А ты исчез — ни в пустоте, ни в темноте не отыскать
Ты слился с воздухом, ты превратился в дым*
Если бы мне когда-нибудь пришлось играть в «Две лжи, одна правда», я бы наверняка нарушила правила. Даже не могу сказать почему, возможно, потому, что на правду сил у меня уже не осталось.
Ненавижу Панарина. Ненавижу. Просто терпеть не могу.
Три лжи, которые стоит уже поскорее превратить в правду, иначе мне придётся злиться на свою жизнь ещё больше. Жаль, что я не могу избить себя до потери памяти, может, хоть это помогло бы на некоторое время выкинуть Артемия из головы.
Почему до сих пор нет никаких разрешённых препаратов, приняв которые человек мог бы выборочно стереть свои воспоминания. Не уверена, что я выбрала бы опцию «удалить Артемия Панарина из вашей головы?», скорее, я удалила бы все эмоции, которые вызывает у меня один лишь его образ.
Интересно, если я прямо сейчас с разбегу выпрыгну из такого манящего открытого окна, это будет уважительной причиной для того, чтобы не писать или звонить Артемию, в надежде попросить его уделить время мне и моей дурацкой статье. Да он же даже трубку не возьмёт, если увидит на дисплее моё имя. Ещё чего доброго и вовсе выкинет свой новенький смартфон, вдруг моя тоска такая заразная, что спокойно может передаваться даже по телефону? Или что там ещё может пронестись у Панарина в голове? Лучше бы Миллер отчитал меня за прогулы или дал больше рабочих смен, а не заставлял возвращаться в состояние девушки, ревущей на лестничной площадке.
«Кажется, Вы близко общались с каким-то хоккеистом? Арсений? Артём? Артемий? Вот с него-то и начнём!»
С таким же успехом мне можно было брать интервью у моего невропатолога или у самого Миллера, ведь в последнее время из-за постоянных бессонных ночей голова, скорее, стала похожа на дырявый котёл, а работа и вовсе перестала быть чем-то обязательным. Но нет, меня не уволили. Просто решили сделать мою жизнь сложнее раз в двадцать. Словно от этого наша компания хоть сколько-нибудь заработает. Если кто-то хочет почитать о спорте, то он заходит на спортс.ру или покупает новый выпуск PRОСпорт, но уж точно не ищет что-то с немецким названием «Книги». Странно, что он вообще выбрал хоккей. Почему нельзя было поручить мне написать о Ройсе или Нойере? Тогда я смогла бы даже привести ему кучу сувениров, а может и автограф этих двух звёзд.
Несколько дней назад меня тошнило от одного лишь упоминания о спорте. Несколько дней назад я вновь увидела Артемия. Несколько дней назад у этого парня вновь получилось разбить мне сердце. А сейчас мне придётся ещё раз столкнуться со спортом, увидеть Панарина и, конечно, снова, раз за разом, заводить своё сердце, которое и без того уже нормально не функционировало. Может, лучше придумать пару статей, основываясь на наших отношениях? В конце концов, я хоть немного, но знала парня, с которым провела два года своей жизни. Миллер даже имени его толком вспомнить не может, наверняка и не додумается проверить актуальность представляемой мной информации. Этот вариант настолько заманчив, что руки сами тянутся к ноутбуку. Нужно всего лишь создать новый вордовский документ и написать там пару строк, после которых оставшаяся часть статьи пойдёт как по маслу:
«Артемий Панарин: от Мистера Дарси до пионов и разломанных мармеладных сердец»
Надеюсь, что Миллер не кинет в меня моим же ноутбуком сразу после такого изумительного заголовка. В конце концов, он сходил с ума по немецкому языку и Германии, а не по моему и без того плохому чувству юмора.
«Эта статья будет самой худшей из тех, которые вы уже успели прочесть, хотя бы из-за такого необычного, но довольно ёмкого, поверьте мне, начала:
Если вы спросите меня: случался ли в моей жизни полный пиздец, то я смело отвечу, что он настигал меня дважды — когда я встретила Артемия, и когда он пропал из моей жизни.
Если вы всё ещё не кричите и не пытаетесь найти мой адрес, чтобы поджечь входную дверь, предлагаю вам прочитать статью, которая расставит всё на свои места».
А вот тут, пожалуй, я либо уже останусь безработной, либо выслушаю в свой адрес парочку добрых слов. Явно не такой материал ожидает увидеть человек, отправивший некогда одну из самых своих лучших сотрудниц на очередное задание. Интересно, хоть один человек в мире осмелился бы показать такой материал своему начальнику?
Словно кто-то из читателей «Die Büher» вообще имел у себя в голове представление об Артемии или конкретно о хоккее. К чему вообще это глупое «
мы слишком мало времени уделяем спорту», наверно, по той лишь причине, что к спорту мы имеем такое же отношение, какое я к актёрскому мастерству? В нашем городе только газета под названием «Книги» не писала о спорте. Остальные катастрофы уже успели случиться.
А может, стоит выбрать другой заголовок?
«Панарин: прости, нам надо расстаться»
Просят же рассказать о спортсменах в реальной жизни? Ну не скрывать же, что некоторые из них оказываются полными мудаками, которые не могут даже бросить свою девушку лично.
«Думаете, что любая девушка мечтает о букете из своих любимых цветов? Я тоже так думала, пока однажды не столкнулась у своей квартиры с курьером, который принёс заказ, полностью разрушивший и меня, и мои двухлетние отношения. Вы всё ещё заинтересованы в жизни великолепного хоккеиста вне льда? Что же, думаю, вам удалось выбрать нужное издание.
Только, пожалуйста, не возносите свои надежды найти тут идеального парня, который будет носить вас на руках или любить все ваши мелочи.
Это реальная жизнь, а значит, что и герой у этой статьи, конечно же, реальный, а как мы знаем, принцы бывают только в сказках».
Конечно, Миллер не допустит в печать ни первую версию моей статьи, ни вторую, а писать о чём-то светлом и хорошем прямо сейчас не получается, а значит, сама мысль открывать ноутбук и создавать там новый документ изначально является безумно плохой идеей.
Может, просто написать, что однажды моя жизнь по какой-то известной одному Панарину причине покатилась в тартарары? С радостью поведала бы о ней дорогим читателям, но главный герой моего романа считает, что лучше мне быть в неведении, а значит, дальше изводить себя догадками в комплекте с бессонными ночами и, конечно, чувством собственной ничтожности. Не говоря о том, что я больше не могу спокойно смотреть на пионы.
Интересно, является ли мармеладное сердце поводом отказаться от задания шефа, даже если это практически означает увольнение? Нет? А мармеладное
истерзанное сердце? Не напишет же Игорь Валерьевич, что уволил меня из-за того, что меня ранее бросил парень? Хотя, если когда-то кто-то делал подобное в Германии, мой босс обязательно последует такому примеру.
Теперь я уже больше похожу на прежнюю Дарину, хотя бы внешне. Катя больше не говорит, что я напоминаю ей нового героя из «Ходячих мертвецов», для неё я теперь, скорее, похожа на девушку, которая долго-долго пыталась выбраться из лап какой-то ужасной болезни. Не знаю, почему подруга сделала такие выводы, потому что я чувствую себя столь же паршиво, как и в тот ужасный день, когда прочитала записку, выбившую мне почву из-под ног. Кажется, Катя просто уже успела подустать от меня и той головной боли, которая шла в комплекте со мной. И хуже всего то, что я понятия не имею, смогу ли вообще избавить подругу от неё. Наверное, её головная боль пройдёт только тогда, когда я вступлю в новые отношения. Или до конца забуду старые. В общем, похоже, никогда это всё у меня не пройдёт.
Может, использовать окно в качестве выхода не такая уж и плохая идея? Всё-таки меня всё ещё ждёт полнейшее унижение в качестве звонка бывшему парню. И, конечно, нужно придумать какую-то невероятную причину, чтобы Панарин не смог мне отказать. К сожалению, аргумент в виде «ты же любишь меня, правда?» явно не прибавит очков в мою пользу.
Интересно, что думают фанаты обо всём этом? Может, у меня получится выудить хоть немного материала из их постов? Следят ли они вообще за тем, что происходит в личной жизни их кумиров? В конце концов, когда мне было лет тринадцать, я только и делала, что писала в личном дневнике признания в любви двум Джастинам: Тимберлейку и Биберу. Времена, может, и поменялись, но подростки-то явно остались такими же, разве что
личный дневник стал
электронным.
«Артемий Панарин…»
От предложенных вариантов хочется одновременно плакать и смеяться:
«Артемий Панарин… жена»
«Артемий Панарин… девушка»
«Артемий Панарин… личная жизнь»
Всё, что беспокоит наших болельщиков — наличие у него девушки или жены, а не то, сколько очков он набрал в этом сезоне.
Мне нужно написать о его личной жизни, но это ведь не только семейное положение, верно? Любопытство растёт во мне, как глупая детская игрушка из моего детства, которую я кидала в воду и видела, как она на моих глазах становилась больше, поэтому я кликаю на второй результат из списка. Гуглу требуется многим меньше секунды, чтобы выдать мне двести семнадцать тысяч результатов, которые включают в себя ссылки на интервью, сюжеты из различных программ, в том числе самые смешные, которые были сняты во время его выступлений за «Витязь» и, конечно, безграничное количество форумов, на которых и обсуждают всё то, что обычно не должно интересовать болельщиков.
Надеюсь, что никто на этих форумах не проклинает меня всем, на чём стоит белый свет. А если ввести моё имя вместе с его?
Мне смешно от того, что я не могу опустить пальцы на клавиатуру и набрать простое имя, которое писала за свою жизнь, кажется, больше миллиона раз. Я не могу набрать на клавиатуре «Дарина», просто потому, что рядом набрано ещё одно.
— Давай, я верю в тебя, — наверное, мне стоит показаться психиатру, а то последние разговоры с самой собой начинают казаться странными.
«Артемий Панарин и Дарина»
Результатов больше, чем я ожидала. Половина из них — какие-то инстаграм-посты, описывающие какие же мы красивые и счастливые. Да. Мы действительно счастливые и красивые. Только, к сожалению, были.
«Может, она использовала его ради денег? Вы что-нибудь слышали о ней до того, как они начали встречаться? Может, поэтому они и решили расстаться? Артемию надоело, что она постоянно требует деньги, а Дарине надоело, что он ей этих самых денег и не даёт»
Кажется, что пользователь
Ваша Олечка не была фанатом нашей пары, ну или просто не любила меня, но, наверное, кто-то всё-таки и любил нас, потому что в нескольких ответах я нахожу пару милых и приятных вещей:
«На самом деле, я встречала Дарину на одном матче. Эта девушка потрясающая. Кажется, что конец этих отношений навредил им обоим»
О, нет. Конец этих отношений уничтожил одного из нас, а другому позволил вести обычный образ жизни. Лучше бы я на самом деле гналась за деньгами, а Артемий бросил бы меня из-за этого. Тогда я сделала бы проще — нашла бы новый мешок с деньгами и продолжала жить припеваючи.
Мне снова хочется плакать, но я делаю проще — жму на кнопку выключения ноутбука и закрываю глаза.
Пожалуйста, дайте мне машину времени, и я уже точно не буду переноситься обратно, чтобы порвать с ним первой или для того, чтобы и вовсе не начинать эту историю. Я переброшу себя на несколько лет вперёд. Задам координаты фразой: «Год, в котором Дарина вновь умеет искренне смеяться, не вспоминая о сегодняшнем дне». Интересно, сможет ли когда-нибудь машина перенести меня в этот год? Будет ли он вообще существовать?
Мои размышления прерывает звонок мобильного телефона. На экране появляется лицо Кати, она показывает язык. Кажется, она обещала убить меня за эту фотографию, но я не могу нажать «удалить». Налышева так редко бывает смешной и милой, что нужно ловить эти моменты.
— Говори, — выдыхаю, стараясь держаться оптимистично, чтобы подруга не догадалась о том, что все мои мысли вновь заняты Артемием.
— Я уже давно поняла, что ты меня ненавидишь и хочешь моей смерти, но можно хотя бы позволить мне погибнуть в комфорте, подруга, — чувствую, что Катя улыбается, а потому не могу не улыбнуться тоже.
— Что опять случилось? Клянусь, я выгляжу как нормальный человек, твои старания будут помнить потомки.
— Лучше бы эти твои потомки помнили твой легендарный ответ на звонок в домофон, Дарина, а не мои старания. Открой эту чёртову дверь, пока твои соседи не сдали меня в обезьянник, как особо шумную и буйную.
О, Господи.
— Ты действительно внизу? — подхожу к окну, пытаясь высмотреть подругу, но, конечно, терплю неудачу — Катя скрывается под козырьком.
— Нет, я решила просто так позвонить тебе, рассказать о том, как прошёл мой день, пожаловаться на тупых клиентов, которые до сих пор, дожив до тридцати, не умеют бронировать билеты, а за всем этим каким-то магическим образом взяла да и оказалась прямо перед твоим домом.
Кажется, я зря убрала звук домофона. А значит, отправка Налышевой в обезьянник — вполне себе реальная опция, если её сейчас же не завести ко мне домой.
— Сейчас, позвони в домофон через минуту, — бегу от окна к двери, чтобы пустить-таки Катю в подъезд.
— Что? Прячешь любовника? Или, — Налышева замолкает, но уже через секунду мне приходится убрать телефон от уха, потому что крик Кати глушит меня, — другую лучшую подругу?
В такие моменты мне казалось, что именно Катя и её такое вот необычное и дурное чувство юмора сохраняли мне жизнь.
— Опять плакала? — В голосе подруги слышится, скорее, грусть, а не осуждение.
Пожимаю плечами. Я и правда не помню: может, плакала, а, может, это было вчера? Во всяком случае, причина-то была одной и той же.
— Что на этот раз случилось? Только не говори, что он прислал тебе щенка и попросил назвать его «Дармий», — Катя падает на диван и морщится, понимая, что приземлилась прямо на мои тетради и авторучки.
— Дармий? Что ты вообще несёшь?
— Ну, знаешь, ваши имена, которые типа соединены в одно. Что-то вроде любовь на века и всё такое.
— Но Дармий? Налышева, ты серьёзно? — Падаю рядом с подругой, обнимая её. И, кажется, вновь искренне смеюсь, не думая о том, что всё в моей жизни ещё идёт наперекосяк.
Мы снова разговариваем обо всём: Катя рассказывает о смешных случаях на работе, о глупых девицах, которые думают, что могут выбить себе бесплатный билет, или парнях, которые лгут, что опоздали на рейс из-за аварии, о которой почему-то никому, кроме них, не известно. А я говорю о волшебном подарке Миллера и том, как сильно ненавижу «Die Büher».
— Да уж, — Катя сочувственно смотрит на меня, словно собирается взорвать в моей квартире настоящую бомбу. Надеюсь, что она хотя бы понимает, что сейчас я уж точно не готова к новому моральному потрясению, — быть тобой сейчас — просто отстой. А быть тобой той, которая берёт интервью у мудака-бывшего, так это вообще двойной отстой.
— Спасибо, Катя, ты такая милая, — язвлю я, пытаясь скрыть улыбку, — я придушила бы тебя подушкой, если бы у меня были другие такие друзья, — но, кажется, Налышева игнорирует мою последнюю фразу, подруга что-то печатает в своём телефоне. Наверное, что-то важное, иначе она бы вообще не взяла смартфон в руки.
— Что? Убить? Кого? Я бы убила пассажиров, которые спрашивают, могут ли они провести двадцать пять маникюрных ножниц в сумочке, ведь
«это же всего лишь ножнички!»
— На самом деле, я собиралась убить тебя, но так уж и быть — сделаю это сразу после того, как ты убьёшь этих своих пассажиров, — прохожу на кухню, думая, что чашка горячего чая сейчас не повредит ни мне, ни Кате.
— У тебя действительно будет повод, чтобы убить меня, — тихо говорит Катя, заставляя меня обернуться.
Мне становится тяжело дышать, кажется, словно я нахожусь в душном клубе и практически умираю от панической атаки. Налышева больше не выглядит весёлой, а просто осторожно смотрит на меня, словно я стеклянная и вот-вот разобьюсь на миллиард осколков. Но я не стеклянная и разбиваться совершенно не собираюсь.
— Что… — я не успеваю закончить, потому что мне снова кто-то звонит. Надеюсь, что это не Миллер, который услужливо пытается узнать продвинулась ли моя статья, и если да, то как далеко.
Но это не Миллер. Это вообще незнакомый мне номер. Замечаю, что Катя больше не смотрит на меня, наоборот — пытается зацепить взгляд на чём-нибудь ещё, словно боится, что я прямо сейчас наброшусь на неё и убью.
Телефон разрывается, пытаясь привлечь моё внимание, а Катя делает вид, что её больше интересуют мои обои, а я всё ещё представляю себя в душном клубе, мечтая лишь об одном — глотнуть свежего воздуха. И я глотаю, нажимая ответить.
— Для человека, который мечтает написать мою биографию, ты могла бы брать долбанный телефон немного быстрее, — от неожиданности мои ноги подкашиваются, и я падаю на пол. Не помню, когда последний раз он звонил мне, я даже не помню, когда последний раз слышала его голос, доносящийся из динамика моего телефона, — тебе хватит недели, по часу-полтора в день?
Киваю и тут же театрально бью себя по лбу, чем вызываю нервный смешок у Кати.
— Д-да, мне хватит, — мой голос звучит намного лучше, чем я могла себе представить.
— Начнём завтра, — на другом конце доносится смех, кто-то что-то кричит, жизнь кипит и идёт своим чередом, —
наше кафе, надеюсь, ты ещё помнишь, где это.
Мне хочется придумать колкий ответ, заставить Артемия проиграть хотя бы эту битву, но он не даёт мне ни единого шанса, прерывая звонок.
Кажется, жизнь на самом деле не становится лучше.
Остались буквы в документах, на счетах
И эти буквы были именем твоим*
