новое утро

Бернарду необъяснимо нравилось просыпаться рано утром и наблюдать из большого окна за тем, как первые рассветные лучи осторожно пробираются в комнату. Нравилось будить Бретта, погруженного в весьма чуткий сон, а затем слушать недовольное бурчание. Нравилось целовать его аккуратные нежные губы в надежде на то, что парень заткнётся — это, к счастью, всегда срабатывало безотказно. Курить в постели и говорить о ненависти друг к другу — залог хорошего дня. Того самого, когда ты никому ничем не обязан и можно весь день, лёжа в кровати, строить нелепые планы, допивать дешёвый шотландский ром прямо из горла, любить и писать стихи, робко посвящая их друг другу. Когда Бретт сбрасывает с себя свою показную обиду, комната оживляется светом уже целиком. Бернарду в одинаковой степени нравится и не нравится тот факт, что спальня расположена на солнечной стороне. Сейчас, конечно, преобладает первое, ведь лицо Бретта в солнечных лучах выглядит необыкновенно: в эти мгновения с него сходит неуместная задумчивость, а взгляд такой заспанный, такой живой и настоящий… Идеальная причёска после пятичасового сна уже не такая идеальная, но гитаристу это определенно приходится по вкусу. Когда Бернард берет лицо Андерсона в свои ладони он замечает, что синяки под его глазами стали значительно меньше. Поцелуи, которые он оставляет на лице Бретта, совершенно невинные, но они заставляют вокалиста окончательно растаять. Он не без удовольствия льнет к нему, подставляясь под каждое касание, а Батлер, в свою очередь, не лишает его такого удовольствия. Бретту нравятся волосы Бернарда. Он запускает в них пальцы при любой удобной возможности, перебирает и гладит, оттягивает, любуется ими, зарывается носом. В такие моменты Батлер только и может, что застывать на считанные секунды и наслаждаться, а затем отдаваться целиком и полностью во власть ощущений. Им хорошо вместе. Хорошо, когда Бретт курит, стоя у окна, а Бернард обнимает его сзади, опустив голову на плечо. Бретт подносит наполовину истлевшую сигарету к губам своего любимого, а тот делает глубокую затяжку. Хорошо, когда они возвращаются обратно в постель с твёрдым намерением игнорировать сегодня все звонки. Когда Бретт, прерывая себя на половине фразы, утягивает Бернарда в томный поцелуй, покусывает слегка обветрившиеся губы, зализывает укусы языком. Бернард чувствует нечто совершенно иное, не похожее на простую похоть или желание обладать кем-то. Он любит Бретта, действительно любит его. Любит так, как не любил никого и никогда. Задается вопросом, а любил ли он вообще кого-нибудь до Бретта… Стягивая безразмерную футболку с податливого тела, он дает себе ответ на этот вопрос. Солнце к этому моменту стало совсем беспощадным, и теперь от него скроется никто и ничто.Бернард оставляет едва различимые следы на бледной, почти фарфоровой, шее и следует вниз, к бледным ключицам. У Бретта мягкая кожа молочного цвета. Бернард любуется ей, а Андерсон изгибается, явно требуя, чтобы тот не отвлекался. Бретту нравится обходительность Бернарда, ведь молодой человек за всю свою жизнь не был избалован нежностью и заботой. Нравилось и то, что слова партнёра как правило не состыкуются с действиями. Батлер мог язвить, мог говорить не самые приятные вещи, но, когда дело доходило до столь интимной близости, всё кардинально менялось. Бретт испытывал нечто, граничащее с обожанием, когда губы Берни осторожно соприкасались с чувствительной кожей за ухом, а руки касались внутренней стороны бедра, согнутых колен… Бернард же, в свою очередь, обожал голос Бретта. Он был совершенно несдержан и чувствителен, поэтому его стоны, пусть даже и приглушенные, пронизывали не только пространство вокруг, но и сознание молодого гитариста. Работа с Андерсоном, жизнь с ним, наполняли невообразимой внутренней энергией и вдохновением. Это был тот самый голос, приходящий во снах ещё задолго до знакомства. Тот голос, который он слышит теперь чаще, чем собственные мысли… Утро, несомненно, самая важная часть дня. Важно, когда Бретт устало наваливается на Бернарда и предлагает поспать ещё несколько часов. Бернард не в состоянии отказать, а потому поддается едва уловимым манипуляциям, сгребает в охапку обнаженное тело вокалиста. Уснуть у него, конечно же, не выйдет, но он ни за что не упустит возможность ещё немного полюбоваться Бреттом и, возможно, однажды ему удастся поверить, что Андерсон, со всеми его причудами и особенностями, плюсами и минусами, целиком принадлежит ему. Бретт быстро засыпает в объятиях, а Бернард смотрит в большое окно, за которым уже наверняка кипит жизнь. Там, на улице за стеклом — птицы, детский смех и импульсивные разговоры. Убирая с глаз Андерсона непослушную челку, Батлеру кажется, что всё это может подождать…