My Hero Academia

Кацуки не видел его уже лет пять или шесть. Может, больше. С того самого момента, как умер Всесильный. Прямо у него на руках. Бакугоу помнил это так ярко, словно это случилось вчера. Помнил Изуку с пустыми глазами, сидящего на асфальте и сжимающего в руках остывающее тело. Помнил стойкий запах крови, оседающий в легких, и ее яркий цвет. Красный, которым было залито все вокруг. Деку тоже был в крови. После этого случая никто понятия не имел, куда делся Изуку. Многие думали, что он попросту погиб. Его даже не пытались искать, пусть тогда он уже многое значил для мира героев и был способен занять самую его вершину. Единственным, кто знал, чувствовал, что этот идиот жив, был Бакугоу. И он готов был перерыть все вокруг, если бы это помогло найти его. Но не помогло. И теперь, спустя столько времени, он стоит перед Кацуки. Только вот от прежнего Деку в нем не осталось ничего. Строгий костюм, подчеркивающий сильную и жилистую фигуру, хорошо развитые мускулы, которыми Деку стал отличаться только после получения причуды. Зеленые волосы стали еще более непослушными и торчали во все стороны. Веснушек стало больше. Они украшали щеки бывшего героя, цепочкой спускались на плечи по тонкой шее, на которой чернел тонкий кожаный ошейник. Расслабленная поза уверенного в себе человека, кожаные перчатки на длинных пальцах. Безумный оскал, который раньше Бакугоу часто видел у самого себя, стоило только посмотреться в зеркало. И кроваво-красные глаза. Холодные и надменные. Ни следа от прежней теплоты и зелени. Это был уже не Деку. Не тот Деку, которого помнил Кацуки. Но ударить его все равно не получилось. Как бы ни хотелось за все, что произошло, но не вышло. Кулак замер всего в миллиметре от улыбающегося лица. Деку даже не дрогнул, не попытался уклониться. Словно бы знал, что так и будет. И его улыбка стала еще безумнее. — Не можешь ударить? — противно протянул Изуку. — Как стра-а-а-анно. Раньше тебя не смущало мое лицо. — Как ты до этого докатился, чертов задрот? — прорычал Кацуки в ответ, понимая, что его пугает безумство, плещущееся на дне красных глаз. — Ка-а-а-а-ак, спрашиваешь? — Изуку отошел на шаг, словно из воздуха извлекая небольшой нож и поигрывая им, подбрасывая и ловя двумя пальцами. Они все еще были в каком-то грязном подвале, где Бакугоу до этого отлавливал кучку недоумков, промышлявших мелким разбоем. Здесь воняло сыростью и плесенью, всюду были разбросаны прокисшие картонные коробки, а на единственном шатком столе — разбросаны стопки игральных карт. В углу скромно ютился диван с порванной обивкой и торчащими пружинами. Но даже в этом месте Деку выглядел, как чертов король мира. Спокойный, как удав, уверенный в себе, с гордой осанкой и безумством в глазах. Бакугоу смотрел на него, боясь даже моргнуть. Наблюдал за каждым плавным, кошачьим движением. Он не видел его так чертовски долго. Он сходил с ума все эти шесть лет, ехал с катушек, потому что Деку стал нужен ему как раз тогда, когда его не стало. Он был нужен всегда, просто осознание, как цунами, нахлынуло после произошедшего тогда. — Ты ведь сам вдалбливал мне в голову, что я не смогу стать героем, а, Каччан? — Деку рассмеялся, внезапно замахиваясь и бросая нож в застывшего Кацуки. Тот мог бы легко увернуться, но не стал. Лезвие мягко вошло в его плечо, обжигая короткой и острой болью. Но к ней Кацуки привык. Больше всего волновало то, что он услышал это идиотское прозвище, произнесенное Деку, еще раз. — Помнишь? — продолжил Мидория, подходя ближе. В каждом его движении была гибкость, пластичность. Он казался похожим на большого кота, играющего со своей добычей. — Разве тебе не смешно? Давай же, Каччан, смейся! Потому что теперь ты герой, а я нет! Все, как ты и хотел! Так смейся! Одно движение, и Деку вырвал из раны нож, позволяя крови противно течь по коже, пропитывая геройский костюм Бакугоу. Но тому было плевать. Деку был слишком близко. От него тянуло дорогим парфюмом: чем-то сладким, как клубника и шоколад. Приторно. Мидория внимательно осмотрел перепачканное алым лезвие. Поднес к губам, не сводя при этом безумного взгляда с застывшего Кацуки, после чего облизал металл, собирая языком каждую каплю крови. И Бакугоу следил за каждым движением языка, невольно сглатывая от того, как именно Деку выглядел в этот момент. Как чертова шлюха, с удовольствием обсасывающая чей-то член. Изуку ухмыльнулся, опуская глаза вниз и натыкаясь глазами на топорщащуюся ширинку Кацуки. Мгновение — и холод лезвия уже касается героя там, грозясь лишить его самого дорогого. Но Бакугоу не двигается, позволяя, потому что он больше чем уверен, что Мидория не причинит ему должного вреда. — Так вот оно ка-а-а-ак, — снова противно тянет бывший герой. — Только не говори, что ты был влюблен в того меня? «Я влюблен и сейчас, — мысленно замечает Кацуки. — Плевать на все, я все еще его люблю!» Алые глаза расширяются от неподдельного удивления, когда Изуку видит выражение лица Бакугоу, которое тот даже не пытается скрыть. А есть смысл вообще? Он потерял его тогда, шесть лет назад, потому что чертова гордость не дала ему сделать хотя бы один гребаный шаг навстречу. Бакугоу шесть ебаных лет жил с осознанием того, насколько же он облажался в свои семнадцать. И теперь ему плевать, даже если после этой встречи он сдохнет от рук Деку. Хватило уже и того, что он встретил его. — Неужели? — Деку щурится, подходя вплотную, прижимаясь грудью к груди Бакугоу, оказываясь так близко лицом к лицу, что всего миллиметры разделяли губы. Нож все еще вжимался в ширинку Бакугоу, больно надавливая, но было плевать. Кацуки не сводил глаз с перемазанных кровью губ Мидории. Кто первым потянулся к кому, непонятно. Просто в голове что-то щелкнуло, и Бакугоу жадно впился в горячий рот Деку, чувствуя на языке вкус крови. Тот выпустил из пальцев нож и сильно вцепился пальцами в жесткие волосы Кацуки, сжимая их в горсти, натягивая и причиняя ноющую боль. Бакугоу в ответ обвил руками талию Деку, сжимая бока. Его искрящиеся мелкими взрывами руки прожигали костюм Деку и жгли тому кожу. Мидория шипел и извивался, но все равно жался ближе, урча от боли и дрожа всем телом. У него крепко стоял, и Бакугоу чувствовал это, потому что Мидория всякий раз подавался бедрами вперед-назад, потираясь и тихо поскуливая в губы Бакугоу. Деку был безумным, и Кацуки поддавался этому безумию, становясь таким же. Он жег одежду Мидории, жег его кожу, оставляя на ней алые отпечатки рук. Кусал мягкие губы, раздирая кожу до крови, шарил ладонями по чужому телу, понимая, как же давно он хотел это сделать. Мидория мурчал и ластился, словно кот, но при этом не уступал ни на мгновение. Дергал за волосы, жестко запрокидывая голову Бакугоу назад, вгрызался в его шею, оставляя кровавые отпечатки зубов, жестко вдавливаясь бедрами в бедра. Его глаза ярче горели безумием. Нож снова мелькнул в его руке. Холод стали обжег горло возле кадыка. Бакугоу не было страшно. Не с Деку. Тот мог убить его, если потребуется, но лишать себя удовольствия явно не собирался. Поэтому нож лишь коротко мазнул по шее, рассекая кожу. Короткая вспышка боли обожгла внутренности Кацуки. Герой почувствовал кровь, стекающую по напряженной шее. И мягкий, теплый язык Мидории, широко слизывающий алые капли. Деку действительно стал безумцем. Жадным до крови и страсти. От прежнего Деку не осталось даже напоминания. И Кацуки не знал: радует его это или нет? Потому что любил он того Деку, из своего прошлого, с оленьими глазами, веснушками и чертовой самоотверженной решимостью. Этого Деку хотелось просто трахнуть. Отодрать во все дыры, словно бы это могло помочь вернуть того, который сидел внутри. Кацуки был уверен, что он именно там, внутри грудной клетки. Но похоть застилала глаза, потому что Изуку был горячим, отзывчивым, послушным. Ластился, как кот, урчал и вылизывал шею Бакугоу, острым лезвием распарывая его одежду, ненужными кусками тряпья падающую на грязный пол. Его горячие руки жадно скользили по натренированному за столько лет телу Бакугоу, глаза потемнели от желания. Изуку то и дело кусал и без того припухшие губы. И Кацуки выносило от этого напрочь. Он по-звериному зарычал, подхватывая Деку под бедра и усаживая на пошатывающийся стол. Мидория послушно обвил стройными ногами чужой торс, притягивая ближе, зарылся пальцами в волосы, безумно улыбаясь и впиваясь ртом в рот Кацуки. Он вылизывал рот Кацуки, смешивая слюну, которая в избытке стекала по подбородку. Его руки трогали всюду, куда только могли дотянуться. Ногти скребли по плечам, оставляя на коже красные полосы, набухающие кровью. Ее сладкий запах забивал легкие. Это было чертовым безумием. В голове Кацуки было пусто. Ни единой связной мысли. Только текущая патокой похоть. Внутри все горело, член болезненно пульсировал. Мозги отказывались работать от одного лишь вида Деку, бесстыдно раскинувшегося на столешнице, широко расставив ноги. Его не смущало то, насколько он открытый, а ведь того Деку это смутило бы. Этот Мидория кусал губы, блядски горящими глазами посматривая на Бакугоу из-под упавших на лоб прядей волос. Его губы пошло поблескивали, а аккуратный член почти тек, размазывая смазку по упругому животу с четкими кубиками пресса. Бакугоу смотрел, не отрываясь, и судорожно сглотнул, когда Деку совершенно бесстыдно облизал два пальца и коснулся ими сжимающегося кольца мышц. Оскалился, понимая, насколько ахуенно соблазнительно выглядит, и принялся растягивать сам себя, при этом смотря Кацуки прямо в глаза. А тот видел каждую эмоцию злодея, как на ладони, видел, как тот кайфует, проталкивая пальцы глубже, закусывает губу и рвано стонет, двигая рукой быстрее, трахая сам себя. Бакугоу почти физически ощущал его удовольствие и хотел вставить как можно быстрее, наплевав на все, но внутри все равно скребло. Это был не Деку. Не тот Деку. — Давай же, Каччан, просто трахни меня, — Деку еще больше раздвинул ноги. — Ты ведь всегда только этого и хотел, верно? Кацуки застыл, на мгновение увидев того Деку. Невинного, милого и доброго, которого он всегда опускал в грязь лицом. Кажется, Кацуки заслужил каждую секунду чертового ада, который переживал все шесть лет. Заслужил то, что происходит сейчас. Не любовь и ответные чувства, а бездушный трах, после которого Деку, наверняка, попросту исчезнет и едва ли появится в жизни Бакугоу еще раз. Один резкий толчок — и Бакугоу полностью оказывается в теле Деку. Тот протяжно и блядски стонет, выгибаясь в спине и хватаясь за столешницу. Его идеальные губы раскрыты буквой «о», мышцы напряжены и красиво выделяются под кожей. Он идеально сжимает Кацуки внутри и обхватывает его ногами, нетерпеливо заставляя двигаться. И Бакугоу двигается. Остервенело трахает, понимая, что внутри не чувствует ничего. Просто хочет получить разрядку. Он задыхается, чувствуя, как тело Деку отзывается на каждое прикосновение, на каждый толчок. Впивается пальцами в светлые бедра, оставляя на коже синяки. Хрипит и рычит, размашисто двигая бедрами, втрахивая Деку в этот чертов стол, который под конец явно развалится к херам. И самому Бакугоу хреново, как никогда. Он чувствует страсть, похоть, желание обладать. Но где-то глубоко внутри ему паскудно. Деку задыхается, стонет, срывая голос, зовет Кацуки такой привычной кличкой, цепляется за его руки и просит «еще». Его глаза все еще горят безумием, он ухмыляется, наслаждаясь тем, что происходит, тем, что его дерут, как последнюю шлюху. И Бакугоу подыгрывает ему, позволяя управлять даже тогда, когда из них двоих трахают именно Изуку. Когда Кацуки кончает, входя глубоко и замирая, Деку ухмыляется так, что герою противно от самого себя. Он весь липкий от пота, кожа покраснела в некоторых местах, член обмякает, весь перепачканный семенем. А Деку перед ним по-прежнему с раздвинутыми ногами, трогает себя, собирая пальцами семя и растирая его между подушечками. — Надеюсь, это было то, чего ты хотел? — издевательски протянул Деку. — Ты герой, трахнул меня, ты силен. Это ведь все, что тебе было нужно? Нет, блять, это не все! Это вообще не то, что нужно Кацуки. Не теперь. Ему нужен Деку. Тот Деку. Когда Мидория встает, слегка морщась, когда сперма вытекает из него, стекая по ногам, Бакугоу внутренне ломается. Обхватывает Изуку поперек талии, прижимаясь со спины, и целует шею. — Прости, — извиниться тяжело, на одно слово уходит весь воздух из легких — Кацуки делает глубокий вдох. — Это не то, что мне было от тебя, блять, нужно. Я хочу всего тебя… Я люблю тебя. Изуку ощутимо дергается. Вцепляется руками в руки Кацуки, пытаясь отнять их от себя, но получается лишь переплести пальцы. Прикосновение болью отзывается где-то внутри. — Ты ведь не умеешь, — язвит Мидория, и яда в его голосе хватило бы, чтобы убить с десяток человек. — Да, блять! — сдается Бакугоу. — Да, я был дерьмом, полнейшим придурком, потому что не ценил. Ты это хотел услышать? Но шесть лет прошло, Деку. Неужели думаешь, что ничего не изменилось за это время? — Люди не меняются, — Мидория усмехнулся. Бакугоу не был уверен, что он говорил это о нем. И это, черт возьми, дало ему надежду хоть на что-то. Деку все равно ушел. Вырвался, сбросил руки, наспех оделся и ушел. Оставил после лишь запахи крови и зеленых яблок. Но Кацуки плевать. Он его вернет, сколько бы для этого не потребовалось. Потому что люди не меняются, а значит не изменился и Мидория.