То, с чем не расстаться

Исол никогда не позволял себе поддаваться эмоциям. Служа королю-самодуру, который не мог видеть дальше собственного носа, и его сыну, который был ничуть не лучше, даже хуже, своего отца, он научился быть не более, чем клинком, покорно выполнявшим их приказы. Подавить восстание, отвоевать кусочек территории у соседней страны, доставить королевской семье очередную диковинку – всё это он выполнял без малейших возражений. Что уж говорить, со временем он даже в мыслях перестал сочувствовать и корить. Потому что они, мысли, материальны, и могут вырваться наружу, если не подавлять их, разбив всё то, что Исол успел создать за свою жизнь. У него не было тихого дома, в который можно вернуться. Не было, уже не было, матери, которая ждала бы его на пороге. Не было жены, с которой хотелось кружиться в танце, даже не слыша музыки. И не было ребенка, которого можно было посадить себе на колени и который с упоением бы слушал о тяжелой службе отца. Вся жизнь Исола, так уж распорядилась судьба, оказалась положена на служение короне. Не то чтобы он жалел. Он был верным слугой, и жалеть не имел никакого права. Защита страны – достойная жизненная цель, пусть порой и приходится чем-то жертвовать. Лелия была невероятна. Подобна прекрасному цветку, что распускается вдали от людских поселений, скрывая свою красоту. И, как и подобным цветам, ей не было места в королевском дворце. Золотой, красивой, но клетке, которой не достигали лучи солнца. Цветы без солнца умирают, но свободолюбивая йольфийка, чей взгляд, самый первый взгляд, полный непокорности и той удивительной внутренней силы, что ни у каждого солдата есть, навсегда врезался Исолу в память, всё держалась. Он лично привел ее во дворец, лично поставил перед принцем, покорно склонившись, и смотрел, только смотрел, как этот глупый мальчишка, забавляясь, играл с ней, поначалу заинтересовавшись диковинной красотой девушки из Племени расставаний, а потом, не успела она даже ребенка родить, устал от нее и принялся искать себе новое увлечение. Он стоял и смотрел, как король, принц и все чудища, не вышедшие из легенд, но самые реальные, медленно, но верно ломали крепкий стебель этого затерянного высоко в горах цветка, не щадя его чарующего запаха и нежных лепестков. Исол не позволял себе чувствовать вину за уничтожение йольфов, не мог себе этого позволить. Но сдержать свои чувства, когда Лелия, отказавшаяся от свободы ради ребенка насильника, бросала на него короткие взгляды, не получалось. Окончательно его прекрасный цветок сломался, когда принц презрительно взглянул на свою новорожденную дочь и процедил: «исчадие ада». То немногое, что было у Лелии, тот ребенок, которого она ждала и которого любила, несмотря на всю боль, что причинили люди ей и ее народу, забрали у нее в тот же день, когда принцесса появилась на свет. Бесполезный цветок, не способный дать принцу бессмертное дитя. Оставайся же взаперти. Без солнца и ветра. Без чистой воды и шума листьев. Только ты и холодные, переливающиеся мертвым блеском драгоценные камни. Сходи медленно с ума, подобно ренатам. Отчаяние убивало ее. Исол, заходя в комнату к принцессе и вглядываясь в ее похудевшее и осунувшееся лицо, порой ожидал, что глаза ее вот-вот вспыхнут алым, а сама она обратится в огонь, изливая душу в последнем приступе ярости, вымещая всю боль, что копилась в ней с каждым днем, проведенном без дочери. До чего он хотел исполнить ее желание. Если бы не было этого идиота-короля и давней клятвы верности, если бы… Исол бы разрубил стены дворца в пыль, разрушил бы до щепок ворота, положил бы к ее ногам столько голов, сколько бы она пожелала, а после пошел бы за ней хоть на край света, пока она сама бы не прогнала его. Он бы вернул ей дочь, маленькую принцессу Медмел, которая точно так же, брошенная и покинутая всеми, кроме верной гувернантки, изнывала от тоски. Он бы сделал все, не будь он человеком, которого связывали честь и верность, принесенные раньше королю, чем этому дивному созданию. А пока Исол позволял ей снова и снова рыдать, бросать в него золотые украшения и проклинать весь род людской в его лице. Он этого заслуживал. Вина, несмотря на все его усилия, пробивалась сквозь крепкие стены. Она мешалась с самым убийственным для любой расы чувством, и заставляла Исола в ярости исколачивать тренировочные манекены и проклинать Богов, которые когда-то позволили ему оказаться так высоко. Она мешалась с любовью. С любовью к свободолюбивому созданию из сказок, к девушке с крыльями, которые ей не давали расправить. Принцу, завидовавшему вечной жизни, противно было смотреть на эти волосы цвета луны и глаза нечеловеческого цвета, а Исол готов был делать это целую вечность. Он жесткий человек, привыкший к мечу, но когда принцесса, выдохшись от боли, рыдала у него на груди, Исол не решался даже шевельнуться. Такая хрупкая, но такая сильная, упорно не умирающая в своей клетке принцесса. Живая сказка, которую нужно выпустить отсюда, а он сам заперт в клетке обязательств и клятв. Исол рассказывал принцессе о матери. Тихо, когда никто не слышал, когда поблизости не было даже гувернантки. Она слушала, трепетно заглядывая ему в глаза, и мужчина понимал, что они безумно похожи. У Медмел не было светлых волос, да и глазами она пошла в отца, но ее душа была далека от той гнили, что наполняла тела короля и принца. Между ней и Лелией существовала связь. Связь, которую никто из людей не в силах разорвать. А когда служанок не было, а жена принца была относительно спокойна, он рассказывал и Лелии о дочери. О том, как та растет, учится и превращается из младенца, умеющего только плакать, в красивую и смышленую девочку. Это всегда заканчивалось тем, что Её высочество не могла сдержать слез. Она его ненавидела, но подпускала ближе всех. Так горько и так нужно одновременно. Ради Лелии он отправил всех на поиски другой йольфийки, Макии. Лелия ждала, трепетно вглядывалась в лицо Исола, каждый раз, когда он переступал порог ее покоев. Но слов не было. Ничего не было. Никто не знал, где эта девушка. Никто не видел ее, и поиски были пусты. Принцесса вынуждена была остаться одинокой и довольствоваться лишь обществом того, кто убил ее народ. Ее возлюбленного. Но почему-то в те дни, когда Исол не приходил, на душе у нее становилось еще печальнее, чем прежде. Тогда ей казалось, что вокруг нее одни пустые и безликие куклы. Макии здесь не было. Дочери не было. Был только этот человек, который приносил с собой отголоски ветра внешнего, свободного мира. Штурм замка. И Исол лишил ее возлюбленного во второй раз. Глупый мальчишка из древнего народа. Как мог он позволить ему причинить ей вред? В тот момент Исол понял, что, будь на месть йольфа даже сам принц или король, он бы все равно убил бы того, кто осмелился бы сотворить что-то с Лелией. Она, кажется, совершенно не боялась боя, идущего совсем рядом, вместо этого кинувшись на поиски дочери. Принцессы нигде не было, как и верной гувернантки, и Исол, чтобы только успокоить ее и принести покой истерзанной душе йольфийки, соврал, что принц вспомнил-таки о том, что он отец, и забрал девочку в безопасное место. Он не знал, где находилась Медмел, к которой привязался не меньше, на самом деле, нет. Но сказать об этом Лелии у воина, убивавшего людей без проблеска совести, не хватило духа. Лишившись заветной мечты, йольфийка молча стояла посреди пустого коридора. Исол пытался говорить ей про безопасность, про необходимость поскорее покинуть замок. Наплевав на сбежавшего короля, бросившего ее здесь, он клялся йольфийке увезти ее далеко-далеко, куда она только захочет, достать ей все, что пожелает, но она лишь покачала головой и, подобрав тяжелое платье, пошла к самой высокой башне. – Я хочу расправить свои крылья, – и Исол не встал у нее на пути. У него не было права это сделать. Слишком много боли он ей причинил, чтобы препятствовать теперь, когда у нее ничего не осталось. – Прощайте. И… спасибо. Она бросила на него последний взгляд, и Исолу отчаянно захотелось схватить её за руку и никогда не отпускать. Но Лелия – даже не цветок, что умирает без света, но птица, ренат, что гибнет без неба, а потому он только глядел вслед ее изящной фигурке, запоминая каждую секунду, каждое мгновение до мельчайших подробностей. Она взмыла в небо. Увидев второй и последний раз дочь, Лелия вместе с другой йольфийкой оседлала последнего, как и они сами, рената и устремилась в рассветную высь. А на душе Исола, когда он видел, как исчезает в облаках гордое создание, стало впервые за столько лет спокойно. Она не была бы счастлива рядом с ним, ни с кем из людей, и ему довольно было того, что принцесса, нет, уже не принцесса, теперь могла упиваться тем, что было её сущностью и что она любила больше всего на этом свете. Будьте свободны, Ваше высочество. Будь счастлива, Лелия. Принцесса подбежала к нему, стоит ей только его увидеть, схватила за руку и напрочь забыла про этикет, который ей вбивали в голову. Гувернантка семенила, тяжело дыша, следом. И все-таки в этой девочке не было ничего от принца. Да и какой он теперь принц. Замок захвачен, а земли вскоре займет другая империя. Медмел теперь просто Медмел, а не принцесса, но её, похоже, это не сильно заботило. Глаза у нее, глаза Лелии, сверкали, а сама она храбро шагнула навстречу новой эре и новой жизни. И за ней невозможно было не последовать. Лелия хотела бы этого. Чувства расставанием не уничтожить.