Почему ты не разделишь моё бессмертие?

      Джек зацепился взглядом за букет цветов, защищённый от внешнего мира стеклом витрины. Именно за этот, другие в сравнении с ним меркли. Все эти пышные розы, Джек никогда не понимал смысл этих огромных букетов. Все эти бисеросплетения, лишние украшение только портили истинную красоту цветов. Он в общем-то не понимал смысл букетов. Но знал, что Джеральд любил сирень. Когда наступила весна, это было одно из их воскресных свиданий, Дже сорвал себе веточку с только-только раскрывшегося куста сирени и окунал свой аккуратный носик меж цветов. Брайт не улыбнулся, но на душе стало легко от этой мелочи. Их маленького общего воспоминания. За всю свою долгую жизнь Джек успел запомнить и выучить многое, действительно многое, он знал и язык цветов. Не весь, но отчего-то в памяти отложилась белая сирень. Невинность. Совершенно подходит Джеральду, который всем своим существом напоминал неряшливого ребёнка, такого наивного, но от чего-то милого. Даже сейчас.       Быстро расплатившись за малый букет из двух ветвей сирени, перевязанных позолоченной лентой, Джек звякнул колокольчиком стеклянной двери, уже предвкушая встречу. Он навещал Джеральда каждый вторник и четверг, дней их свиданий оба ждали с большим нетерпением. Честно сказать, эти дни обведены красным маркером в календаре кабинета Доктора Брайта.       Как удивителен этот мир, подумал Джек, рассматривая посеревшие облака. И в этом удивительном мире всё ещё живой Джеральд входил в порядок вещей. Признаться, Джек похоронил его уж лет двадцать назад. Это был инцидент с одним из объектов, кровь неудавшегося доктора тогда стекала по стенам камеры. Там было больше литра, можно было даже не гадать. Но Джеральд, сука, выкорабкался. Джек не позволяет себе эмоции, но в памяти хорошо отложились больничная палата и его изуродованный бойфренд. Правду он говорил, про свою удачливость в неудаче. И ведь до сих пор жив, засранец.       Большой палец нежно гладит поседевшие волосы, пока Джек сидел на стуле около койки. Белые стены больничной палаты от чего-то вызывали дискомфорт, но к этому успеваешь привыкать. Как и к неизменному запаху медикаментов. Но то, к чему никогда не привыкнешь - лицо Джеральда. Покрытое морщинами, с тонкой, дряблой кожей, лишь отдалённо походило на то, каким Дже запомнился с самого начала. Но зелёные глаза осветились искренней радостью и сохранили огоньки жизни, прямо как в давние времена. - Это сирень? Ты до сих помнишь, Джек! - осчастливленный Джеральд обнимал худыми руками скромный букет. Скопление белых цветочков у подбородка будто бы освежало весь старческий вид. Совсем как в старом воспоминании до сих пор аккуратный нос нашёл своё место средь букета. - Я попрошу медсестру принести вазу... - скрипучий голос отдалённо напоминал то, что он представлял собой ранее. Раньше голос Джеральда был звонкий, даже когда тот очаровательно смущался. Но стоило перехватить взгляд мерцающих глаз, становится понятно, что это всё ещё его жизнерадостный Джеральд, с которым они познакомились, уже, кажется, вечность назад. - Не сейчас, Джер, - Джек отпустил трогательную улыбку, в то время как его рука нашла своё место теперь уже на чужой ладошке. Такой худенькой. Да, сейчас голос Джеральда напоминал скрипучую, старую пластинку. Сейчас и сам Джеральд переменился, не считая, разве что, этих зелёных глаз. Но разве это его вина? Определённо нет, все люди рано или поздно стареют, такова жизнь. Все, кроме самого Брайта. Это его чёртово проклятие, лежащее на плечах чёрт знает сколько времени. Но отчего-то Джеральд казался виноватым. Виноватыми казались все, даже грёбанный медальон. Даже сам Джек, который никак не может обратить этот процесс.       Брайт позволяет себе краткий вздох. В конце концов, ему уже восемьдесят четыре и назад не свернуть. Восемьдесят четыре. Рыжие брови легко скользнули выше в удивлённом жесте, стоило только вдуматься в эти цифры.       Больница служила домом для Джеральда второй месяц, тонкую кожу изнизали тонкие иглы капельниц, а на завтрак обед и ужин он глотает таблетки. Но самое отвратное в этой ситуации то, что ему не становится лучше. Даже наоборот. Джеральду всё хуже и хуже. Джек ощущает себя паршиво, это мягко сказано. Радует то, что сам Джеральд понятия не имеет, что происходит. Он лишь покорно глотает лекарства и принимает в свою кровь обезболивающее. И совсем не чувствует боли. Будто бы Джеку хуёвей от этого, чем ему самому. Хотя. Это действительно большое испытание, видеть как человек, давно поселившийся у тебя в сердце, с кем связано так много светлых воспоминаний, состаривается. Как он проходит всю жизнь подле тебя, а после медленно умирает. Перспектива продолжать изживать своё бессмертие после смерти любимого человека била по яйцам. С самого начала этих отношений происходящее сейчас было ясно как день, но Брайт не смог вовремя остановить себя. Не смог прервать череду свиданий, стыдливых и решительных поцелуев, романтичных мелочей на работе. Теперь он платится за то, что этот парнишка очаровал его много лет назад.       Тем не менее он улыбается и внимательно внемлет рассказам старика о внезапной бабочке, занесённую погодой в приоткрытое окно тёплой палаты. В рассказе упоминается и их давний коллега, что в своё время погромил весь Фонд, Кондраки, так его звали. Этот безумец, прокатившийся на scp-682. Джеральд затрагивает и старину Альто Клефа, трёхглазое чудо, они с Кондраки были не разлей вода, но одновременно до невозможности ненавидели друг друга. А после Джек снова слушает про бабочку, залетевшую в приоткрытое окно, будто бы Дже и не рассказывал об этом вовсе. Что-то внутри болезненно щёлкнуло от того, что возможно забыть такую деталь. Он разваливается по частям, думал Джек, сжимая чужую ладошку.       Не подумайте, ему до сих пор нравилось проводить время с Джеральдом. Любовь к наивному человеку никуда не делась, а любил Брайт его всем сердцем, если то, конечно, имелось. Все эти рассказы с детским слогом, излучающие счастье зелёные глаза и трогательно растянувшиеся в улыбке морщинки: всё в Джеральде заставляло хладного Джека тихо трепетать. Его хотелось укрыть от больниц, таблеток. Вернуть в Фонд и разделить с ним бессмертие. Ох, это было бы прекрасно.       Джеку не спится. Глаза не могут закрыться, пока в задёрнутых шторами окнах отражаются лучи ленивого солнца. В одно мгновение комната освещается вспышкой дисплея телефона. Тот лежал на тумбочке, но уже покоился в руке Брайта, пока прищуренный взгляд изучал полученное сообщение. По мере прочтения текста кишки внутри заворачиваются в узел, а ужин готов подняться к глотке и встать там непроходимым комом. Писала медсестра, что ухаживала за Джеральдом, приятная девушка, стоит отметить, только вот лицом не вышла. Она и Джек пересекались иногда, и всякий раз девушка пыталась завуалированно утешить его горе. Приятная девушка.       Она не смогла выдавить из себя что-то большее.       "Он скончался. Примите мои соболезнования."       Наконец веки могут сомкнуться, а телефон ложится обратно на тумбу. С самого начала было ясно, что всё так и произойдёт. Так отчего так больно?