Rosarium

      Иди ко мне, Пятая.       Я выбираю тебя.       Дай глотнуть твоей силы, Багряная Сестричка.       Дай попробовать кровавые слезы твоих лепестков — не прощенная потеря так душит, глупенькая? Ты неспособна исполнять святой долг?       Рубин, я хочу отплясывать до раскола Последний Танец с тобой.       Желаю вобрать именно твой узорчатый трепещущий светоч перед Финалом.       Пусть трещит фарфор, и сыплются вопли, ломаются, крошатся оружия и надежды иных Дочерей при всяком нашем шаге, новом витиеватом па — и каждый раз по кромке самоуничтожения…       Мне нужна только ты.       Наша разрушительная пляска обезглавит, скосит остальных фальшивок, будто жухлую траву, и я наслажусь твоей силой напоследок, Кукла, наиболее любимая своим мерзким самонадеянным отцом…       Зна-а-аешь… Лаплас нашептывал мне безлико холодными, смерзшимися ночами, раззадоривал и колол наотмашь в лопатки, клюквенно щурясь, что тысячи лет назад Розен, восторженно потрясая новорожденной тобой перед столь же юным рассветом, лихорадочно в беспамятстве лепетал, целуя золотые кудри: «Идеал, почти идеал…». Покажи же мне, какие проблески совершенства он запрятал в твой шелковый пшеничный мед. Дай по ходу пьесы слегка расшатать твои ребра, раскроить запястья, чтоб сквозь груду млечных черепков наконец проглянуло драгоценное наполнение.       Но для этого ты должна сначала встать, Шинку.       Послать мне ароматной оплеухой цветочный воздушный поцелуй.       Надо вновь короновать себя шипами и стать сильной, дурочка.       Надо ответить.       Твоя Обугленная Роза не вспыхнет зеленью, а метания и корчи, по правде говоря, лишь злят и утомляют меня.       Я значительно выше.       А вы все здесь столь никчемно хрупки…       Стояли неподвижно, замерев плечом к плечу, чуть ли не соприкасаясь дыханием, с содроганием следя, как на сцене разрушают и калечат друг друга пустяковые макеты из тряпок и нити. И каждая, пусть по неволе, но загадывала: «Только бы не моя!..».       Вы все еще будто едины. Связаны непонятным мне волокном, но зато мне отчетливо видно, как змеится, огибая подолы, глубокий непредотвратимый разрыв.       Я различаю напряженный страстный интерес в твоих досадно отраженных, вечно умоляюще глядящих с лица напротив, точно украденных глазах, немногословная уставшая Лазурная Звезда.       В тени свежо и спокойно, но до тупой ноющей боли монотонно и горько — у тебя сводит челюсти и искрят энергией руки.       Хочешь, я закрою те, другие глаза?       Хочешь сама убаюкать их на мертвый остекленевший сон?       Позже ты будешь дрожать в пристыженном замешательстве, но сейчас ты ослепительно ясно и выскребенно знаешь свое желание, а вместе с Мистической Розой пульсирует, разъедая, неотвязный, сводящий с ума долг.       Ты метнешься мне наперерез, оберегая Шинку, но я распознаю: ты с затаенным дыханием пробуешь силы, пеленая собственные мотивы туманной хламидой теплых и лишних чувств и слабостей. Не путай уважение к талантливому противнику с любовью и преданностью, Садовница. Твое искаженное зеркало тянет тебя к земле и опутывает ревнивыми побегами, навязывая свои лавинные привязанности, но моя-то жертва ей абсолютно не чета.       Я только хочу, чтобы она вновь воспарила, обретая прежнее величие, я заметила, как потянулась она к рыдающей Ягодке и в глухом отчаянии спрятала ладони, стоило той отшатнуться с надуманным ватным страхом.       Я преображу ваши чувства, ничего в них не смысля.       Разве не очевидно?       Именно поэтому       Безупречна       Я!