terseness

Стеклянным взглядом смотрю на пустующее место нашей кровати. Надоедливые солнечные лучи, совсем не подстать моему настроению, резко касаются глаз, ослепляя. Нехотя поднимаюсь, безжизненным взглядом обводя небольшую комнату. Прозрачно-зеленые занавески колышутся от легкого ветра, проникающего через настежь открытый балкон. На подоконнике расположены горшки с многочисленными растениями. Непроизвольно улыбка растягивается на губах, вспоминая, как ты незаметно, стараясь, чтобы я не узнал об очередном пополнении, покупал их, постепенно заполоняя этот жалкий подоконник. Пока на нем не стало места. Я лишь закатывал глаза, ведь тебе бесполезно что-то говорить — всегда стоишь на своём. В тайне мне нравилось наблюдать, как ты заботился о каждом цветке, регулярно поливая и, иногда, разговаривая. Я люблю твои странности. Запах цветов намертво засел в моих лёгких, как будто-бы всё хорошо. Как будто так и должно быть. Этот запах одно из немногого, что осталось от тебя. Белые стены покрывают плакаты рок-групп. Ты помнишь, сколько раз я пытался подсадить тебя на что-то другое? Но ты лишь отмахивался, говоря, что у меня совершенно нет вкуса. А я наигранно возмущался, говорил, что такую брехню слушают грубые мужланы и законченные старики. Ты улыбался, качая головой. Сейчас я бы отдал всё, лишь бы проснувшись, услышать, как ты подпеваешь из кухни и громкую, грубую музыку из колонок. Клянусь, если бы я только знал — я бы выучил каждое слово, каждую строчку, каждую песню. Выныриваю из таких счастливых, греющих сердце воспоминаний и перевожу взгляд дальше. Там, где нет плакатов — стены изрисованы твоими рисунками. Твой очередной талант. На самом верху, чуть задевая потолок, мелькают звезды, почти как настоящие сверкая среди нарисованного сине-фиолетового космоса, что так напоминает мне бессонные ночи и такие же пятна на наших шеях. Так же тут есть Солнечная система. Всё это смотрится так реалистично и красиво, захватывает взгляд. Это навсегда останется нашим личным космосом. Воспоминания, как мы лежали ночами, говоря о параллельных вселенных и жизни на других планетах, резко ударяют в сознание, причиняя боль разбитому сердцу. Мне нравились редкие моменты, всегда происходившие ночью, когда ты позволял, хоть и ненадолго, заглянуть к тебе в душу. Особенно отчетливо мне запомнился момент, когда мы в очередной раз лежали в обнимку, смотря в нашу маленькую вселенную. Когда я уже начал засыпать, ты вдруг спросил: «Как думаешь, что сейчас делают Джемин и Джено?» Будучи сонным, я в недоумении, осторожно, боясь разрушить хрупкую связь, спросил: «Какие Джемин и Джено?» Ты лишь повернулся ко мне, гладя линию челюсти и с теплотой смотря в глаза. «Те самые. Как думаешь, может, у них есть шанс на счастье?» Ах да, те самые. И как до меня сразу не дошло? «У них определённо всё будет хорошо.» Я уткнулся тебе в шею, чувствуя, как ты запустил руку мне в волосы и начал массировать кожу головы. Я готов был вечно пролежать в твоих объятиях. «Я хочу верить, что хотя бы у одних Джемина и Джено есть будущее.» Клянусь, тогда моё сердце как будто проткнули насквозь, оставив огромную, кровоточащую дыру. Тогда я понял, что всё серьезнее, чем я думал. Я вывернулся из твоих рук, беря бледное, невероятно красивое при лунном свете лицо в руки, и заглядывая в большие, печальные глаза, цвета крепкого кофе. Я был очень серьёзен, мой голос дрожал от начинавшейся истерики. «Не смей так говорить. Никогда больше. У нас всё будет отлично, слышишь?» С блеском в глазах ты посмотрел на меня, изнутри прикусив щеку. «Но ничто не вечно. Любовь не вечна, Джемин, и мы не исключение.» Твой голос тоже дрожал. Тогда ты был так сильно открыт и беззащитен. «Именно поэтому я ценю каждую секунду, проведённую с тобой. И с каждой секундой я влюбляюсь лишь сильнее, хотя куда уже. Потому что я готов потратить на тебя каждую секунду своей жизни, потому что я больше не смогу жить без тебя, отныне и навсегда. Я люблю тебя. Я знаю, что говорил это тебе много раз, но я хочу, чтобы ты услышал. Это не просто слова. Я. Люблю. Тебя.» Редкие капли слез мокрыми дорожками стекали по твоим щекам, впитываясь в простынь. Тогда я впервые увидел тебя столь разбитым и понял. Я понял, что происходит что-то поистине ужасное. Что-то, что может разрушить наши своеобразные отношения. Я не хотел этого, я боялся этого. Я не смог остановить это. Что-то пушистое трется об мой бок, возвращая в реальный мир. Моргаю, мотая головой, отгоняя назойливые воспоминания. Перевожу потерянный взгляд на мурчащий комочек светлой шерсти. Беру Дарси на руки, поглаживая нашу кошку за ушком. Дарси тоже скучает по тебе, Джено, я знаю. Это видно по её поджавшимся ушкам и хвосту, когда она лежит на одном из твоих свитеров, или на твоей половине кровати, грустно мяукая. И я так чертовски понимаю её. С Дарси на руках иду на кухню. Здесь больше не пахнет чем-то вкусным, что ещё раз напоминает мне о том, что больше никогда и не будет. Потому что я ужасен в готовке, сколько бы раз ты меня не учил. Достаю кошачий корм из ящика и насыпаю в миску. Малышка Дарси тут же с радостью приникает к ней, хрустя. С трудом я дохожу до круглого стола, садясь на мягкий стул. Громкое тиканье часов в смертельной тишине успокаивает, снова относит меня в сладкие воспоминания, обещая после этого очередной срыв. На глаза попадается такая нужная пачка дешёвых сигарет и я, дрожащими руками вытаскиваю одну, зажимая между потрескавшихся губ и поджигая фильтр. Глубокая затяжка. Совсем как в пятнадцать. Мне жаль, что я опять начал курить. Хорошо, что ты не увидишь этого. Надеюсь, что не увидишь. Судорожный выдох, приглушённый кашель. Легкие уже ни к черту. Разрываются от едкого дыма, грозясь перестать работать. Но я вспоминаю цветочный запах твоих волос и это даёт мне нужный глоток. Пострадавшая душа и глупое сердце уносят моё жалкое сознание ещё дальше. Я вспоминаю наши долгие разговоры обо всём до самого утра. Говорил всегда ты. Я восхищался твоими мыслями, твоим сумасшедшим, абсурдным идеям и безграничной фантазией, сравнимой с настоящим безумием. Я был очень рад, что ты делишься со мной тем, что происходит у тебя в голове. Происходило там слишком много всего. И всё же я знал — ты точно не договариваешь мне. Я не хотел давить на тебя, поэтому молчал. И это стало одной из моих роковых ошибок. Ты был самым настоящим мечтателем. Ты с восторгом говорил мне, гладя меня по волосам и обнимая сзади. «Представь, если бы…» Это «если бы» всегда было разным, но не менее безрассудным. И мне всегда было интересно послушать, что же ты скажешь на этот раз. Бывало такое, что ты говорил поистине жуткие вещи, отчего липкий страх дышал в затылок и беспокойство нарастало в груди. Для меня ты не был больным, ты был особенным. Я ясно помню ту ночь, когда ты, содрогаясь всем телом, крепко прижавшись ко мне и уткнувшись лицом в шею, отчаянным голосом умолял: «Я думаю слишком много, помоги мне.» И я делал единственное, что мог. Я крепко прижимал тебя к себе и слушал. Всё, что я мог сделать — это оказать тебе такую поддержку. Сейчас я понимаю, что этого было недостаточно. Мы начинаем ценить, когда потеряем. Сигарета догорает, обжигая подушечки пальцев. Я бросаю окурок в стоящую рядом пепельницу. Знаешь, ты должен был жить. Ты был гениальным человеком. Ты был безумно талантливым, что можно с уверенностью сказать, глядя на стены нашей спальни и портреты, разбросанные в гостиной. Потому что я никогда не смогу убрать их в чёрную коробку и обмотать лентой. Потому что это одно из воспоминаний о тебе. Дарси запрыгивает на мои колени, устраиваясь поудобнее. Говорят, время лечит. Так почему сердцу так больно и паршиво? Потому что всё это ложь. Однако, сейчас, сидя на пустой кухне и снова перебирая воспоминания, я даю тебе ещё одно обещание. Я обещаю, что буду жить за нас двоих. Я никогда не был многословным, но ты любил меня именно таким.