Любовь Дьявола

Тёплый дом. Не тюрьма, не казарма, не больница. Чистая холодная постель - пустует сегодня. Тяжёлые шторы пыльные. Комната мрачная. В темноте бледная тень человека. Худая рука с кистью будто мертвеца тянется к окну, отодвигает штору, впуская лунный свет в помещение. Сверкают аметистовые глаза. Не человек - демон. Он медленно крадётся, еле слышно стуча сапогами по ковру. В лунном свете лицо Достоевского выражает глубокую грусть, но одновременно гнев и решимость. - Вот так значит... - произносит он в пустоту комнаты. Куникида определённо избегает его. Он уже давно его бросил, но боится признаться. У Достоевского нестабильная психика. Да, это так. Но о чём Куникида думал, когда перестал появляться в доме? Делать это даже в те моменты, когда нет возможности всё свалить на работу? Он мог прийти сегодня. Не пришёл. Думает, Достоевский не догадается? Демон давно всё понял. Не хотел верить, а потом пришёл в ярость. Но не такую, когда хочется рвать и метать. Нет. Наш Дьявол был пугающе спокоен. Холоднокровно расчётлив. Вот сегодня вечером прогулялся по улицам. Дыхание ровное, рука не дрожит - твёрдо держит скальпель, плавно разрезающий переднее ответвление сонной артерии у девушки. Тут же хлестнувший фонтанчик крови аккуратно прижат пальцами и направлен вниз, растекаться по асфальту. Небрежно торчащий обломок черепно-мозговой коробки юного школьника - извлечён хирургическими щипцами и сложен в прозрачный герметичный пакетик. Отрубленные головы молодожёнов упакованы в полиэтиленовые мешки и поставлены на крышку мусорного бака. Тут же рядом аккуратной кучкой - конечности старушки, у которой проломлена грудная клетка и из-под лёгкого хлопчатого платья видны выпирающие обгрызки рёбер. После такой прогулки Фёдор предпочитает чашку хорошего глинтвейна и книгу под звуки реквиема. Настроение не позволяет поставить ни одну позитивную мелодию. Только реквием. Немецкий реквием Брамса. Демон читает евангелие от Луки. Поглядывает на часы - без двадцати полночь. В голове навязчиво проносятся обрывки воспоминаний, но Достоевский пресекает попытки мозга расцарапать душевную рану ещё сильнее. Он не может это терпеть. Память о тёплых поцелуях, спасительных объятьях, и таких успокаивающих словах - всё ложь, на которую он повёлся. Должно быть мерзко, но почему-то очень тоскливо. Он ждал его. Долго ждал. Мечтал ошибаться. Мысленно умолял: "Приди и скажи, что я не прав! Что я всё выдумал!", сам всё смотрел в окно на то, как капли стекают по холодному стеклу. А дорожка к дому то пустовала, то бродил по ней кто-то ненужный, чужой. Куникида не появлялся. Даже лгать в лицо не посмел. Передал через других, что якобы за чем-то ездил в город. А сейчас как соврёшь? Половина первого. Небо ясное. Луна освещает парящую в воздухе пыль. Книга покоится на прикроватном столике. Фёдор всё же уныло предался воспоминаниям. Душу рвёт к чертям словно раскалёнными клещами. Хочется выть. Каждый кадр выползший из памяти сначала кажется необыкновенно тёплым, потом не настоящим, потом мерзким. Опускаться до того, что кто-то знает все твои слабости, манипулирует тобой - какая гадость. Какая низость! У Фёдора нестабильная психика. Прав он или нет - уже не важно. Куникида не появляется дома, но он всё же находится где-то в этом чёртовом городе. И утром, как только зашумят улицы, проснутся пешеходы, заработают офисы. Этим новым утром. Всё взорвётся. Сгорая огнём гневающегося Бога. Любовь Достоевского - ревнивая, требующая и уничтожающая. Разве Дьявол может любить иначе? Его выпустили из клетки, разбаловали, позволили подняться и стать Богом, а потом оставили в гневе и разочаровании. У Фёдора нестабильная психика. Заводя в доме бомбу замедленного действия, важно не забывать смотреть на часы.