Мармелад

We back and forth, yeah, this ain't working, this ain't working

Love ain't perfect, love ain't perfect*

— Ты веришь в дружбу между парнем и девушкой? — мило интересуется у меня Алина, усаживаясь на пассажирское сидение рядом с водительским. Мне приходится досчитать про себя до десяти, чтобы успокоиться. Не знаю, что выбило меня больше: её вопрос или то, что она сейчас находится к Панарину ближе, чем мне бы того хотелось. «А ведь он тебе даже не принадлежит», — раздаётся в голове внутренний голос. Почему она вообще решила усесться спереди? Не то, чтобы я претендовала на это место под солнцем, но чем её не устроило место сзади, рядом со мной? «Тем, что на заднем сидении сидишь ты, тупица», — вторит голос, заставляя меня злиться на себя ещё больше. «Этот парень уже давно тебе не принадлежит». Слышать это от самой себя больнее всего. Учитывая, что Панарин явно двигается дальше. Ещё бы, сложно зацикливаться на бывшей, когда вокруг вьются девушки, вроде Алины. Особенно, если ты способен бросить бывшую, даже не говоря о причинах. — Что? — откашливаюсь и пытаюсь сделать вид, что действительно не услышала вопрос. — Парень. Девушка. Дружба? — Алина мило улыбается, пытаясь поймать мой взгляд в зеркале. — Веришь? Не понимаю, что именно получит новая знакомая Артемия от моего ответа. Информацию о том, что я могу быть его другом? Что же, если так, то у меня для неё плохие новости. Я, скорее, выколю себе глаза и сяду прямо на костёр, чем соглашусь на дружбу с Панариным. На губах девушки застыла усмешка, словно она может читать мои мысли; словно я открытая книга, которая не представляет для неё никакой загадки. Напряжение между нами становится слишком явным, но Алина всё ещё ждёт ответа на свой вопрос, поэтому я улыбаюсь и говорю: — Зависит от того, в каких обстоятельствах эти двое начинают дружить, — невольно смотрю на Артемия, который, кажется, совсем не слышит (или просто не хочет слышать), что именно происходит в его машине, а это, конечно, в свою очередь, не укрывается от Алины. — Например, — девушка слегка наклоняет голову в сторону водительского сидения, — если бы твой парень сказал, что у него появилась новая подруга, как ты бы отреагировала? В этот раз Алине удаётся привлечь внимание Артемия, только смотрит он почему-то на меня. Мне даже кажется, что он хочет извиниться, сказать, что не хотел, чтобы наши жизни превратились вот в это. Кажется, «Душный разговор на пути домой» — отличное название для моей будущей статьи. — Главное, чтобы мой парень не сказал, что у него появилась новая девушка, — бормочу я, пытаясь прогнать картинки с курьером из головы, — остальное, думаю, я уже способна пережить. В этот раз мне хватает смелости встретиться с Артемием взглядом. И мне снова кажется, что он чувствует себя виноватым. И, к сожалению или к счастью, это делает больно мне. На какой-то момент, может, даже секунду, мне становится смешно. В груди застревает не рыдание, а истерический смех от осознания, что, возможно, Панарин жалеет, что разбил мне сердце. Смех, что он чувствует себя лишним в машине с двумя девушками, каждая из которых ведёт какую-то свою, даже ей не до конца понятную, игру. Я бы, наверное, даже позволила себе рассмеяться, если бы не Алина и её настораживающее меня выражение лица. Моя прабабушка в таких случаях говорила: «Сделай рожу попроще, может, люди потянутся». Жаль, что я Алине такое сказать не могу. — Много драмы? — сейчас она кажется искренней, словно и вовсе не подозревает о том, что связывает меня с Артемием. — Не больше, чем в любой другой жизни, — пожимаю плечами, надеясь, что Алина «съест» моё напускное равнодушие, — дерьмо случается же, да? Без него никак. Артемий улыбается, наверное, потому что я сказала «дерьмо». Интересно, у нас у всех заложена программа, которая позволяет смеяться над словами, которые так или иначе связаны с экскрементами? Что-то вроде «Думаешь, плохой день? Ты просто ещё не слышал слово «дерьмо», поверь, поможет». Алина же делает вид, что не понимает о чём я. Конечно, она же молодая, красивая и уверенная в себе. Откуда в её жизни взяться чему-то хотя бы отдалённо связанному с отходами? Наверное, я всё-таки безумно ревную к ней Панарина. Из-за чего, собственно, я вообще могу настолько сильно её не переносить? Если, конечно, страдания по Артемию окончательно не свели меня с ума. — Это, конечно, не моё дело… — начинает Алина, но Панарин не даёт ей закончить. — Может, поговорите, когда приедем? Успеете выяснить каждую деталь биографии, если это так для вас важно. — Мне кажется, что он раздражён, но я не могу понять кем именно: мной и моими ответами или Алиной и её вопросами. — Да, брось ты, Тёма, всего лишь один вопрос, — девушка вновь перебрасывает свои волосы через плечо, и я даже думаю, что это помогает ей успокоить нервозность, которую вызывает внутри неё Панарин. «Да, думай, что он вызывает в ней только нервозность», — усмехается внутренний голос. — Ты выглядишь такой печальной, Дарина, — голос Алины звучит мягко, словно она действительно хочет понять в чем же причина, а потом позаботиться обо мне, — ты словно не спала и не ела последние месяца три, а то и четыре. Ты была у врача? — Она оборачивается ко мне, дарит мне улыбку, а потом виновато пожимает плечами. — Это сложно, наверное, — ещё одна улыбка, — признаться себе, что ты не в порядке. Чувствую, как рушатся мои стены, и как разрушаюсь я сама. Интересно, чувствует ли Панарин тоже самое? Было ли ему хотя бы на секунду так больно? И почему я единственная в этой машине, кто не может сделать вид, что ей всё равно? В машине вдруг становится холодно. Я даже порываюсь попросить Артемия выключить кондиционер, но вовремя осекаюсь — не хочется дополнительного внимания со стороны Алины. Ведь её вопрос о моём походе к врачу, так и остался без ответа. «А, может, девушка права и тебе на самом деле нужна помощь? Сразу психиатра, например», — кажется, Алина заставила играть против меня даже мой внутренний голос. Надеюсь, что хотя бы Налышеву переманить на свою сторону ей не удастся. Я отворачиваюсь и смотрю на дорогу, чтобы успокоиться. Представить, что меня зовут не Дарина и что всё в моей жизни складывается совсем по-другому. Мне даже хочется попросить Артемия отвезти меня домой, но понимаю, что очень запоздала с открытием своих карт. Я как самый главный неудачник игры в покер. Я как героиня сериала, которая в очередной раз осталась одна, несмотря на то, что её окружают тысячи людей. Я как сломанные часы, которые почему-то, несмотря на усилия хозяев, больше не хотят заводиться. Я просто смотрю на дорогу, надеясь, что смогу увидеть там свою новую жизнь. В квартире действительно тихо. Кажется, Артемий не обманул меня, сказав, что дома его всегда ждут только диван, игровая приставка и парочка замороженных кур в холодильнике. Хотела бы я посмотреть, как он пытается их приготовить. В моём присутствии ему хватило духу только управиться с пельменями, но это сейчас под силу и даже самому неумелому малышу. Надеюсь, что он питается чем-то ещё. Или хотя бы заказывает себе еду через доставку. Обычно же так живут знаменитые люди, да? Интересно, а убирается он тут тоже самостоятельно? Чуть было не хлопаю себя ладонью по лбу, вспоминая, что Панарин упоминал про уборочную бригаду, которая приходит к нему каждую субботу. Наверное, их обычная влажная уборка равняется одной моей месячной зарплате, если, конечно, вообще не превышает её. Надо будет сказать Миллеру, что мы можем открыть в соседнем здании «ООО DerHaushalt»** и привлечь тем самым новых клиентов. Попрошу Артемия сделать нам рекламу или вообще воспользоваться услугами. Сделаем баннер, на котором скрестим клюшку и швабру, а потом сделаем это гарантом качества. Если Панарин вообще на такое согласится. Даже представить не могу глаза студентов и преподавателей с рекламы, которым удастся это увидеть. Если это всё-таки произойдёт, то нужно будет в самом низу баннера, мелким шрифтом написать, что вдохновителю и автору идеи — Дарине — очень жаль. Надеюсь, что люди смогут мне поверить. Не знаю почему, но я сразу чувствую себя здесь как дома. Квартира довольно большая, словно и не создана для одного человека, который совсем не любит гостей. Голые стены, огромный телевизор, который словно вот-вот отвалится от стены и упадёт прямо в аквариум, стоящий на стойке прямо под экраном. Мне даже хочется спросить у Артемия, падал ли телевизор раньше, но боюсь, что он примет меня за глупую дурочку, которая даже плазму ни разу не видела. Прохожу чуть дальше и вижу фотографии родных. Мелочь, которая заставляет моё сердце биться чаще. Интересно, а моя фотография когда-нибудь сможет оказаться среди этих? Смогу ли я стать ему настолько же близкой и дорогой? Мысли путаются, заставляя меня дышать чаще, что, конечно же, не ускользает от внимания Панарина, но он только тихо смеётся, давая мне шанс посмотреть его жилище целиком. Толкаю дверь и сразу понимаю, что передо мной его комната. Все слишком по-мальчишески. Словно ему всё ещё лет пятнадцать, а эту квартиру ему подарил папа-олигарх. На кровати лежит ноутбук, а рядом валяются диски. — Не мог выбрать какой фильм посмотреть? — мой голос срывается на крик, так как сейчас я не уверена в какой части квартиры находится Артемий. — Искал фильм, о котором ты говорила, думал, что он есть у меня на DVD, — Артемий тоже кричит и никак не реагирует на то, что я нахожусь на его территории. — Эй, может, напомнишь мне какой сейчас год? Люди уже давно не берут себе диски, в интернете можно найти всё, — смеюсь я, убирая этот мелкий беспорядок с его кровати, — я убрала их на тумбу, не дай бог ты ещё раздавишь их, когда сегодня заляжешь спать. В комнате стоит фотография мамы, женщина на фотографии улыбается, а мне очень хочется верить, что улыбка на фото самая что ни на есть настоящая. Интересно, насколько тяжело быть матерью известного хоккеиста? «Словно она вообще могла знать, что её сын будет известным на весь мир хоккеистом, Дарина!» — проносится мысль. Иногда я мечтаю только об одном — чтобы голос в моей голове наконец-то заткнулся и перестал давать комментарии по поводу всех мыслей и догадок. Ещё немного осматриваюсь, но замечаю лишь беспорядок, который Артемий не успел, а, может, и вовсе не планировал убирать. Я всё ещё чувствую себя здесь как дома. Может, потому что это место вполне сможет стать им для меня, а, может, потому что я знаю, что рядом — Артемий. Парень проходит чуть вперёд, даже не задевая меня, падает на диван и только потом поворачивается ко мне: — Так и будешь стоять там? — Я даже не замечаю, как снова оказываюсь в зале. До сих пор кажется, что я смотрю на кучу рубашек, которые небрежно лежат на стуле. Он смеётся, заставляя меня влюбляться ещё больше. Катя сказала, что я паду под чарами Панарина через три недели после нашего знакомства. Друзья Артемия, вероятно, совсем не верили в него, поэтому дали моему сердцу месяц. Словно оно вообще планировало меня о чём-то спрашивать. Получите-влюбитесь. Как вообще человек может понять, что он влюблён? К моему сожалению, у меня не было такого уж огромного опыта в любви. Все истории, в которые я ввязывалась, так или иначе, заканчивались полным провалом. Словно в моей жизни совсем не было мест для любовных историй. Пока все мои подруги встречались, выходили замуж или рожали детей — я сидела и читала книги, спала, а в перерывах заедала очередное расставание килограммами мороженого, потому что так завещала мне Бриджит. Налышева даже шутила, что я, скорее, уйду в монахини, чем они смогут сбагрить меня какому-нибудь хотя бы малость хорошему парню. — А ты так и не предложишь мне присесть? В конце концов, твои диваны, наверное, стоят целое состояние, — обхватываю себя за плечи, но не потому, что холодно, в этот раз мне неуютно и страшно. Что там обычно идёт у влюблённых по плану? Артемий выглядит расстроенным: — Если ты пришла любоваться на диваны, которые достойны Лувра, то ты точно ошиблась квартирой, Дар, — я могу видеть, как пульсирует вена на его шее, несмотря на то, что свет приглушён, и между мной и Панариным приличное расстояние. То, как он произносит моё имя, заставляет жар распространяться по моему телу. Мне кажется, что Артемий видит меня насквозь, словно я стою перед ним совершенно голая. — Рассчитывала на Манчестерскую галерею, Панарин, но Лувр подойдёт тоже, как думаешь, в какой зал поставят этот экспонат? — Пытаюсь красиво упасть рядом с Панариным на диван, но что-то идёт не так, и я, конечно же, больно бьюсь головой о подлокотник. Артемий смеётся, но всё же притягивает меня к себе. — Судя по твоим фокусам, Дар, этот экспонат стоит отдать в зал травматологии, — качает головой, словно до сих пор не может поверить, что я умудрилась удариться о мягкий диван, — хоть не ушиблась? Тру лоб, пытаясь нащупать шишку, которой, естественно, там нет, но это почему-то ужасно смешит Артемия. — Будешь смеяться надо мной, тоже ударю тебя в лоб, — обиженно говорю я, утыкаясь Панарину в грудь. — Могу заметить, что я тебя не бил, Дар, — он приподнимает моё лицо, а затем оставляет лёгкий — совершенно мимолётный — поцелуй на лбу, — видишь, Дар, не бил. Он снова смеётся, а его «Дар» навечно впечатывается в моё сердце. Так, значит, вот какая она — любовь? Не знала, что когда-нибудь в моей жизни наступит момент, благодаря которому, я наконец-то смогу узнать и полностью ощутить на себе значение фразы «сгореть от ревности». Мне хочется немедленно выпрыгнуть из лифта, а потом бежать без оглядки домой и рыдать на груди у подруги. Мне совсем не хочется вновь очутиться в квартире, где раньше я чувствовала себя вполне защищённой. Ещё бы, раньше здесь не было Алины и её вещей. Что вообще могут делать у Панарина её чёртовы вещи? Моему самообладанию сейчас, наверное, позавидовал бы даже самый сдержанный человек в мире, да я и сама удивляюсь, что каким-то магическим образом не вцепилась этой девушке в волосы. Чувствую себя так, словно только что выбежала из горящего дома, но каким-то образом успела вытянуть за собой огонь. Алина не сводит с меня глаз, словно может читать каждую мысль, проскальзывающую в моей голове. Это даже пугает. В конце концов, никто не опровергал наличие телепатов, верно? Хотя с другой стороны, она, наверное, не стала бы терпеть мои размышления о том, как лучше вырвать ей волосы. Думаю, что Алина бы рассмеялась или ещё лучше — выставила бы меня в каком-то совершенно идиотском свете. «Спокойно, Дарина. В конце концов, ты не можешь судить кого-то только из-за твоей ревности», — проносится у меня в голове. Сердце бешено бьётся в груди, а я даже не думаю успокаиваться. Так, значит, вот какая она — ревность? Я чувствую, что Панарин наблюдает за мной, и только поэтому делаю вид, что меня заинтересовала ваза, стоящая прямо на входе, возле двери в его апартаменты. — Не боишься, что кто-нибудь возьмёт да утащит этот экспонат в Лувр, а, Панарин? — мой голос звучит уверенно, хотя внутри всё разрывается от смеси злобы и тревоги. — Туда даже тот диван ещё не забрали, — добродушно улыбается он, пропуская вперёд сначала Алину, а только потом — меня. — Это я предложила ему поставить на входе растение, — весело говорит Алина, словно эта идея — самое необыкновенное явление на свете, — знаешь, обычно подъезды и парадные довольно серые и в них совсем нет ощущения жизни. — Да, — энергично киваю, чем, скорее, напоминаю им китайского болванчика, — один цветок на этой лестничной клетке принесёт жизни самой дорогой парадной во всём Петербурге. Алина, кажется, пропускает мой комментарий мимо ушей, а вот Панарин усмехается, словно понимает, что это говорю вовсе не я, а зеленоглазый монстр, который поселился внутри. «Ты же понимаешь, что ненавидеть девушку за то, что она дружит с твоим бывшим парнем — глупо», — вторит мой внутренний голос, а мне даже кажется, что я начинаю сходить с ума. Словно во мне проснулся Веном и теперь, чтобы не умереть со скуки, он хочет со мной поговорить. Квартира совсем не изменилась. Разве что теперь тут пахнет табаком и повсюду разбросаны вещи — могу с уверенностью сказать, что не все они принадлежат Панарину. Создаётся впечатление, что парень превратил свою квартиру в общежитие. И да, цветок, «оживляющий парадную» — вишенка на этом прекрасном торте. — Я же просила тебя убираться, — недовольно произносит Алина, проводя указательным пальцем по подставке для обуви, — пыльно, видишь? И сюда ты ещё приглашаешь девушек, Панарин? Да мне бы было стыдно даже друзей позвать. Комната кружится. Не думала, что обычная фраза способна вышибить землю у меня из-под ног. Хотелось бы, конечно, иметь железную силу воли и скрывать от Панарина реакцию на слова его подружки, но, к моему сожалению, Артемий видит, что я еле стою на ногах. — Ты в порядке? — он подходит так близко, что я чувствую его дыхание на щеке. — Эй, Дарина, что такое? — голос Алины тоже звучит обеспокоенно. Надеюсь, что сейчас она и правда искренне не понимает в чём дело. — Эй, Дар, всё хорошо? — Артемий и правда, кажется, перепугался не на шутку. Часть меня даже хочет немного помучить его, в конце концов, его мало волновало моё состояние в последние три-четыре недели. Но я всё равно не могу так с ним поступить. Каким-то магическим образом волнение Панарина передаётся и мне самой. — Всё отлично, — делаю глубокий вдох, а правую руку обвиваю вокруг его плеч, — нужно только присесть, поможешь? Конечно, Артемий не может мне рассказать, а я сама нахожусь в шоке от того, где я набралась столько стойкости и смелости. Думаю, что Катя бы мной сейчас бы точно гордилась. Нужно обязательно рассказать об этом подруге. Алина выглядит настороженной, пытается казаться равнодушной, но я вижу, что теперь моё присутствие её явно напрягает. И даже несмотря на мой маленький спектакль, её команда забила моей намного больше мячей. — Сейчас, погоди, принесу тебе воды, — Артемий улыбается, а мне на секунду кажется, что между нами всё снова как прежде, я даже забываю о присутствии другой девушки, хотя о ней-то уж точно было трудно забыть. — Давайте больше без фокусов, — говорит Артемий, протягивая мне стакан с чем-то бордово-красным, — и без обмороков тоже, а то единственное, что я смогу сделать — забросить вас в машину и уже потом положить на лёд. Хочу пожаловаться, что предпочла бы воду вишнёвому соку, но понимаю, что Артемий точно не пойдёт менять мне стакан, а вот оставлять их вдвоём с Алиной мне не хочется совершенно. Так вот, значит, какая ты — ревность? Бардак в квартире самый, что ни на есть настоящий. Наверное, с порога я не смогла разглядеть то, во что превратилась его квартира. Думаю, что на данном этапе за эту квартиру не возьмётся ни одна клининг-фирма в городе, даже если Артемий пообещает делать им рекламу до конца жизни. На полу можно найти и рубашки, и штаны, и нижнее (наверняка грязное) бельё. Невольно съёживаюсь, будто бы это всё моих рук дело. Есть и женские вещи, но они уже аккуратно сложены, пусть и находятся в разных концах комнаты. Кажется, что Алина не обманывала меня, что здесь осталась парочка её вещей. Если, конечно, не брать во внимание то, что вещей осталась совсем не парочка. — С тобой точно всё в порядке? — ещё раз спрашивает девушка. — Может, всё-таки вызвать врача? На тебе же лица нет, а ты ещё и худая, как смерть, Дарина! Слова Алины бьют по мне не своей колкостью. Скорее, все усложняет присутствие Артемия и вся недосказанность, которая повисла между нами тремя — хоть ножом её режь. — Я в порядке, — улыбаюсь, стараясь выглядеть цветущей, как растение, что встречало нас на входе в квартиру, — видишь, пока ещё не лежу в собственных слюнях и не пытаюсь напасть на тебя, чтобы отхватить кусочек побольше да посочнее, — Алина непонимающе смотрит на меня, словно я окончательно спятила, а Панарин тихо смеётся, — ну знаешь, я же худая как смерть, вдруг окончательно возьму и оголодаю? И именно в этот момент мне становится стыдно. Мне хочется вернуться в кафе, закончить интервью на минут пять раньше и убежать от Панарина до следующей нашей встречи, словно он носитель чего-то страшного и заразного. Мне хочется убежать из кафе и никогда не встречаться с Алиной, не знать ни её историю, ни то, каким образом она очутилась в жизни моего бывшего парня. Парня, которого я никак не хочу забывать. Я впервые хочу попросить у Алины прощения. За ревность и за свои колкие ответы, которые по большей части срывались с моего языка. Как можно за секунду возненавидеть человека, который просто общается с другим, близким тебе человеком. Я бы наверняка не была в восторге, если бы кто-то разговаривал со мной таким же образом, каким я только что позволяла себе говорить с Алиной. Так вот, значит, какая ты — ревность? Мне становится так неловко, что я хочу спрятаться в груде грязных вещей, которые Артемий так любезно оставил прямо перед диваном. Становится прохладно, но подозреваю, что ни Панарин, ни его новая знакомая не разделят со мной этот симптом. — Прости, кажется, я действительно последнее время не в себе, — пожимаю плечами, бросая на Алину взгляд полный извинений, а она, кажется, их принимает. — Ну, что ты, всё хорошо! — кивает она, — ты, наверное, ещё и замёрзла? Давай, подберу тебе что-нибудь, — мне действительно кажется, что девушке не всё равно, зачем ей вообще волноваться о моём здоровье? Я же для неё совсем никто. И всё же в Алине есть что-то очень знакомое. Мне кажется, что я видела её несколько раз, но быстро и мимолётно. «Вы живёте в одном городе, гений, конечно, вы могли встретиться где-нибудь. Ты каждый день встречаешь тысячи людей, Дарина!» Выдыхаю, чтобы сдержаться и не начать разговаривать при них самой с собой. Я впервые смотрю на Алину без какой-то злости и агрессии. Мне хочется понять, где именно мы могли видеться и почему я не могу уловить, когда это было и при каких обстоятельствах. Хотелось бы мне обладать памятью Налышевой, уж Катя-то всегда знала, кто и что ей сказал и пообещал. Я даже советовала подруге начать усиленно учить языки, чтобы стать полиглотом. Ей хорошо, а мне не нужно больше мучится с электрическими приборами, у которых инструкция только на китайском и арабском языках. Алина очень красивая. Я даже не могу поверить насколько. Сейчас мне кажется, что нельзя быть настолько красивой. Нордический тип. Недаром его называют редчайшим и сказочным. Если бы её звали Эльзой, то я бы даже приняла её за героиню «Холодного сердца». Она чуть выше меня, а значит, что даже если её одежда и подойдёт, то, скорее всего, будет висеть на мне, как мешок. Да уж, Дарина, сегодня у тебя день приключений. Нужно обязательно отблагодарить Налышеву, за это чёртово летящее платье, которое подорвало не только моё физическое, но и психическое здоровье. — Вот нашла, — Алина снова возле меня, у неё в руках тёмно-зелёный свитер и чёрные джинсы, — знаю, наверное, это ненамного теплее твоей занавески, но всё-таки, — добавляет она, приняв моё замешательство за недовольство одеждой. Её голос теперь кажется мне ещё более знакомым. Словно я слышала его уже много раз. Господи, да почему же я не могу вспомнить?! — Дарина? — Кажется, они оба думают, что я окончательно съехала с катушек. Панарин так вообще сполз по стенке и сидит на полу, словно это и не его дом вовсе. Действительно, наверное, лучше из первого ряда наблюдать за тем, как две девчонки сыплют друг в друга колкости. Интересно, а ставки он уже сделал? Я бы поставила на Алину, потому что во мне сил уже не осталось. — Я тогда пойду, — достаю телефон и кладу его рядом, совершенно не заботясь о том, что он может куда-то провалиться или упасть. В ванной комнате (куда я и собираюсь отправиться) я вообще могу его утопить, а значит, утоплю и весь этот день, который нам с Артемием удалось пережить, — переоденусь, а то мне уже на самом деле начинает казаться, словно я на Северном Полюсе. Алина информирует меня, где именно находится ванна, а я механически киваю головой, словно не знаю эту квартиру как свои пять пальцев. Я на самом деле вижу в квартире мои фотографии. Те, что сделала на отдыхе, куда меня отправил когда-то Панарин. Те, что мы делали вместе. С фотографий на меня смотрят влюблённые, которые считают, что смогут справиться с любой трудностью в их жизни. Могу сказать за девушку, по крайне мере. Дарина на фотографии верит только в счастливый финал. В отличие от всей остальной квартиры ванна выглядит ослепительно ярко и чисто. Мне даже хочется упасть в ванную, включить душ и просто лежать так часа два, пока Алина с Артемием не начнут выколачивать дверь, думая, что я задумала затопить не только их, но заодно и весь дом. Наверное, я бы так и сделала, если бы всё не закружилось у меня перед глазами, принося порцию новых воспоминаний. — Ты же знаешь, что я ничего в этом не понимаю, — нудит Панарин, словно я заставляю его сделать что-то сверхъестественное. — А я ничего не понимаю в машинах, но почему-то всё равно смотрю с тобой «Формулу-1». Впервые за долгое время ему нечего мне возразить. — Напомни, почему мы начали встречаться? — обижено говорит он, ожидая, на какой именно турецкий сериал падёт мой выбор, — уж точно не из-за того, чтобы ты сейчас выбирала на кого два часа пускать слюни — Кемаля или Керема. — Дай-ка подумать, — хмурю лоб, словно действительно не могу вспомнить, как именно всё начиналось, — кажется, ты был так сильно очарован моей красотой, что не смог устоять, и решил познакомиться, а? — Он дует губы, как обиженный мальчишка, но не может удержаться и хохочет. — Этакая идеальная клишированная история любви для подросткового романа. О таком ты мечтала, Дар? Не хочу признаваться Панарину, что тысячу раз прокручивала в мыслях встречу «с тем самым-самым», не говоря уже обо всех остальных мелочах. Кажется, я была единственной девчонкой, которая могла так долго находиться в мире своих фантазий. — Конечно, может, ты ещё хочешь узнать, что именно рассказал мне во время нашей первой встречи? Панарин улыбается, что, скорее всего, означает именно «да». — Ты решил воспользоваться советом самого заядлого пикап-мастера, — я улыбаюсь, останавливая выбор на сериале «В ожидании солнца», — подошёл ко мне и бросил что-то вроде «Мне говорили, что нельзя дотрагиваться до искусства, но я, что поделать, очень люблю рисковать»… Панарин не даёт мне шанса закончить реплику до конца. Парень сотрясается в истерическом хохоте, который, возможно, уже совсем скоро перейдёт и в слёзы. — Дай…дай…угадаю…— говорит он, набирая в лёгкие воздуха между приступами смеха, — потом в этой версии я тебя обнимаю? — Вообще-то целуешь, но если хочешь поменять поцелуй на объятия, то я вполне могу это сделать. Истерический смех Артемия мгновенное прекращается, словно это вовсе не он разорялся тут только что. Парень притягивает меня к себе, словно я собираюсь убежать, а не включить сериал, серия которого длится два с половиной часа. — Мне безумно нравится вариант с поцелуем, — Панарин снова улыбается, но улыбка почему-то выходит кривоватой, — хотя я бы никогда не стал использовать такие глупые подкаты, Дар. Неужели парень твоей мечты прямо такой романтичный? — Конечно, а ещё он дарит мне цветы, носит на руках и обязательно смотрит со мной турецкие сериалы, — мило говорю я, а Панарин лишь закатывает глаза. — Есть слишком много вещей, которые мы с тобой можем сделать вместо того, чтобы смотреть какой-то дурацкий турецкий сериал… Мне становится жарко, я чувствую Артемия совсем рядом, словно нас не разделяет вообще ничего. Поцелуй, ещё один. И ещё. Но, к моей удаче, сегодня мы играем по моим правилам: — А теперь самое время насладиться Керемом. Мне хочется плеснуть на себя воды. Интересно, такое бывает у каждого, кто страдает от болезненного расставания со своим бывшим? Не хочу даже представлять, каково живётся тем людям, которые совсем не могут избавиться от таких воспоминаний. Наверное, это можно сравнить разве что с солью на рану. Вновь переживать радостные моменты с человеком, который уже не хочет быть твоим. «А может и никогда твоим не был». Одежда Алины выглядит на мне вполне ничего. Приходится только немного подтянуть рукава — разница в росте всё-таки сказывается. Моё платье валяется на полу, не думаю, что даже буду забирать его отсюда. В конце концов, на одну женскую вещь больше, на одну меньше — какая разница? Я больше не чувствую себя здесь как дома, и уж точно не думаю, что это место — самое безопасное и спокойное на земле. Я чувствую себя пустой, одинокой и лишней. Словно кто-то забрал всё моё счастье. Катя бы сейчас сказала, что я снова мыслю эгоистично, а ещё, что пора наконец-то выкинуть Панарина из головы. В конце концов, я и так уже слишком долго страдала. Жаль, что нельзя позвонить сейчас Налышевой и попросить её забрать меня отсюда. Ещё раз умываюсь, пытаясь увидеть в отражении девушку, которая смогла бы дать отпор любой трудности на её пути, но, конечно, все мои попытки проваливаются. Я уже больше похожа на прежнюю Дарину, но при этом меня выдаёт грусть, которая предательски плавает в глазах. Удивительно, как Алина до сих пор не сделала по этому поводу ни одного комментария. Мне снова становится неловко, несмотря на то, что здесь-то она точно не может слышать мои мысли. Мне даже начинает казаться, что моя неприязнь к девушке обусловлена не тем, что она может быть связана с Панариным, а тем, что я никак не могу вспомнить, где именно мы с ней встречались. В конце концов, девушки с такой внешностью врезаются в память — хочешь ты этого или нет. Понимаю, что нужно вернуться, но позволяю себе закрыть глаза ещё на минутку. Мне нужен каждый миг, чтобы я смогла успокоиться. — Мне кажется, что ты слишком узко смотришь на некоторые вещи, — недовольно говорит Панарин, когда я выступаю против его планов на рыбалку. — Если хочешь, я могу прямо сейчас сходить в супермаркет и купить самую большую и вкусную рыбу? — В последнее время он всё чаще напоминает ребёнка, которому не дают съесть любимую конфетку. — А так это будет пойманная мной! — Видимо, Артемий настроен решительно. — Это будет моя рыба, неужели ты не понимаешь?! — Нет, Панарин, я на самом деле ничего не понимаю, — пожимаю плечами и возвращаюсь обратно к книге, — да и я не запрещаю ехать, ведь даже запретить тебе этого не могу. — Не можешь? — Артемий растерян, словно я только что объявила, что мы ждём ребёнка. — Конечно, не могу, — киваю, словно учу малыша какому-то новому правилу, — как ты себе это представляешь, Панарин? Тебе нужен человек, который контролирует каждый твой шаг? Его брови сходятся над переносицей. Сейчас он ещё более красив, чем во всё остальное время. Кажется, что я могла бы любоваться на него при любой удобной возможности: неважно живьём или на фото. Собственно, я и так любовалась им почти всё свободное время. Катя даже шутила, что вид моего парня заменяет мне воздух. — Ты так и под водой выживешь, подруга, — однажды пошутила она. — Но ты же сама говоришь, что не хочешь, чтобы я ехал. — Артемий действительно растерян, а я не знаю, как объяснить связь своих слов и действий. — Я действительно не хочу, чтобы ты ехал туда в шесть, а то и вовсе в пять утра, — вздыхаю, откладываю книгу в сторону, и жестом предлагаю Артемию сесть рядом, — учитывая твоё расписание и то, как ты устаёшь — ещё один ненормированный день не будет прекрасным подарком для твоего организма, ты же знаешь. Парень приобнимает меня за плечи, что даёт мне силы продолжать монолог дальше: — Но если ты очень хочешь оказаться на этой рыбалке, а какой-нибудь карась сделает тебя счастливым, то я даже готова завести для тебя будильник и собрать сумку к утру, — кажется, что Артемий наконец-то понял, что именно я хотела до него донести, — но тогда уже одно условие от меня — без пойманной рыбы лучше не возвращайся. — Эй, Дар, ты там? — Голос Панарина вытаскивает меня из воспоминаний. Сейчас я ощущаю себя, скорее, Гарри Поттером, который иногда способен переговариваться с Волан-де-Мортом. Подозреваю, что в случае с Гарри всё было раз в сто менее приятно, чем у меня. — Да, уже выхожу, — я даже удивляюсь тому, насколько весело звучит мой голос. Надеюсь, что Алину удастся обвести так же, как только что — Артемия. В этот раз стало немного чище, наверное, Алина не теряла времени, а может, это хозяину квартиры наконец-то стало стыдно, и он решил навести тут хотя бы относительный порядок. — А я уже думала, что тебе снова стало плохо, — Алина говорит чуть громче, наверное, думает, что мне ничего не слышно из-за диктора в телевизоре, который рассказывает всем что-то о новой выходке Pussy Riot. — Нет, всё отлично. Спасибо за беспокойство. — Где же я могла тебя видеть? Ведь мы явно встречались прежде. — Пришлось убрать ваши фотографии, — Алина хлопает глазами, ожидая моей реакции, — это же ничего, да? — Ну что ты, эти фотографии уже давно в прошлом, — кажется, этот день станет последним на земле, если эта девушка не успокоится, — да и хозяину они наверняка не нужны, — надеюсь, что моя улыбка выглядит непринуждённо, по крайней мере, я очень хочу сделать её таковой. — Можно я задам тебе вопрос? Взгляд снова невольно задерживается на её лице. А внутренний голос почему-то только сейчас начинает чувствовать в этой девушке угрозу. — Конечно, — вновь подворачиваю рукава свитера. Господи, почему меня обделили ростом? — Вы что, снова вместе? Я уже почти отвечаю, но меня, конечно же, перебивает Панарин: — Ты же знаешь, что нет, — Артемий выразительно смотрит на неё и, кажется, словно внутри Алины щёлкает какой-то выключатель, и она мгновенно успокаивается. — Просто подумала, это платье, кафе, — она пожимает плечами, а затем садится на диван, не удивлюсь, если прямо на мой телефон. — Я беру у Артемия интервью. Мне нужно для работы, — всё это звучит как жалкое оправдание, кто наденет такое откровенное платье на интервью, да ещё и в такую погоду? В который раз за день мне хочется провалиться сквозь землю. Не знаю, что сейчас выводит меня из себя больше всего: моя слепая ревность, спокойствие Панарина или сама Алина? Девушка чувствует себя здесь полноценной хозяйкой, а Артемий, кажется, вовсе не против такого развития событий. — Может, как вчера? — весело говорит Алина, обращаясь к Панарину. — Снова на желание? — На желание? — тупо переспрашиваю я, не понимая, о чём вообще идёт речь. Алина закатывает глаза, словно я причиняю ей боль одним лишь присутствием, а Артемий уже удобно устраивается возле неё, словно так и было задумано. — Мы играем в приставку. На желания, — Алина показывает мне джойстик, и именно в этот момент диктор перестаёт говорить о Pussy Riot, наверное, сейчас на связь выйдет плейстейшн, — проигрывает Артемий — я загадываю желание, ну и наоборот. — Девушка перекидывает свои волосы, не сводя с меня взгляда. Кажется, ты пытаешься соблазнить не того человека, подруга. Объект твоих желаний сидит немного правее тебя. — Может, ты хочешь сыграть? Одна игра всего-то минуты две-три, а? Может, учитывая все сегодняшние обстоятельства, мне действительно нужно просто согласиться, проиграть один раз, выполнить какое-то дурацкое желание, а потом скорее уносить ноги подальше и от Артемия, и от его новой подруги. Планировать следующую порцию вопросов для своего — уже, казалось бы, провального — интервью. — Нет, думаю, мне уже пора. Не знаю — зачем я вообще сюда поехала, — пожимаю плечами, а затем улыбаюсь Алине. Знаю зачем — я обязательно выясню, где именно я тебя видела. — Теперь ты хотя бы не замёрзнешь, — искренне радуется девушка, словно только что узнала, что сегодня будут праздновать новый год. А мне в очередной раз становится неловко из-за моих подозрений в её сторону. — Можете не провожать, ребята, удачной игры, — направляюсь к выходу и понимаю, что жду момента, в который Артемий попросит меня остаться, или хотя бы скажет мне «до завтра», или простое и банальное «был рад поболтать», но этого не происходит. Понимаю, что придётся попросить у Алины позаимствовать ещё и кеды. Господи, спасибо, что подарил нам одинаковый размер ноги. — Алина, ты не против, если я заберу твою обувь? — начинаю обуваться ещё до того, как получаю положительный ответ. Кажется, девушка на самом деле пытается быть со мной милой. Что же, кажется, я даже довольно-таки неплохо держусь. Осталось дотерпеть до дома, а там уж можно и разрыдаться. Нужно вызвать такси. Хлопаю себя по карманам не своих джинсов и понимаю, что телефон остался там, на диване. Надеюсь, что Артемий будет не против того, что я пробегу за телефоном, не разуваясь. — Кажется, что я забыла тут свой… — не думаю, что вообще смогу снова когда-нибудь заговорить, потому что последняя тонкая нить, которая сдерживала меня, только что предательски разорвалась. «А что ты хотела? Что он будет сидеть и страдать по тебе?» — вторит мне внутренний голос. Мне больше не нужен ни телефон, ни интервью, ни работа, и уж тем более я не хочу никакого такси. Моё единственное желание — не заплакать прямо здесь и сейчас. Не расколоться надвое, как я уже сделала месяц назад. Мне хочется кричать, топать ногами и залепить Панарину отличную такую пощёчину. Мне хочется наорать на Алину, но у меня просто не хватит сил. Моё единственное желание — чтобы этот их поцелуй поскорее закончился. Скорее бегу к двери, словно в квартире невозможно дышать. Сердце болит так сильно, что рыдания всё-таки вырываются наружу. И я готова поклясться, что слышу, как в спину мне доносится тихое, совсем слабое: — Дар, подожди…