«Наверняка у читателя возник резонный вопрос: «А хера ли ты к своему Бойцу не обратилась?» Вот сейчас, разбежалась. Не родился ещё тот мужик, у которого Кошка-Панкошка станет клянчить секс. Сам должен желание проявлять. Самолюбие моё ещё никто не отменял».
Я всё-таки… Женщина. Со своими «тараканами». И я понимаю, что моё поведение в отношении Бойца выглядит, как мессадж: «Пойди туда — не знаю куда; принеси то, не знаю что». Но дело в том, что я как раз таки знаю… Да, он опасается меня сейчас трогать, ввиду того, что я сержусь на него, однако не всё надо делать так, как даёт понять женщина. Подойди и возьми, придурок! Повозмущаюсь с полминуты и отдамся. Некоторые умные мужчины бывают такими тупыми, господи… С Мишей всё гораздо проще. Он чувствует энергетический фон и слышит мысли. Конечно, он иногда путается, когда в моей голове вперёд лезет мысль: «Пошёл ты к чёрту, кретин, не трогай меня!», но где-то за ней слышно и: «Не уходи, обними, поцелуй, баран!» Для него это взрыв мозга, и я его понимаю… В такие моменты он замирает и непонимающе хмурит брови, пытаясь решить, что же ему, собственно, делать. Однажды он не выдержал и сказал: — Я правильно понял, что ты мне руки оторвёшь, если я к тебе обниматься полезу, и ноги — если я попытаюсь уйти? Это, конечно, беспроигрышный вариант дать мне пиздов, Кот! Согласна, так оно и выглядит… Некоторые умные женщины бывают такими тупыми… Но я пытаюсь исправиться. Возможно, читатель также задаётся вопросом: «А фигли ты к Горшку-то до сих пор не обратилась в таком случае?» Да я бы с удовольствием. Однако, мы практически не бываем с ним одни в квартире… Но я жду удобный момент, поверьте. То, что сейчас между нами происходит, просто сводит с ума, делает мою жизнь ещё более сложной, но я уже не в силах остановиться. Я говорила с ним, спрашивала, почему же его так сильно, неудержимо, тянет к сексу, и тянуло ли его так же прежде, при теле. Ведь он не производил впечатление настолько зависимого от этого человека. Он всегда казался более, чем сдержанным… Но он действительно лишь казался таким, в связи с тем, что не любил говорить о личном. «Я всегда такой. Секс — это то, что помогает мне расслабиться, понимаешь, да? Просто выкладываешься, выплёскиваешь — и всё, сразу как-то… Заебись, легко. Секс, наркотики, рок-н-ролл — это формула релакса, это не просто слова, Коша». Слова… Кстати о них. Простые слова в последнее время играют огромную роль… Смотря какие, и в зависимости от того кем они сказаны. Моя сумбурная писанина уже изрядно раздражает, не так ли? Сейчас всё станет понятно. На днях знакомый парень, устав от попыток развести меня на виртуальной секс, решил пойти нахрапом и просто начал его без предупреждения. И хотя он писал грамотно, используя классические обороты, особо не мудрствуя, единственное, что смог получить от меня в ответ, так это десяток покатывающихся от смеха смайлов. Причём, я искренне хохотала. «Я сорву с тебя трусики, прижму к кровати и…» — ну смешно же, это просто смешно! Это кажется смешным даже в моём, взвинченном, состоянии. Что за детский сад, господи? Неужели в этом мире остались люди, готовые одной рукой писать пошлости, при этом мастурбируя другой? Это неудобно, странно, глупо… Неужели это ещё кого-то действительно заводит? Не проще ли порно посмотреть, если так уж сильно напряжение? Однако, позже я поймала себя на том, что не совсем правильно рассуждаю об этом… А получилось это вот как. Тем же вечером мне написала Пифия. «Можно сегодня Миша побудет тут немного с Игорем? Мне страшновато». Подруга работала в ночь. И я давно волнуюсь о ней, зная в каком месте ей приходится находиться. Там бродят мёртвые духи. Они дуют в лицо холодом, преследуют, наводят ужас на живых. Пифию они обычно просто раздражают. Она вообще с юмором подходит к делу — её действительно уже сложно испугать мистическими внезапностями. Услышав, как что-то беспричинно упало или двинулось, она не станет хвататься за сердце, как бывало раньше, она лишь вскинет мрачный взгляд и рявкнет: — А ну, блять, тихо там все! Угомонились! Мне некогда вами сейчас заниматься! — и неважно, к кому она обращается: к твари, к духу, к бестелому или к сквозняку. После этих слов сваливают все и сразу. Но у неё на работе всё действительно как-то… Жутковато. Я понимаю, это всего лишь мёртвые, они просто привязаны к месту и им никуда не деться, им можно лишь посочувствовать; но они ведь, может и сами того не желая, сосут жизненную энергию. Потому, я стараюсь каждый раз, когда она заступает на смену, накидывать на неё защиту. В любом случае, если даже Пифии стало страшно, то Миша там просто необходим. В прошлом году он частенько захаживал туда — контролировал «соску», которая нашла себе замечательного донора в лице Пифии; и вот, он отправился туда снова, пообещав мне обойти всё по периметру, дать всем трендюлей и до утра не оставлять подругу. «Он там пришёл?» — спросила я спустя немного времени. «Хз… не видать, — ответила Пифия, но тут же добавила. — А, ору с него! В плечи зарядил». Я улыбнулась: «Мишка, дурачок. Люблю его, — и немного подумав, попросила: — Скажи мне, какой он к тебе пришёл?» Всё это время я старательно подкачивала его и очень ждала, когда наладится его состояние, и он перестанет кайфовать. Как ни крути — так долго быть энергетически пустым если и не вредно, то точно не полезно; и я старалась дать ему как можно больше чистой, светлой энергии. Результат должен был поменять его внешний облик. «Болотистого оттенка укороченные штаны, — начала его описывать подруга, — волосы длинные, но не слишком… Щетина, седина, мокроватый… Майка «Ramones». На диван сел, деловой, нога за ногу». Я буквально подскочила на стуле — получилось! И какой облик! Тот, по которому я, к своему удивлению, сильно соскучилась… К тому же, учитывая мою странную тягу к игре «daddy-kink», этот внешний вид показался мне очень привлекательным. Да, кстати, небольшая ремарочка… Знаю, что некоторым читателям сложно представить Мишу в определенные моменты, что приходится рыть интернет, искать его фото по моим скудным описаниям его внешнего вида. Пожалуй, помогу вам немного. Если вы хотите знать, каким он был в предыдущей главе — включите «Антропологию» с Дибровым и сразу поймёте. Да, такой он «кайфовый». Кстати, во время съёмки он был под самым настоящим кайфом, это так, для справки… А тот облик, о котором пойдет речь ниже, вы можете увидеть на пресс-конференции на Доброфесте, во время которой Миша беспощадно троллит журналистов. Я не могу до конца понять его настроение в этом образе. Он вроде и не злится, но… Ведёт себя странно. Словно постоянно придерживается какой-то непонятной роли. Роли психа со скрытой агрессией? Какого-то безумца? В общем, непонятно мне, а он не объясняет; так что этот внешний вид я тоже считаю мрачным. Именно такую, тёмную, энергию я чувствую от него в эти минуты. Я прикреплю ссылки на видео в комментарии к части, так будет проще. «Сууууукаааа, — протянула я в беседе с Пифой. — Мрачныыыый… Хочу его… Наконец дождалась!!! Я заебалась его качать!!!.. — и осознав основную причину своей радости, добавила: — Вы, ребята, меня испортили. И пускай вам будет стыдно». Подруга незамедлительно расписала сцену: «"Кто я?» — «Миша…» — «Ктоооо?» — «Папочка! Ты папочка!» — Хриплым голосом: «На колени, маленькая дрянь». А вот это интересно… «Так. «Спусти трусики, животом на стол». — «Нет, Ми…» — «КТОООО?» — шлёпает по ягодицам и рычит: «На стол!» — продолжила подруга. Пифия мастер по сценам с лёгкими элементами БДСМ, и она слегка увлеклась: «"Папочка! Я больше не буду! Я так больше не буду…» — «Легла. Животом. На. Стол, грязная девчонка». Пытаясь прочитать мужские реплики голосом Горшка, я почувствовала лёгкий жар и оттянула ворот рубашки. Интересно, он вообще способен на такую игру? Буду честной: меня никогда не привлекали подобные сценарии. Я всегда считала это… Дешёвым, смешным театром. Мне кажется, чтобы всё получилось качественно, меня реально надо напугать вот таким поведением, как в сцене, описанной Пифией. Тогда мои реакции будут искренними. И это будет, как минимум, интересно. Вспомнив о том, что Миша находится там и наверняка слышит всё, что писала Пифия, мне стало любопытно, что он об этом думает, и я решила спросить: «А он как реагирует? — и предположила: — Ржёт по-любому». «Неа… Не поверишь. Он смотрит на меня так, будто говорит: «Минутку, мне нужно отлучиться к Кошечке». Серьёзно? Нет, я помню, он говорил, что в моём желании «нет ничё такого», но он тоже самое говорил и о других фетишах, не спеша участвовать в их проявлении. «Большим пальцем внутреннюю часть ладони потёр… заманчиво, — продолжала подруга. — Он крайне сосредоточен, сексуально-мрачен. Готовься, я подтолкнула». «Пиздец мне, — обозначила я, нервно улыбаясь. — Доигрался хрен на скрипке». «Он слушает сидит, запоминает», — сообщила Пифия. «Блин… Он реально хочет поиграть? Я в шоке». Горшок и БДСМ? Серьёзно? Человек совсем не проявлял себя в подобных направлениях до недавнего времени… Почему он молчит вообще?! Хоть бы как-то прокомментировал! «Ты мне расскажи потом, если он чего поведает… Любопытно так… Мы очень поверхностно об этом говорили». «Ему нравится», — сообщила подруга, тут же добавила фразу, брошенную Горшком: «Чё говорить-то? Всё и так понятно». И уточнила: «Говорит с видом таким, от которого ты кончила бы :) Мраааачно… исподлобья… думает…» Вообще-то я его такого боюсь. Вернее… Раньше боялась, сейчас слегка побаиваюсь, напрягаюсь. Слишком неадекватно, нелогично, странно он ведёт себя в этом состоянии, и это пугает. Но именно этот страх меня почему-то заводит и подстёгивает. Мало мне что ли адреналина в жизни? В любом случае, меня иногда смущает проницательность Пифии. Мало того, что она непроизвольно ловит мои мыслеобразы, даже когда я не планирую ей их показывать, так теперь ещё и ловко разбирается в том, что именно меня сексуально привлекает в Мише. «Поняла, папочка», — именно так я решила ответить Горшку на его реплику. «Уголком губ ухмыльнулся. Вот прям так», — написала Пифия. «Я бы тебя, конечно, развела сейчас на более подробную беседу… — продолжила я, — но боюсь она перерастёт в «вирт»… А Пифа там это… Работает». Сама не верю, что написала такое. Я уже устала поражаться — сколько можно мне рвать шаблоны? Жила себе спокойно, троллила любителей виртуального секса описанием самых абсурдных сцен, какие только могли прийти в мою голову, и вот, пожалуйста… Впрочем, а кто бы отказался «повиртить» с «Великим и Ужасным»? «Неа, не разведёшь». Чего?! Я?! Не разведу?! Горшка?!.. Его провокация удалась: «Ты чё, папуля?! Сомневаешься в моих возможностях?» «Потом по заднице отхватишь», — уверена, он спокоен, как удав. Актёр, театрал, блин… Забавно. А что на это скажешь? «Ремень в зубах принести или сам возьмёшь?» «Кошечка, не нарывайся». «Почему?» Ох, эти угрозы. Нет, я допускаю, что при личной беседе подобного рода, я бы наверняка напряглась и очень осторожно говорила с ним об этом — его странный, слегка безумный взгляд меня пугает. Но когда он далеко, чёрт знает где, я чувствую себя смелее. Я истинный «диванный герой». Тем временем мне пришло сообщение от подруги: «Ой бляяяять, я аж покраснела… Сука, пхахаха… он ладонь себе на яйца положил…» Я буквально кожей ощутила всю мощь её смущения. И этот человек, похлопывающий себя по ширинке, стеснялся личных тем? Серьёзно? Когда я перестану ему удивляться? «Миша, только не мастурбируй там, умоляю», — я попыталась слегка разрядить обстановку шуткой. «Типа всё, что надо — тут, в штанах…» — добавила Пифа. Ну да, зачем ему ремень? Он и стукнув по мне своим членом оставит синяк. Зачем он так себя ведёт? Ему наверняка просто нравится шокировать Пифу, ему вообще нравится шокировать людей. Она понятия не имеет, что этот жест у него почти вошёл в привычку. Мне нравится, когда он так делает… Надо будет всё-таки заставить его удовлетворить ещё один мой фетиш… «Вот скот сексуальный», — написала я, закусив губу. «Отшлёпаю, не называй меня так, Кошечка». Во мне проснулся азарт: «СКОТ! МИША — СКОТ! СКОТ, СКОТ, СКОТ, СКОООООООТ! СКОТИИИИИНА!» Тем, кто с первой части читает эту работу, известно, какой я по сути провокатор. Мне словно жизненно необходимо выводить из, и без того, кстати, хлипкого, равновесия, этого эксцентричного мужика. Будто его спокойствие и сдержанность — это что-то неправильное, ненастоящее, нелогичное. Разница лишь в том, что прежде, провоцируя его на что-то, я думала: «Блять, блять, блять, а вдруг он поведётся?!» Теперь же думаю наоборот: «А вдруг он не поведётся?!» Конечно же поведётся. Это же Горшок. «ПРИДУ, НАХУЙ, И НАДЕРУ ТВОЙ МАЛЕНЬКИЙ ЗАД! ЧТОБ ВИЗЖАЛА НАХУЙ! МОЛЧАТЬ, СКАЗАЛ! СЕЙЧАС ПРИДУ!» Ох ты ж блин… И как на это реагировать? Будет не честно не признать: эти угрозы мне пришлись по душе. Однако, ему необходимо остаться там до утра, пока Пифия не отправится домой. Даже в том случае, если я его окончательно вывела из себя. «Ой… Мишаня, потом, не надо», — написала я. Впрочем, если он и явится, я смогу его быстренько отправить обратно… «Миша?.. Я хз… Притих или метнулся к тебе?» — спросила Пифия. «Я пошутила, господи», — написала я, и оглядела помещение, отчего-то заволновавшись. «Притих :) Улыбается… — успокоила меня подруга, и добавила: — Сучкин скот (я тихоничка)» «Ты мне только скажи, он реально злится или нет», — попросила я. Ибо, если реально, а не «по-приколу», то моя задница точно не отделается лёгким покраснением. «Он возбуждён, сто процентов». «Да? — я потерла ладони в предвкушении. — Можно я его ещё подразню?» «Давай. Он развалился на диване…» «Приду, наклоню, Кошечка, трусики оттяну в сторону…» Ну, и кто кого «подразнил»?! Вот, тот момент, когда примитивная фраза, простейшие слова, действуют на меня, как афродизиак. Кто угодно может мне это написать и получить стикер в виде смеющегося Ждуна в ответ. Но прочитав это сообщение от Михаила, я снова оттянула ворот рубашки и подула на грудь, желая охладить воспылавшее тело. «Я себя чувствую подглядывающей, пхахахаха, извращенка», — Пифа точно очень смущена. Это слишком. Я не стану поддерживать эту игру. Он не способен держать себя в руках, он, не фильтруя, станет говорить всё, что взбредёт в его больную голову, и это надо постараться пресечь. «Вот, папочка, и вирт :) — написала я, ухмыляясь. Сейчас он поймёт, что перегибает. — А ты говорил, что не разведу. Надо было поспорить с тобой». «Знал, что ты именно так сделаешь, деточка». «Я такая предсказуемая», — я сделала вид, что расстроена. «НУ У НЕГО И САМОДОВОЛЬНАЯ УХМЫЛКА», — доложила подруга. По-моему ей самой интересно наблюдать за его реакциями. «Нет, я просто хотел, чтоб ты меня вот так развела». «Ага, и сам развёлся». «Развёлся. Всегда буду разводиться». Он же каждый раз поддаётся на мои провокации… И, видимо, всегда делает это осознанно. Он просто снисходительно позволяет мне играть в любимую игру «Смути/удиви/напряги/разведи Горшка». Собственно, а почему я ждала чего-то другого? Вот чёрт… Мне это не нравится, я хочу чтобы он взаправду вёлся на всю фигню, что приходит в мою буйную голову… Ладно. Я решила спросить его о том, что мне давно было интересно: «Ты играл в такое раньше?» Он так легко бросился в этот омут, создаётся впечатление, что он отпорол немало поп, пребывая в амплуа «странного папочки». «Не играл». «Хоть в чём-то я у тебя первая, пупсик». В ответ мне прилетело то, чего я никак не ожидала. Кажется, теперь Миша водит в игре «Шокируй Кошу». И у него отлично получается. «Вот хочу сделать в ванной то, что там у Пифи». «Нинада. Коша, это пиздец», — занервничала подруга. «Сукааааааа… — я набирала это, ошарашенно таращась в телефон. Мне снова стало жарко и я потрясла подолом рубашки, охлаждая живот, — это то, о чём я думаю?» «Пифя щас такое думает, я с неё не могу», — ему смешно. А я боюсь даже предположить, что же за мысли посетили голову подруги, после всего этого. «Пифа, чё ты думаешь? :)» — нервно посмеиваясь, спросила я. «Я вот не писала бы это тебе, если бы он не дрыгал мышку мою, пиздюканчик. Нискажу… неловко… Это ваша игра… но раз Миха упомянул мой сценарий… то…». Это не просто сценарий. Это сложная, глубокая, откровенная работа о человеке с психическими отклонениями. Конечно же я с большим интересом изучаю это произведение. На кануне, читая сцену в ванной — там псих отхлестал девушку по киске, вёл себя чудовищно грубо, маниакально и вообще, наводил ужас на читателя — я заметила, что Миша слушает это. Он прохаживался по комнате, задумчиво потирая подбородок, а глаза его при этом поблёскивали лёгким безумием. Он что-то об этом думал… Но я, погружённая в чтение, не стала расспрашивать. А стоило бы. «То… Он подтверждает, если что… да…» — не совсем связно продолжала подруга. «Хочу вот так же отшлёпать тебя по клитору», — спокойно заявил Горшок, прервав попытки Пифии сказать об этом осторожно. «Я красная, как сучий рак в кипятке! — написала девушка. Согласна. Я тоже. Рубашка неприятно прилипла к спине, от того, как я взмокла, читая сообщение Михаила. — Всё, ну нахуй, я не могу это между вами обсуждать… хаха…» «Ты мне на днях говорила, что ты не стесняешься!» — напомнила я. Вообще-то Пифия «до смены» и Пифия «после смены» — это два разных человека. От недосыпа она становится невозможно смешной и откровенной, и может свободно говорить о том, о чём не стала бы в другое время. Следующим сообщением я обратилась к Горшку: «Мишаня, ты же ласковый, не? :)» Ладно. Хорошо. Сцена в ванной нам отчасти близка. У меня, как и в произведении Пифы, тоже маленькая ванная. Всё потому, что нам с Бойцом вздумалось впихнуть в небольшое помещение огромную ванну с гидромассажем, которая занимает очень много места. Но Мише, кажется, нравится теснота… Стоит мне зайти туда, чтобы, к примеру, просто помыть голову, наклонившись над ванной; он сразу идёт за мной, делает один лишь шаг в помещение, и моментально упирается пахом в мой зад. Первое время я пугалась: он перекрывал собой свет лампы и, замечая растущую тень над собой, я моментально покрывалась мурашками, пульс бешено стучал в ушах, а дыхание замирало. Потом я стала ругаться. — Господи, Миша! Не делай так, умоляю! — просила я, держась за активно вздымающуюся грудь. — Мне страшно! Так раньше делали те, понимаешь? Те, кого ты выгнал, придя ко мне! Меня приводили в ужас те игры со светом, мне было сложно перестать обращать на них внимание, и вот, когда это наконец прекратилось, Михаил взял за правило делать то же самое. — Ничего, привыкнешь скоро, — всякий раз отвечал он мне; и действительно… Скоро я привыкла. Всякий раз, низко наклоняясь над ванной, я ощущаю нечто твёрдое, упирающееся в мой зад. — Уйди, не мешай, — прошу я, но мои просьбы игнорируются. Он пользуется тем, что мои руки и голова в шампуне, понимает, что я не выйду обратно в коридор, роняя на пол шматки пены; и молча хватает мои бёдра, не сильно, но крепко, и прижимается плотнее, трётся о меня своим членом. — Блин, он что, всё время у тебя стоит? — однажды спросила я. — Нет, но когда ты так наклоняешься — да, — спокойно ответил он, запуская руки мне под одежду, слегка нависнув надо мной. «Пацан решил пойти дальше…» — написала я. «Да, он хочет дальше, — подтвердила Пифия, и расхохоталась, — По письке тебе настучать хочет, ухухухахаха!» Очень, блин, смешно! Вот я попала! Почему именно так? Нет, я понимаю, может в порно это и выглядит возбуждающе, но на деле это скорее всего больно. Я, конечно, немного мазохист, но… Не до такой степени. «Я ему напомню, что она у меня сильно чувствительная и пусть хорошо взвесит всё», — написала я, решив, что хрен меня этот псих загонит в тесное помещение. Что за грёбаный максимализм?! Я всего-навсего хотела немного поиграть. Шлепки по заднице большой тяжёлой рукой, и то, чего хочет он — это не одно и то же! Что он придумает потом? Заявится ко мне весь в коже со стеком в руках, прикуёт наручниками и вставит в рот кляп со словами: «Все на колени! Я — князь тьмы!»? «Походу мне пизда», — написала я спустя немного времени, сдобрив сообщение кучкой смайликов. «Тоби пизда, — согласилась подруга, посмеиваясь. — Тикай, Котэ! Тикааай!» «Завтра буду тикать! Пока он у тебя, мне ничего не грозит :)» «То-то так спокойно тут. Где-то по зданию шараёбится». «Мишечка — умничка, обходы там делает, молодец какой! Это я подлизываюсь на всякий случай». Отсмеявшись, Пифия занялась работой, Миша продолжил бродить по коридорам, а я стала думать о сложившейся ситуации. Я в заднице. Определённо. Это не тот человек, которому можно позволить играть в такое. О чём я только думала?! Он войдёт в раж и… Он же сумасшедший. Он не знает границ, он не умеет себя контролировать… Да нет, чушь какая-то. Он ведь любит меня, это очевидно. И я ему доверяю, несмотря на все его прежние идиотские поступки. Глупо? Возможно. Та его выходка должна была отвернуть меня от подобных игр с ним навсегда… Однако, мне ведь понравилось. Это страшно… Но привлекательно. Какого, собственно, чёрта это случилось?! Известно что «сабы», в основной своей массе, вне постели являются тиранами и деспотами, в то время как «домы» — напротив, по сути своей слабые и забитые люди. Я не отношусь ни к тем, ни к другим. Конечно, если глубоко задуматься, я скорее доминант… В ответ на игровую пощёчину я угощу не игровым ударом кулака, а на попытку поставить меня на колени — громко рассмеюсь в лицо. Я не позволю сковывать мои конечности, не потерплю применение силы… Ах да… Не терпела… Раньше. Пора признать, у меня девиация. Да, возможно, лёгкая, но всё-таки девиация… Слабая боль и подчинение мне пришлись по душе… Есть ли смысл подавлять эту тягу? Вряд ли… С этим надо лишь смириться и… И установить некоторые рамки. Хотя… Миша вряд ли сделает мне больнее, чем я бы хотела. И если ему так сильно хочется… пускай попробует. Да. Он ведь знает, какие места моего тела гиперчувствительны… Знает и взаимодействует с ними максимально осторожно. Вряд ли он выйдет за рамки дозволенного именно сейчас… А если ситуация выйдет из-под контроля — остановлю его, делов-то! Надеюсь, ему известно, что в теме БДСМ есть стоп-слово… Если нет, он наверняка сообразит, что мои протесты не стоит принимать за часть игры… В любом случае, необходимо дать ему время обдумать всё… Такие игры — это серьёзно.***
Варю себе кофе, слегка покачивая бёдрами в ритм «Riders on the storm» The Doors. Эта музыка — выбор Михаила. Он, «охуенный» во всех смыслах, сидит на стуле, наблюдая за моими передвижениями. — Тебе идёт, — спокойный голос за моей спиной. Слышу, что он улыбается. — Что идёт? — уточняю, не оборачиваясь. — Футболка эта… Тем, что попу не полностью прикрывает. Смеюсь, оправляя свою большую ярко-красную домашнюю майку. И без того широкий ворот растянулся сильнее, оттого вещь сползает, оголяя моё плечо. Устраиваюсь на стуле напротив Миши, усаживаясь по-турецки, делаю большой глоток кофе с корицей и опускаю чашку в область паха. Михаил следит за моими движениями, автоматически притопывая в ритм песне мыском ботинка. «Girl ya gotta love your man Girl ya gotta love your man Take him by the hand Make him understand The world on you depends Our life will never end Gotta love your man», * — слышу голос из колонок. Замечательная песня. Интересный текст. Чудесная музыка. Приятный вокал, погружающий в лёгкий транс. Мне так странно, что такой жёсткий панк, как Горшок, так любит эту расслабляющую музыку. — Ты шо, офигела? — он удивлённо глядит на меня. — Это же «Зе Дорс»! Джим Моррисон, ё-моё! Это же классика, ё-моё! Ты что, думаешь, что я дебил какой-то, да? Ничего кроме тяжеляка не знаю, да? — Нет, нет, успокойся, я так не думаю… — бормочу, виновато улыбаясь, — я знаю, что это не так… — Я, Кошечка, знаю всё. От Элвиса и до… — неопределённо качнув головой, Миша продолжает: — И тебе надо знать. Джим Моррисон — легенда, Кот. Легенда! Какой человек, какой артист! Лучший в своём времени, я тебе говорю. Ты вслушайся, вслушайся… Райдис он-де стоооом… — слегка покачивая головой, он подпевает тихим, приятным голосом, но с ужасным русским акцентом. — Всадники на шторме… — тихо перевожу я. — Психодел, конечно. — А у него все песни такие, психоделичные. Очень необычный человек! — с восхищением говорит Миша. — А где он сейчас? Он ведь, по твоим словам, великий творец, а значит… В глазах Михаила загорается интерес. Он сползает на край стула и наклоняется чуть вперёд, положив предплечья на колени: — Да, всё правильно. Такие, как он, не уходят. Ты только представь, насколько он офигенный, если умер ещё аж до моего рождения, а его творчество любят до сих пор. Столько лет… Пока Михаил рассказывает мне о Джиме Моррисоне и его группе, не забывая упомянуть тягу артиста к мистике и прочие странности, я… Невольно любуюсь его внешним видом, слегка наклонив голову набок. Как вы поняли, «тикать» мне не пришлось. Я попросту забыла, что планировала избегать плотного контакта с Мишей ближайшее время, решив дать ему хорошо подумать о его странном желании; и потому, как обычно, ужасно обрадовалась, когда он пришёл ко мне. До того, как он явился, я настраивала себя на беседу о том, что он наговорил мне через Пифию, однако… Ну не могу я с ним, с таким, говорить об этом. Он попытался завести разговор самостоятельно, но, почувствовав моё неприятие, передумал, сказав лишь: «Да, если что, я реально так хочу». А у меня никак не клеится «картинка». Этот человек и это желание. Да, признаю, я мысли не могу допустить, что он, в таком облике, способен на то, о чём говорил. И теперь я смотрю на этого симпатичного, такого милого человека, и пытаюсь выбросить из головы то, о чём он говорил вчера ночью… Взгляд у него живой и трезвый, речь грамотная и связная; весь такой из себя… Правильный. Нормальный. Адекватный. Волосы зачёсаны назад и слегка вьются возле ушей, лицо тщательно выбрито, рубашка расстёгнута лишь на две пуговицы, а не болтается как попало, как бывает обычно… — Ты меня слушаешь вообще? — резко оборвав «лекцию», спрашивает Миша. — Конечно, — рассеянно киваю и отпиваю из чашки, опустив взгляд. — Да? Что-то непохоже, — хмурит брови он. — Пялишься на меня, как… Я широко улыбаюсь: — Ну, ты такой сладкий, вот и пялюсь. — Чего? Сладкий?! — Угу… В хорошем смысле! Михаил просто задыхается, захлёбывается своим возмущением, а я, мило улыбаясь, посылаю ему воздушный поцелуй. — Не мешай мне слушать песню, сладкий, — продолжая улыбаться, говорю я, и открываю приложение «вк». Там я говорю со Знающей о том, что меня волнует и удивляет. Мне кажется он сам, вот такой, не сможет осуществить задуманное. Да это просто смешно! А и устроил бы мне очередной разрыв шаблона, что же он тут весь такой хорошенький, сидит и нервно зачёсывает руками волосы назад? «Самое идиотское в моём положении то, что вот такого я его не могу представить… Кхм… Не артистом и не другом… Ну ты понимаешь». «Ааа, всё тот же диссонанс… Ну да, — согласилась Знающая, — таким его сложно представить в пикантной ситуации. Слишком рассудителен, наверное, спокоен…прям надёжный такой и правильный». «Да, точно. Обнимашки разве что…» — Я тут вообще-то сижу, — Михаил недовольно смотрит на меня, нервно сцепив пальцы, — или ты меня опять провоцируешь? Бросаю короткий взгляд в его глаза и закусываю губу. «Ну да, весь такой опрятный, чистенький… Хочется ему волосы взъерошить…» — написав это, подношу чашку к губам. — Пошли, — Миша поднимается. — Пошли, пошли. — Куда? — удивлённо гляжу на него, забыв, что собралась сделать глоток кофе. — В ванную. Быстро! Серьёзно? Сейчас? Хоть бы дал кофе допить… — Потом допьёшь, — он слегка толкает меня в плечо. — За мной. «Повёлся, — пишу, нервно улыбаясь. — Тащит в ванную. Блин…» Если он меня там убьёт к чёртовой матери, хотя бы один человек будет знать, кто виноват. Я следую за его широкой спиной по коридору, испытывая в груди то чувство, какое бывает во время катания на аттракционах — ощутимо захватывает дух. Неужели он действительно решил повторить ту самую сцену? Он? Этот милый, абсолютно адекватный человек, такой лапушка? В ванной он резко разворачивается и смотрит на меня сверху вниз. От прежней адекватности не осталось и следа. Он напряжён, натянут, как струна, губы сжаты, во взгляде читается вызов и агрессия. Ты, блин, кто вообще?! Он засовывает руки в карманы чёрных брюк, приподняв полы рубашки. — Разворачивайся, — его спокойный, уверенный тон пробирает до костей. — Что? — голос сел, я слегка хриплю. — Спиной. Давай, быстро, — Михаил кивает, поторапливая меня. Одолеваемая сомнениями, смотрю на него, прищурившись, и пытаюсь понять, почувствовать его настроение. Ну нахрен. По-моему он не играет. Я что, опять его выбесила? Блин, в прошлый раз хотя бы виноват был он! А теперь… Сама напросилась, придётся признать… И что делать теперь? Вот он меня сейчас отделает… И будет прав… — Ты не слышишь что ли? — в его голосе появились нотки металла, во взгляде — тьма и мрак. — Я. Сказал. Быстро. Повернулась. Ко мне. Спиной. И я поворачиваюсь. Резко. В эти глаза страшно смотреть, но они гипнотизируют, прибивают к месту, и скрыться от них можно только рывком, обрубив прочную нить визуального контакта. Стою возле ванны, смотрю в сливное отверстие, просто чтобы куда-то смотреть, и понимаю, что отвернувшись, спастись от колкого взгляда Михаила не смогла. Он прожигает меня, скользя взглядом от затылка вниз по спине. — Включи воду. Молча повинуюсь. Зашумела мощная струя воды и теперь я наблюдаю воронку, вертящуюся у слива. Чёрт… Странные эмоции. Страшно и любопытно. Хочется остаться, и хочется убежать. Нужно привести его в чувства… — Михаил, я… — Юрьевич, — перебивает он, и требует: — Раздевайся. Давай, сама. Быстро. Он… Что? Он не смог бы меня изнасиловать даже если бы имел такую возможность. Он не такой. Он чувствует меня на другом уровне, он не станет… — Не заставляй меня возвращать плоть, — он мог бы заколачивать своим голосом гвозди. — Тогда нас будет слышно в соседнем районе. Снимай с себя тряпки, бегом, я сказал. Рывком избавляюсь от майки и со злостью швыряю её на стиральную машинку. — Без психов мне тут, поняла? — Ты давишь на меня психологически, Миша! — разворачиваюсь к нему и вновь сталкиваюсь с жутким взглядом, в который теперь добавился ещё и элемент безумия. — Кто? — тихо, почти шёпотом, переспрашивает он, слегка наклонившись вперёд. Он тянет планку застёжки своей рубашки в сторону, и пуговицы, беззвучно отрываясь, летят вниз и распадаются, не достигнув пола. Проследив за ними, я шумно сглатываю и снова поднимаю глаза, скользнув взглядом по животу, по мощной груди со знаком анархии над соском. Снова сглатываю и нервно облизываю сухие губы. Михаил самодовольно ухмыляется, продолжая сжимать в руке планку рубашки, оголяя торс. — Ты… — отвечаю тихо. Я в смятении. Почему, почему он так смотрит на меня! — Кто я? — Михаил уточняет вопрос, и, не дождавшись ответа, хватает моё плечо и с силой разворачивает к себе спиной. Я стою широко распахнув глаза. Не знаю, что меня больше шокирует: его поведение или физическая сила. Конечно, он не позаботился о моём душевном равновесии, не помог, как делает это обычно, обволакивая меня волнами спокойствия и расслабления. Ему это не нужно. Он хочет напугать, ошарашить, ввести в ступор… Он хочет… Я вновь пытаюсь настроиться на него, почувствовать эмоциональный фон; но ощущаю лишь обжигающее ухо дыхание. — Я твой папочка, Кошечка. Хотела? Получай. Совсем не к месту вспоминается дурашливая старая песня с прикольной фанковой музыкой: «Sweet thing, you look so sad Cheer up, don't you know your daddy's bad Give daddy a kiss, girl…»* — Стой смирно, — Миша вплотную прижимается к спине и кладёт ладони на мою грудь. Пальцы сжимают и покручивают соски, я инстинктивно дёргаюсь. — Не рыпайся, сказал. И я замираю, опустив взгляд вниз, на его руки. Если я не могу считать его эмоции, то нужно проследить за его действиями… Хотя… Какой в этом смысл? Он всё равно будет делать всё, что ему вздумается. Он не позволит мне ему препятствовать, это очевидно. Обиженно закусываю губу. Нужно потерпеть, я ведь сама спровоцировала… а потом просто пресеку все попытки повторить эту жуткую игру. «Папочка», блин… — Можешь уйти, если хочешь, — шепчет Миша. — Я тебя не буду задерживать… Я ж не маньяк какой-то, — и я слышу тихий, короткий смешок. Он прекращает свои действия и ждёт моего решения. Анализирую своё состояние: мне больше страшно или любопытно? Если я уйду, то не узнаю, что он станет делать дальше, каким ещё он может быть… А мне ведь хочется познать все его стороны… Но и оставаться с ним страшно… Мало ли, какую из этих сторон он мне сейчас покажет? — Всё, деточка, время вышло. Его левая рука вновь сжимает мою грудь, правая, с силой протирая кожу, движется вниз по животу, оттягивая серёжку в пупке. — Ноги расставь, — его голос звучит ровно, спокойно; и это спокойствие, словно лишает меня воли. Чувствую, как он придерживает меня внизу живота одной рукой, другую перемещает на спину и давит между лопаток, заставляя наклониться. — Не упрямься. Я сильнее. Поддаюсь толчку и, наклонившись, упираюсь ладонями в дальний бортик ванны. «Сейчас будет очень больно», — настраиваю себя, и крепко зажмуриваюсь от бьющих в лицо мелких брызг воды. — Я, значит, правильный, да? — голос его тихий, дикция чёткая, интонация сквозит издёвкой. Вопрос явно риторический, я не спешу отвечать. Стою, опустив голову и закрыв глаза, в ожидании резкой боли… Упругий шлепок обжигает мои ягодицы. — Нормальный?.. Снова хлёсткий удар ладонью. — Адекватный… — Михаил переходит на шепот с лёгкой хрипотцой, снова лупит меня по заднице; а я всё жду… Жду, когда будет действительно больно. — Ты вообще хоть иногда думаешь, с кем ты, глупыш, разговариваешь? — его ровный тон пугает сильнее, чем если бы он орал. — Что, такого ты меня не хочешь, да? Потому что я, блять, трезвый, да? Молча прикусываю губу, вздрагивая от каждого шлепка. Слабая, согревающая боль — это не страшно. Меня напрягает лишь настроение Михаила. Он же явно зол… Нельзя же так качественно играть? — Я, блять, хорошенький?!.. — он говорит уже в полный голос, а удары становятся ещё слабее, в связи с тем, что теперь они приходятся на область промежности. — Милый?!.. Сладкий, блять?!.. Я, сука-блять, сладкий?! Не могу сказать, что его действия неприятны. Пугают, напрягают, заставляют сжиматься изнутри… Но физически они всё-таки доставляют странное, специфическое удовольствие. — Ты уже в край обнаглела, ё-моё! И именно это «ё-моё» приводит меня в чувство. Это же Мишка. Мой Мишка. Хороший, славный, любимый Мишка. Чего я так перепугалась?.. За то время, сколько мы находимся в ванной, он ещё ни разу не сделал мне действительно больно. Лишь только напугал… Его слова, такие грубые, жёсткие, агрессивные, но вызывающие какое-то нездоровое сексуальное возбуждение, расходятся с действиями. — Тебя больше всего слово «сладкий» взбесило? — лёгкая улыбка трогает мои губы, и я, вскинув голову, отбрасываю волосы на спину. — Да, сладкий? За моей спиной раздаётся тихий горловой рык, а тень, перекрывающая свет лампы, начинает как-то нервно покачиваться. — Села! Я медленно разворачиваюсь и, присев на бортик, наблюдаю как Михаила почти трясёт от злости. Он хватает меня за горло и наклоняется почти нос к носу. — Больше всего меня бесит, — хрипит он, пожирая меня взглядом, — что ты, блять, друга во мне увидела… — А с каких пор ты перестал им быть? — слабо ухмыляюсь одним уголком рта, а затем перевожу взгляд вниз и наблюдаю, как от прерывистого, частого дыхания активно работает его живот. Керамический бортик ванны приятно охлаждает горящие ягодицы, а крепкая рука Миши не менее приятно греет шею. Издевательски улыбаясь, чмокаю губами, почти касаясь его носа. — Сучка, — хрипит он, слегка растягивая губы в подобие злобной улыбки, — ты просто охреневшая сучка. — Бываю, — продолжая улыбаться, смотрю прямо в его тёмные глаза. Притянув за шею, он коротко и грубо целует меня, буквально впиваясь в губы, и, резко отстранившись, бросает: — Лезь в ванну, — это звучит в приказном порядке, — я не закончил. Хотелось бы воспротивиться, но я, хоть и дразню его, всё равно не могу до конца расслабиться под его диким взглядом; потому, просто перекидываю ноги в ванну… Но дальше двинуться уже не могу: Михаил заводит мои руки за спину и, скрестив запястья, с силой сжимает их. — Синяки оставишь, — напоминаю я. — И оставлю. Склонившись надо мной и продолжая сжимать мои запястья левой рукой, он запускает пальцы правой в мои трусики. — Чёрт, нет, не надо, это больно, — прошу, пытаясь плотнее сдвинуть бёдра. — Заткнись. — Послушай… — Заткнись, я сказал. — Больной ублюдок… — Таким я тебе больше нравлюсь, да? — он буквально рычит в моё ухо; его трясёт то ли из-за приступа злости, то ли от возбуждения, но его правая рука ласкает меня крайне осторожно, пальцы дразнят плоть едва касаясь. — Тебя, значит, пиздить надо? — Надо, папочка, надо, — сдерживаю улыбку, закусив губу. Теперь его средний палец ощутимо давит на клитор. Так со мной себя ещё никто не вёл. Мне действительно это… Больно. Любое, даже самое слабое, прикосновение к этому месту всегда причиняет мне боль. — Ничё. Привыкнешь. Быстро привыкнешь. Ещё просить будешь. Я крепко сжимаю бёдра, с силой впиваясь зубами в нижнюю губу, чтобы не закричать. Да, мне больно. Но боль, сука, приятная. До сумасшедших судорог тела. Действия Михаила становятся ещё грубее: ладонь прихлопывает и давит, дразнит и потирает; работает всё быстрее, меняя траекторию движения — то из стороны в сторону, то вверх-вниз. Откинув голову назад, я задерживаю дыхание, чтобы удержать рвущиеся из горла звуки. Моё тело встряхивается странными, какими-то ломанными рывками, и если бы Миша не держал мои руки, не подставлял свой живот в качестве опоры, я бы опрокинулась навзничь после первого же рывка. Наконец, Михаил прекращает эти грубые ласки, позволяя мне выдохнуть. Он прикусывает кожу моей шеи, продолжая держать меня, пока я восстанавливаю дыхание и пытаюсь наладить равновесие. — Успокоилась? — он всё ещё шумно, часто дышит, явно прикладывая усилия для того, чтобы его голос казался ровным и холодным. Опустив голову, скрываю часть лица волосами, и улыбаюсь: — Да, папочка. — Принимай душ и иди спать, деточка, — и он отпускает мои руки. Стащив с себя влажное нижнее бельё, я сползаю в ванну, ловлю строгий горшковский взгляд: — Хочу спать с папочкой, — и пытаюсь изобразить невинную улыбку. Миша со вздохом присаживается на край ванны: — У тебя так херово получается изображать невинность — пиздец. Ты вызываешь желание тебя оттрахать, как полагается. — А любить? — чувствую, что хрен я смогу самостоятельно дойти до кровати на таких трясущихся ногах. — Это само собой, — серьёзно отвечает Миша. — Любить тебя обязательно надо. Даже, когда пизжу тебя по заднице за хуёвое поведение, всё равно люблю. «Точно папочка», — прячу улыбку, упираясь лбом в колени. Тихий хохот: — Я всё равно это слышал, дурило.