заинтересованно следил за лейтенантом. Тот, немного замешкавшись, поспешил вслед за отцом, но, перед тем как войти в дом, обернулся, и их взгляды встретились. И Брайан понял – дело было вовсе не в том, что мальчишка не хотел конкретно его смерти. Просто он не хотел смерти вообще. Не хотел, боялся и вряд ли когда-либо раньше видел. И Кинни неожиданно стало его безумно жаль.