…В сердце кольнуло.
Светловолосый прошёлся наконец по коридору на кухню, что прямо напротив входной двери и прихожей, не убирая подарок из рук, и, обернувшись, поманил рукой за собой. Тёмное помещение наливается желтоватым светом после щелчка выключателя, хотя в единственной комнате тоже был виден маленький источник белого света от экрана компьютера, и уже отсюда гость видит кухонный стол, два табурета под ним и стоящий боком холодильник. Чуя рад бы последовать, но вот что-то будто… не так. Эта лёгкая улыбка, вмиг украсившая бледное и серьёзное, даже немного грустное лицо с выделенными тенями скулами внезапно поразила до глубины души. Нет, не в этом смысле! Юноша встряхнул головой, дёргано стягивая шляпу и держа её за тулью, глядя на свои пальцы в чёрной перчатке. Эта улыбка вряд ли должна была значить что-то глобальное, если вообще не значить ничего, но за секунду Чуя уловил в ней что-то… такое, что заставляло чувствовать себя бесконечно виноватым глубоко внутри, бесконечно грубым и бесконечно неблагодарным, и всё это за то, что, имея такую роскошь в виде — квартиры? денег? работы? ха! — слуха, ни черта не ценишь даже его, такое элементарное. «Если бы я внезапно оглох, — Чуя, задумавшись, медленно скинул пальто с плеч и повесил за петельку на крюк длинной чёрной вешалки, сверху крюка цепляя и шляпу, — я бы бился головой о стены и, наверное, сошёл бы с ума». Дазай появляется в дверном проёме кухни, поглядев на гостя, и гость, заметив движение краем глаза, приподняв руки ладонями вперёд и извиняясь жестом за задержку, проходит следом — глухой удостоверился, и негромко зашумела вода из кухонного крана над раковиной. Тихо хлопнула дверца холодильника. Осаму не слышит ничего и тем не менее продолжает улыбаться, когда полночный прихожанин понимает его без слов в такой простой просьбе о закрытии дверного замка. Чуя бесшумно проходит в небольшую кухню чужой квартиры, осматриваясь, и вроде ничего такого примечательного, но что же так цепляет? Накахара чрезмерно избалован постоянным достатком своего дядюшки ранее и достатком своим нынче, ему гораздо привычнее видеть какой-нибудь стиль хай-тек всей обители или любимый многими ценителями ретро-стиль кухонного гарнитура, встроенную подсветку, вычурную посуду и всё такое, но, если честно, уже ничего интересного для Чуи в этом нет, то было бы типичной хатой богатенького мальчика-мажора или семьи, в которой родители работают в успешном бизнесе. А здесь всё такое… настолько простенькое и сдержанное, убранное, не расхлябанное, что невольно взгляд на окружении останавливается: серо-белый кухонный гарнитур, белая газовая плита, светлый стол и всего две деревянные табуретки, окаймлённый бежевым по краям напольный кафель, бежевые обои, невысокий холодильник-металлик (хотя неизбалованные люди могли бы просто назвать его серым) и чистое окно с пустым и ничем не заставленным подоконником. Первая вещь, что сильно бросается в глаза и резко контрастирует со всем помещением — тёмно-коричневые шторы, плотные, тяжёлые и бархатные на ощупь; если их захлопнуть, едва ли дневной свет сюда проникнет. Второе, что никак не укладывается в общую аккуратную композицию всех вещей на кухне, — набросанные небольшой кучей упаковки и коробочки различных медикаментов в углу столешницы гарнитура возле светлой деревянной хлебницы. Юноша не может не подойти поближе, чтоб разглядеть, и различает в блистерах лекарства от тошноты и головной боли, в пустых коробочках с вывороченными наружу инструкциями — глазные капли и нейролептики, ещё какие-то медикаменты, названия которых ни о чём Чуе не говорят. Мори бы наверняка сходу разобрался, но Накахара, в отличие от него, никогда не интересовался медициной: если сравнить фармакологию и какую-нибудь генетику с тем, чем юноша занимается уже лет шесть и по сей день, то его повседневные занятия ему приходятся по душе больше, и утверждает это глубоко запрятанный в душе избалованный ребёнок, получавший в детстве всё, чего только захочет, просто потому что дядюшка был щедр, а Чуя — не настолько настырен и даже скромен, вот и хотелось его опекуну ни в чём не отказывать своему не по годам умному воспитаннику. Пока Чуя стоял посреди кухни, рассматривая интерьер, будто впервые видел человеческую жизнь в четырёх стенах, Дазай оглянулся на него через плечо, держа в руках два прозрачных стакана олд-фешн и ставя их на стол с негромким стуком — гость среагировал на звук, поглядев на высокую фигуру хозяина квартиры и почему-то ненадолго нахмурившись. Несправедливо это, когда твой ровесник выше тебя на голову с копейками, но стоит Осаму повернуться к Чуе, взяв один из стаканов и наливая до половины тёмно-коричневый виски, уже открытый им, пока гость тормозил в коридоре, парень замечает, как покраснели у Дазая глаза. Как же это чертовски видно, учитывая бледную кожу, белые волосы и покрасневшие склеры. В два наполненных алкоголем стакана с лёгким плеском плюхаются по два кусочка льда из формы, и Дазай, взяв один стакан правой рукой за края, отставив бутылку на стол, протягивает его гостю, но щурит один глаз, будто игнорируя набежавшие на ресницы слёзы. Он плачет? — Что случилось? — машинально спрашивает Чуя, сжимая протянутый стакан пальцами и глядя прямо в лицо, встречаясь с удивлённым взором покрасневших светлых глаз, но вдруг спохватывается, тут же прикрывая губы ладонью и слегка отвернув голову. Неудобно. Дазай, кажется, привык, вот только освободившейся рукой достаёт из кармана светлых брюк тёмно-синий платок и уголком прикасается к одному из глаз, жмурясь и вытирая слёзы. Чуя не находит ничего более умного, кроме как, снова установив зрительный контакт, указать пальцем на свои глаза и провести от нижнего века по щеке вниз, постаравшись хоть как-то показать слёзы. Приподнимает бровь, немо спрашивая. Что? Что произошло? Дазая так ранил утренний инцидент, что сейчас, когда Чуя пришёл извиняться, он расплакался? Дазай настолько одиночка, что давно не принимал гостей и расчувствовался? Накахара прекрасно понимает, что это бред, но в эту секунду, когда увидел покрасневшие глаза, думает абсолютно обо всём. Никак он не ожидает, так и не преподнеся стакан с виски ко рту, что светловолосый, быстро поняв, улыбнётся той неловкой улыбкой, будто извиняется, утрёт уголки глаз и отрицательно покачает головой из стороны в сторону. Платок убран обратно в карман, стакан отставлен на стол, а из другого кармана Дазай вдруг достал маленький квадратный листок зелёного цвета и ручку, наклонился к столу и быстро написал на листочке что-то. Чуе немного удивительно это видеть, он наблюдает за происходящим, но стоит Осаму отложить ручку и протянуть гостю бумажку, взяв другой рукой свой стакан обратно, всё становится на свои места:«Прости, что напугал, — написано каллиграфическим почерком чёрной пастой. — Мои глаза очень чувствительны к свету и иногда слезятся от ярких ламп».
Ого. Он не потерял возможности общаться письменно? Это же всё облегчает! Чёрт, глупо было думать, что Осаму не умеет писать и не знает слов, но с души у Накахары как камень упал. Чуя улыбается уголком губ, посмотрев на Дазая, говоря взглядом, что всё понял, и тут же достав телефон из кармана чёрных брюк. Зубами быстро стянута перчатка с правой руки. Тут уже Осаму глядит на гостя, совсем легко покачивая стакан в руке и гоняя кусочек льда по налитому виски, и вдруг, после того как гость что-то допечатал на экране, к лицу Дазая протягивается чужой телефон в левой руке, облачённой в чёрную перчатку:Заметки. «Я Чуя. Извини, прошу, что чуть не наехал на тебя на своей машине сегодня. Был раздражён, потому что опаздывал, но и не хочу, чтобы ты запомнил меня каким-то ублюдком. Выпьем за примирение? Отказ не принимается».
Дазай, прочитав, улыбается, всё равно утирая один глаз ладонью. Глаза всё ещё у него красные, но это не мешает ему снова взяться за листок на столе и ручку и с задумчивым видом чиркнуть ответ, отдавая Чуе в руки:«Я Осаму. И я даже не обижался. Выпьем».
Телефон и бумажка отложены на стол, Чуя продолжает смотреть Дазаю в глаза. Снятые с рук чёрные перчатки отложены на стол. Светловолосый только улыбнулся, протягивая стакан к стакану гостя, и Накахара совсем не против стукнуться их краями, вот только неожиданно что-то вспоминает, поднимает палец свободной руки вверх, вынуждая Осаму снова удивлённо поглядеть на него и остановиться, и снова хватается за телефон, спустя несколько секунд показывая хозяину квартиры экран вновь:Заметки. «Не хочу причинять тебе дискомфорт своим присутствием во второй раз за день. Может, выключим свет, чтобы твоим глазам не было больно? Посидим в свете фонарика телефона или зажжём свечи? Мне будет удобно даже в темноте, честно».
Чуе становится как-то легче, когда Дазай кивает, отходя к дверному проёму и щёлкая выключателем на стене. Кухня в момент погружается во мрак, и только тонкая полоска лунного света просачивается сквозь зашторенное окно. Хозяин квартиры отставляет стакан, выдвинув на пол из-под стола две табуретки и тихо раскрывая ящичек гарнитура, вытаскивая оттуда два маленьких красных подсвечника и две длинные красные свечи, ещё ни разу не использованные и даже не погнувшиеся от тепла. Пока юноша достаёт спичечный коробок, чиркая спичкой и зажигая свечи, Чуя смотрит куда-то будто сквозь него, на маленький светящийся огонёк, думая об одном — улыбка этого несчастного человека. Лёгкая и уголком губ, но кажется, что искренняя. Почему? Почему он улыбается? Накахаре думается, что, настигни его такая ужасная болезнь, он бы в жизни никогда не смог улыбнуться. Оглох в шестнадцать и находит в себе силы не унывать! Какую силу воли нужно иметь, чтобы смириться с таким приговором? Эта глухота лечится? Или Дазай не располагает деньгами на операцию? Чуя отвлекается от мыслей, когда Дазай, сев за стол, вытянул руку вперёд и тихо похлопал по поверхности, предлагая позднему гостю присоединиться. Маленькую тёмную кухню озаряют два круглых огонька свеч, поставленных в подсвечники возле стены, и они легко вздрагивают, стоит приглашённому усесться на табурет. Хозяин квартиры в последний раз утёр уголки глаз, проморгавшись и убрав платок в карман. Кажется, его глазам легче. Накахара не может не улыбнуться в ответ, когда они наконец стукнулись краями стаканов, сидя по разные стороны стола, и Чуя по привычке, выработанной годами, залпом опрокидывает виски в себя, зажмурившись, сглотнув и бесшумно поставив стакан на стол, только кусочек льда звякнул о стеклянное дно. Незаметно мотнул головой, чувствуя обжигающий глотку огонь на секунду, но уже после распробовав вкус и ощущая себя теперь гораздо спокойнее. Неплохой виски, спорить нечего, иначе бы не стоил, как самолёт. Взгляд устремляется на Осаму, а он, в отличие от гостя-ценителя, держит стакан за края сверху и пьёт небольшими глотками, прикрыв глаза. О, уф… Интересно, а он… Он как-нибудь чувствует, как пьёт или ест? Как сглатывает? Или мир для него — пустая беззвучная оболочка, наполненная яркими картинками? Смотря на Дазая, совсем косвенно знакомого для Чуи человека, Чуя понимает, что, кажется, ценитель — как раз-таки Дазай, а Накахара просто грубиян в отношениях с алкоголем. Даже как следует не распробовал! И оправданием знание этого вкуса и без этого не считается. Юноша берёт телефон в одну руку, печатая что-то на экране вновь, и Осаму, опустошив стакан, видит, как Чуя кладёт свой айфон на стол и пододвигает к нему. Яркость на минимуме, Дазай чуть наклоняет голову, чтобы прочесть, и глаза его уже не слезятся:Заметки. «Извини за столь поздний визит, я не мог приехать раньше, чтобы… извиниться, да, но ты уже понял. Я, случаем, не разбудил тебя? Мне правда неудобно за всё, что я сделал тебе всего лишь за один этот день».
Когда освободившийся стакан ставится на стол, Осаму по привычке, видимо, показывает что-то руками, но останавливается, отрицательно качает головой, вспомнив, и одной рукой тянется к оставленным на углу стола бумажкам с ручкой. Темно, хоть и есть свечной огонь, но Дазай щурится, и Чуя, наблюдая за движением его рук, вдруг указал пальцем на экран своего телефона, постучав подушечкой по нему. Дазай, естественно, обратил внимание и поднял взгляд на Накахару. Накахара, естественно, кивнул и придвинул свой же телефон к хозяину квартиры ближе. В темноте писать что-то — зрение портить, а тут хоть приглушённый свет от маленького экрана. Запись в заметках продолжена. Осаму быстро печатает, не делая никаких ошибок.«Не стоит извиняться, я и не злился на тебя. Виноват, что не пропустил вперёд. И не беспокойся, пожалуйста, я в принципе не сплю по ночам. Мне только одно удивительно, если честно, что это время ты тратишь на меня, хотя, наверное, мог бы вернуться домой, чем приносить такую дорогую бутылку незнакомому человеку?»
Пока собеседник печатал ответ, Накахара разглядывал его. Чистые бинты, чистая выглаженная одежда, чистые волосы, чистое лицо. Непривычно даже как-то осознавать такой цвет волос у человека, но непривычно с положительной точки зрения. Это его натуральный цвет? А глаза? Линзы или натуральный цвет? Им не больно от света свечного огня? Дазай создаёт исключительно благоприятное впечатление по внешности, пусть немного и нестандартное. Это вообще нормально, так разглядывать незнакомого парня? Накахара и подумать не мог, что злился с утра на него, такого… как бы описать. Не хрупкий и не ангел, но что-нибудь такое, что связано бы было с чистотой и мученичеством из-за своего образа. У Чуи есть одна странная привычка: оценивать собеседников по их манере электронного письма. Есть те, кто пишут с маленькой буквы, есть те, кто не соблюдает никаких правил, просто потому что они не на учёбе и плевать хотели на орфографию, а есть те, кто и пишет грамотно, и в разговоре чувствуется духовно развитым. Дазай относился к последним, и Накахара уже подсознательно понимает, насколько парень напротив него умён. И это он-то состоит на учёте психотерапевта? Он-то не работает? Вполне себе вежливый молодой человек без всяких заскоков. Пока Дазай, пододвинув к себе поближе бутылку виски за горлышко, наполняет стаканы снова, предварительно взглядом спросив, наливать ли, и получив утвердительный кивок, Чуя печатает в своём телефоне ответ. Лёд ещё не растаял, снова ненадолго всплыл на поверхность, сверкнул в мерцании свечных огоньков и булькнул на дно, скрываясь в тёмной жидкости.«Обижаешь, Осаму, — телефон придвинут к Дазаю вновь. — Моя работа, конечно, далеко не ахти, но быть некультурной мразью в договоре прописано не было. Домой я ещё успею вернуться, а вот вернуть веру постороннего человека в человечность окружающих…»
Вернуть веру постороннего человека в окружающих. Ах, как выразился-то литературно, красота просто! На самом деле, Накахара и имел это в виду. Ну вот кольнуло у него в сердце что-то, стоило ему начать думать о наезде на глухого парня, ну вот не выходили из головы его печальные глаза, когда он протянул Чуе руку, чтобы помочь подняться. Хозяин квартиры отпивает из своего стакана, осторожно взяв чужой телефон в руку, а Чуя всё смотрит в отблески дрожащего огня в своём виски. Этот разговор при свечах такой необычный. Тишина, покой и никаких резких звуков. Накахаре слишком нравится эта спокойная обстановка, пускай и в незнакомой квартире, но зато при свечах, в тепле и с каким молчаливым собеседником! Век бы так с людьми общаться. Когда губы сидящего напротив вдруг растягиваются в хитрой улыбке, стоит Осаму, написав ответ, поднести стакан ко рту и отдать телефон его законному хозяину, Чуя не может посмотреть в экран сразу. Он даже глаза ещё на написанное не опустил, смотря на улыбнувшегося на долю секунды Дазая. Пьёт с закрытыми глазами, и его движения такие элегантные и осторожные, что и не скажешь по нему, что когда-то он отбывал парочку лет в психушке. Осаму ведь не знает, что Накахара прочитал о нём практически всё, что он скрывает от окружения, и не без помощи Акутагавы-куна, естественно. Сладких ему снов, если этот хакермэн снова уснул за столом и не пошёл домой. Чёрт возьми, Осаму не знает, что Накахара осведомлён о его фамилии. Красивая, кстати, у Осаму фамилия.«Ты так сильно беспокоишься о незнакомом человеке? ;)» — читает Чуя в заметках, удивлённо приподнимая бровь в ответ на смайлик в конце.
Поднимает взгляд на Дазая — он упёрся локтем в стол и подпёр ладонью щёку, глядя на плавающий в виски маленький кусочек льда. Опускает голову и рассматривает записи в телефоне. Снова посмотрел на Осаму, но внезапно встретился с взглядом его светлых глаз, и вдруг залпом опустошил стакан, поставил со стуком на стол и быстро напечатал ответ, придвигая к Осаму телефон. Почему-то замечает, как с самой верхушки одной из красных свеч медленно скатывается тающая слеза алого парафина.«Я чуть не наехал на тебя на машине, а потом чуть не наехал словесно, тем более после этого ещё и из машины через несколько метров выскочил и побежал непонятно куда со скоростью в сто пятьсот. Стоило только догадываться, что ты в этот момент подумал обо мне, но, знаешь, меня не покидало чувство, что я повёл себя с тобой по-свински, и после работы сразу поехал сюда. Я не напугал тебя своим визитом?»
Чуя глядит на крошку льда в своём пустом стакане, отставленном немного в сторону, но взгляд переходит на дрожащие тени маленьких огоньков на стенах, на кухонном гарнитуре, печи. Тихо здесь. Трогает стекло пальцем, исподлобья посмотрев на хозяина квартиры, но тот спокойно напечатал ответ в чужом телефоне и пододвинул обратно к Чуе, только глаза его светлые немного прищурились.«Позволь спросить тебя, как ты узнал, где я живу?..»
Уф. Чёрт. Чуя как-то не задумывался раньше, что на этот вопрос придётся отвечать. Вот же подлянка! «Знаешь, Дазай, я просто работаю в одной организации, в которую стекается информация абсолютно обо всём населении города и страны в целом, а ещё у меня есть замечательный коллега-хакер, способный взломать любую систему и узнать его интересующее за несколько минут», — так Накахаре написать? Ну уж нет. Эта идея совсем бредовая, нужно придумать что-нибудь такое, чтобы и ложь не раскрылась, и выдумка казалась правдой. Юноша почему-то не думал, что перед знакомым с полчаса человеком он будет так нервничать. Хм-хм-хм, нужно срочно что-то выдумать.«Не пойми меня неправильно, — прочёл Дазай на экране, после того как ему вернули телефон с открытой вкладкой заметок. — Я… просто проследил за тобой, чтобы знать, куда приносить извинения вечером».
«Эта ложь ещё более тупа, чем если бы я сказал правду», — Чуя уже не может смотреть в глаза, ставя локоть на стол и подпирая ладонью лоб, глядя вниз. Ему кажется, что Осаму сейчас на него невесть что подумает, хотя, по сути, будет прав: конечно, какой-то хер с горы заявился к нему почти в полночь с виски, отключив ему свет, а потом снял шляпу и предложил распить презент с ним. Ха-ха, если бы такая ситуация произошла с Накахарой, он бы даже двери не открыл, а так бы и продолжил сидеть в темноте, перезаряжая огнестрел и доставая нож из-под подушки, готовясь перерезать глотку вторженцу — не к тому ты в квартиру залез, домушник, вместо овчарни на псарню попал, какая жалость. На самом деле, Чуя один раз уже стал свидетелем сцены, когда дверь в его жилище пытались вскрыть, вот только воришка-маньячина не учёл, что хозяин только-только возвращается с работы, и тогда Накахаре предстал прекрасный вид несчастного будущего уголовника, стоящего у его двери спиной к бесшумно подошедшему Чуе и пытающегося сковырнуть замок отмычкой. Чуя тогда был уставший и не в духе, потому одной рукой поднял хлипкого подростка в маске за шкирку от пола, посадил его, замершего от испуга, на ступени и почти любовным пинком молча спустил с лестницы. После первой двери в квартиру Чуи идёт вторая, мощная и стальная, и при вскрытии замка моментально сработает сигнализация, звоночком поступающая хозяину на телефон. Юноша не знает, зачем вспоминает этот инцидент годичной давности, но вдруг вздрагивает и поднимает голову, стоит Дазаю, придвинув экран к нему, поставить локти на стол и сцепить пальцы рук в замок, глядя на гостя с улыбкой. От этой усмешки немного… не по себе, что ли, иначе почему Накахара от секундного взгляда в светлые глаза хочет отвернуться? Берёт телефон в руку, читая:«Вместо дома ты приехал сюда, в мою скромную квартиру, жертвуя своим временем и сном. Как благородно с твоей стороны. Наверное, ты голоден? Пить алкоголь на голодный желудок — смерть. Хочешь, я накормлю тебя? Всё-таки ты мой гость». «Весьма гостеприимно с твоей стороны, но спасибо за предложение, я не голоден».
Эмоции и выражения лиц глухих — самое интересное, что есть в этом мире. Чуя мельком глянул на Дазая, читающего его последнюю запись в длинной переписке заметок, и взгляд невольно пал на слегка нахмурившиеся светлые брови. Осаму прищурился и забавно наморщил нос, фыркнув, без печатания сообщения откладывая телефон и встав с табурета, сделав шаг к столешнице гарнитура. Он взялся за маленькую плетёную корзиночку с кучей красно-белых в клеточку салфеток по бокам и поставил на середину стола, чуть подальше от свечей. Экран телефона немного погас за это время, но Осаму садится обратно, печатая разглядывающему содержимое корзиночки Чуе ответ. В этой корзиночке — печенья, хлебные палочки, сушки и просто сухари, но этого всего много. Какой можно сделать вывод? Дазай часто это ест. А что следует из его худобы? Питается он в основном этой сухниной или не питается вообще. К Накахаре придвигают его телефон.«Если ты откажешься даже от этого, я возьму свои слова о прощении тебя обратно, Чуя».
Вот хитрый. Давит на больное. Чуя хмыкает и улыбается уголком губ, вздохнув и всё-таки взяв в зубы одно из печений. То, что он не голоден, он наврал, просто ему немного неудобно от гостеприимства Дазая. Накахара так грубо обошёлся с ним с утра и в столь поздний час, почти ночью, заявился с извинениями, что хотелось бы не тревожить его ещё больше, но Чуя, имея достаточно большой опыт в вычитке эмоциональных и жестовых проявлений чувств и мыслей, не видел ни раздражения, ни злобы в движениях своего полночного собеседника. Могло даже показаться, что Осаму совсем не против таких неожиданных гостей, что Осаму даже… рад?«Тебе понравился виски?» — Чуя приподнял телефон экраном ближе к Дазаю, и тот склонился, читая.
Тонкий и длинный палец Осаму печатает сообщение, не забирая телефона из руки своего гостя.«У тебя хороший вкус в выборе алкоголя. Стоящий и качественный виски значительно помогает мне в работе, я был приятно удивлён твоему щедрому подарку».
Чуя только бровь приподнял.«Работа? Чем ты занимаешься?»
Дазай, читая это, удивлённо поднял глаза на гостя, и Чуя подумал, что случайно влез не в своё дело и, может быть, даже обидел своим вопросом, но хозяин квартиры тем не менее аккуратно забрал телефон Накахары из его руки и напечатал ответ. Ответ внушительный, потому что Чуя успел сгрызть за это время второе печенье. Вкусные, чёрт их возьми. Или это просто Накахара голодный как собака. Дурацкая привычка не есть на работе после обеда и тянуть до дома, и Мори уже выговаривал ему за это, намекая, что, если у его подчинённого случатся проблемы с желудком из-за его голодания или же алкоголя, ему придётся идти на приём в частную клинику и делать фиброгастродуоденоскопию, что отнюдь не из приятных процедур. Угроза была влиятельной: Чуя терпеть не мог медосмотры, помня из своего юношества, как дядюшка притащил его, четырнадцатилетнего, с жалобами на боли в животе на эту проклятую процедуру, после того как таблетки не помогли, но мальчишка не дался и дважды вырвал трубку из своего горла, из-за чего его выгнали из кабинета. Мори пришлось платить за галочку в справке, злобно сверкая глазами в сторону подопечного и думая, как его вылечить по-другому, а Накахара в наказание несколько месяцев питался сугубо правильно по добровольно-принудительному наставлению. Проблем с дискомфортом в животе больше не было, зато Чуя вынес для себя, что проще сдохнет, чем по собственному желанию пройдёт это обследование ещё раз в своей жизни, пускай и спустя восемь лет. Он всё помнит. Всё, сука, помнит. Помнит, но продолжает голодать на почве отсутствия времени, и с этой мыслью схомячил ещё одно печенье. Ну нахрен, лучше уж обожраться.«Работаю неофициально и удалённо, — читает Чуя на экране своего телефона. — И по предоплате. Денег за парочку заказов хватает на оплату жилья, остальное так, копится до востребованности или тратится на элементарное. Да и параллельно с этим я… ну, знаешь, занимаюсь всяким своим любительским, чтобы отвлечь мысли и дать отдохнуть голове, а для этого нужно вдохновение. В последнее время почему-то вдохновение без виски не приходит. О, не подумай, прошу, я не спиваюсь, но стабильно в несколько дней… Всё чаще выхожу проветриться, подышать свежим воздухом, а то мне кажется, что здесь я скоро корни пущу».
На самом деле, Накахара мог бы спросить, почему он работает неофициально, глухота ведь не так уж ограничивает в действиях и не связывает по рукам, чтобы не уметь работать вообще. Миллион мелких профессий накидать можно для глухих, если честно, но Чуя помнит об ограниченной дееспособности из-за справки о психическом состоянии здоровья. Сложно делать вид, что ничего не знаешь. Лучше не спрашивать, Накахаре самому бы неприятно было, если б затронули такую тему, а у него были такие проблемы. Скорее всего, на карту ежемесячно приходят ещё и выплаты по инвалидности. Чуя просто не может поверить, что думает это всё о Дазае, сидящем напротив, об этом красивом и умном парне, что всего лишь ничего не слышит. Вообще.«Куча этих лекарств позади меня входит в твоё понятие об элементарном?»
Гость улавливает во взгляде светлых глаз промелькнувшую… печаль, что ли. Сомнение, подозрение, грусть. Дазаю явно не в радость разговаривать об этом, но то, что он не спрятал пачки медикаментов, пока гость стоял в коридоре, говорит об отсутствии стремления сокрыть происходящее. По Осаму видно, что хотел бы — спрятал, а увиденное значит, что необходимости в таких прятках нет. Или Дазай просто не подумал об излишней наблюдательности гостя? Их взгляды встречаются. Дазай немного нахмурился, и уголки его губ опустились. Чуя смотрит проникновенно и чуть склонив голову к плечу. Они знакомы от силы минут сорок, а Накахара и полагать не мог, что вне своей колючей работы может так сопереживать обычным гражданам. То, что Чуя обособляет себя и всю свою организацию от жизни мирных людей, объяснить можно. То, что Чуя чувствует в чужом человеке такую огромную, серую, мокрую тоску, нависшую тяжёлой дождевой тучей над белоснежной головой, — нет. Зайдя за порог, он будто вторгся в чужую жизнь, но Дазай ведь сам пригласил его. Чуя чувствует, что может помочь. Нет, не так. Хочет помочь. Осаму поджимает губы, опуская глаза и печатая ответ большим пальцем, держа телефон в правой руке.«Я довольно продолжительно болен, — когда Дазай протянул Чуе телефон, он смотрел не на гостя, а на огонь свечи. — И вылечить это нельзя. С детства страдаю от достаточно многих проявлений моей болезни, потому и без лекарств не могу и дня протянуть. Если ты думал, что мои волосы выкрашены, то нет, это проявление болезни. Сам ненавижу эту чёртову белизну. Если ты думал, что я от нечего делать не сплю по ночам, то это ради того, чтобы мои глаза не болели от солнечного света, и да, это объясняет плотность и темноту цвета оконных штор. Спасибо, что предложил выключить свет и посидеть при свечах».
Стало неудобно. Чуя буквально кожей ощущает, как Осаму из улыбчивого и гостеприимного юноши превратился в белое пятно грусти и оброс иголками. Накахара был прав насчёт того, что Дазай несчастен. Глубоко и долго несчастен. Не может быть счастливым человек, запертый в четырёх стенах однокомнатной съёмной квартиры, имеющий белый билет, безвылазно болеющий на протяжении всех своих двадцати двух лет и абсолютно ничего не слышащий. Его глаза такие светлые, его лицо так бледно и эстетично, что просто не верится, что по велению судьбы в столь болезном, но по-своему красивом теле медленно и верно гниёт великолепной души человек. Накахара не знает наверняка, но почти уверен в этом. Он перекладывает телефон в левую руку, а правой, вытягивая её, осторожно касается тыльной стороны ладони Дазая. Сухожилия так сильно выделяются даже сквозь бинты, как и костяшки, и на бледных его ногтях видны маленькие белые пятнышки — или депрессия, или нервное истощение, или анемия, или гиповитаминоз, или неполноценное питание. Осаму сначала удивлённо посмотрел на накрывшую его кисть ладонь, а затем поднял голову на Накахару, не попытавшись отодвинуться. Чуя печатает ответ в заметках, не убирая руки с чужой ладони и не глядя на Дазая. Чуть сжимает свои пальцы, не желая отпускать именно сейчас.«Мне кажется, что вот так внезапно я чуть не наехал на тебя на машине с утра не просто так, ха-ха… (¬_¬") Может, я могу чем-то тебе помочь? Хотя бы финансово, мне совсем не трудно, правда. Ну или там… морально, не знаю, хотя, наверное, ты уже свыкся со всем этим за всю свою жизнь».
Рука Чуи отодвигается, зато к Дазаю придвигают по столу телефон с перепиской в заметках. Осаму снова немного склоняется к экрану, читая, но, видно, он слишком удивлён предложению, поэтому поднимает голову и быстро отрицательно качает ею из стороны в сторону, раскрыв глаза. Даже телефон не взял, приподняв ладони вверх, словно отказываясь от чего-то протянутого ему в качестве подарка. Чуя чувствует, что настойчив, но почему-то именно в этот момент загорелся желанием достучаться и помочь, когда время в углу интерфейса указало ровно «00:00».«Почему?» — Накахара снова протягивает телефон к Дазаю.
И Осаму всё же печатает что-то в ответ.«Зачем тебе это? Я, во-первых, сам справляюсь со своими делами, а во-вторых, я абсолютно незнакомый тебе человек. Или ты работаешь волонтёром по помощи недееспособным?»
Прочитанное немного спустило с небес на землю. Чёрт, Дазай ведь действительно сейчас подумает, что Чуя навязывается с какой-то меркантильной целью. Юноша прикрыл лицо ладонью, прочитав, нахмурившись от своей глупости и одними губами произнеся невнятное ругательство, понимая, как выглядит в чужих глазах, но в это время Осаму снова берёт его телефон, не дав написать ответ Чуе, быстро напечатав что-то ещё раз и вложив в левую руку обратно.«Я умею читать по губам. Не матерись».
Упс. Теперь Накахаре неловко. Увидев написанное, он прикрыл губы ладонью и удивлённо глянул на Дазая. Посмотрел на сообщение и снова на Осаму. Светловолосый вновь коварно улыбнулся, даже победоносно, подпирая кистью руки подбородок. Что-то в его взгляде светлых глаз есть такое… хитрое. Лисье. И Чуе внезапно захотелось проверить умение глухого ещё раз. — Действительно умеешь? — с небольшой паузой и вслух спросил он, глядя прямо в глаза, и Дазай, продолжая улыбаться, кивнул. Это интересно. Чуя улыбается тоже, только не знает почему. Улыбка Осаму — искренна. По ней можно определить его характер, по одной ней, улыбке, потому что она редка и о многом говорит. Он улыбается всем или только Чуе сейчас? Гостю даже немного легче становится от того, что хозяин квартиры перестал хмуриться. Обстановка разрядилась. Лучше оставить вопрос о причине резкого желания помочь неотвеченным.«Извини, я, наверное, слишком долго засиделся у тебя. Устал от меня, да? — Чуя придвинул телефон Дазаю, вставая из-за стола и улавливая удивлённый взгляд. — Спасибо за твоё гостеприимство, ты приятен в общении, и ещё раз извини за утренний случай. Я пойду. О, и не включай свет за мной, я хорошо вижу в темноте».
После того как Осаму внимательно прочёл и ещё раз посмотрел на гостя, вставая, в его глазах читалось некое непонимание. Чуя не акцентировал внимания на этом, хотя и видел. «Как? Уже?» — читалось во взгляде. Накахара ощутил себя тем самым жалостливым человеком, накормившим и погладившим бездомного пса, а зверь, проследовав всю дорогу за благодетелем, теперь не понимает, почему его не зовут с собой. Телефон заметно нагрелся, когда парень кладёт его обратно в карман и чувствует жар задней панели своей ногой через брючину, и в том же кармане звенят ключи от машины. Свет не проникает в тёмную прихожую, но Чуя и без этого различает силуэты своего плаща на вешалке и своей шляпы. В зеркало, правда, в такой темноте не посмотришься, ну да ладно. Юноша поправляет шляпу на голове, накидывает плащ на плечи и снова не застёгивается. Краем глаза замечает, как на кухне гаснет свечной огонь, а Осаму подходит к входной двери. Чуя потянулся уже к замку, но вдруг чувствует прикосновение руки к плечу. Дазай остановил, и Накахара обернулся. Парень немного сгорбился и обхватил сам себя за плечи, смотря в глаза. Что? В смысле? Чуя приподнял вопросительно бровь, но подумал так… Обычно так делают, когда замёрзли и хотят согреться. В это же время Дазай выпрямился и провёл пальцем по своей груди вниз, касаясь мест с пуговицами на рубашке и останавливаясь на них. Накахара чисто интуитивно догадался, как в голову мысль ударила, что Осаму как бы говорит ему: «Там холодно. Лучше застегнись». Чуя на это только достал телефон из кармана.Заметки. «Я на машине. Не успею замёрзнуть, не переживай».
Дазай прочёл. Вздохнул и кивнул, пожимая плечами, мол, ладно, дело твоё, закалённый. Чуя щёлкает замком в сторону, надавливая на ручку вниз и открывая дверь, но снова почему-то замерев на месте, словно что-то вспомнив. Повернулся к Дазаю, поднял руки вверх и одну выставил ладонью вперёд, а другой изобразил, будто держит ручку и пишет на «листе». Посмотрел на Осаму, указывая сразу на его карман брюк. «Дай мне что-нибудь, на чём можно написать». Накахара задумывается над тем, что мог бы попросить и так, вслух, раз Дазай понимает по губам, но решил не рисковать. Наглядно, наверное, лучше. Хозяин квартиры протягивает ему маленький листочек с карандашом, наблюдая, как уходящий гость, прижав листок к двери, быстро пишет на нём что-то, а затем, перечитав, протягивает Дазаю. Из-за света на лестничной клетке Осаму не приходится щуриться, чтобы прочесть. Он видит набор цифр. Предположительно, номер. И слово «звони» после номера перечёркнуто несколько раз.«Звони Пиши в любое время, если понадобится моя помощь… или просто захочешь пообщаться снова. Спокойной ночи, Осаму. :)»