***
Джемин смотрит в окно, наблюдая за тем, как падает снег, ложась мягким ковром на замерзшую землю. Экран ноутбука тускло освещает комнату, На вздыхает и трет уставшие глаза, в которые будто песок насыпали. Джемин с силой жмурится, смотрит влево, смотрит вправо и вновь вглядывается в темный двор. Он трясет головой, когда слышит, как открывается дверь в квартиру, улыбается и ловко выруливает в коридор, чтобы поприветствовать отца. Кюхен прячет грусть в глазах, улыбается сыну и спрашивает, как прошел его день. – М. Нормально. Как обычно, – Джемин следует за отцом на кухню. – Я приготовил рис с курицей. – О, отлично, – мужчина ставит пакет с ярким логотипом пекарни и, улыбнувшись сыну, идет переодеваться в домашнее. Джемин сразу же сует свой нос в пакет. Булки с клубничным джемом, а для него купили лимонник. Джемин ставит чайник и разогревает еду для отца. Не удерживается и обкусывает пирог со всех сторон, чуть не мыча от удовольствия. На кухню старший На заходит, когда Джемин уже водружает на стол чашки с чаем и тарелку с ужином. Они разговаривают о прошедшем дне, обсуждают планы на завтра, но вскоре Кюхен замечает, как сын отвлекается от разговора, смотря в окно. Мужчина улыбается. – Может, сходим прогуляемся? – спрашивает Кюхен, кивая на окно. Джемин качает головой. – Нет, ну так дело не пойдет. Когда ты был на улице последний раз? Джемин задумывается, хмуря брови, а потом тяжко вздыхает и говорит, что с Донхёком около недели назад. – Тем более, – отец улыбается. – Давай, на улице красота. То, что на улице красиво, Джемин и так знает, но напрягать уставшего после работы отца не хочет. Хотя прогуляться было бы неплохо. Джемин сомневается и думает, пока приканчивает пирог. – Только недолго. – Это уж как получится. Кюхен помогает сыну переодеться, попутно разминая его икры и стопы. Щипает незаметно, но Джемин остаётся равнодушным к этому. Год назад они попали в аварию. На улице лил дождь, таксист не справился с управлением и выехал на встречную полосу, и как итог – кома и отделение реанимации для Кюхена, и инвалидное кресло для Джемина. Только Кюхен оправился, пришел в себя, сцепив зубы, даже когда жена бросила его одного, а вот Джемин… Для него остаётся только лечебная физкультура да массаж, чтобы не образовались пролежни, а мышцы не атрофировались полностью. Надежды на то, что Джемин когда-нибудь встанет на ноги, нет. – Пап, мы идём? – Джемин дёргает отца за палец и смотрит с ожиданием и предвкушением. В горле привычно встаёт ком, мужчина улыбается и катит кресло, и хоть Джемину это не нравится – парень хочет быть самостоятельным – в таком он отцу не отказывает. Кюхен гордится сыном. Тот твердо решил идти в медицину, как отец, но специальность выбрал другую – психологию. Помогать таким же, как он, спинальникам, не потеряться в отчаянии, жалости и ненависти к себе и окружающему миру. Они гуляют до поздней ночи, пока Джемин не мерзнет окончательно. Дома он быстро стаскивает вещи, чтобы проверить насколько холодны ступни и лодыжки. – Вроде все нормально, – говорит он. Отец кивает. Гладит по волосам и говорит спасибо за вкусный ужин и прогулку. Джемин отвечает улыбкой и благодарит за сегодняшний день. Это их маленькая традиция: в конце дня произносить слова благодарности. Джемин думает, что без этого они оба отдалились бы друг от друга. Утром Джемин просыпается пораньше, чтобы успеть приготовить завтрак для отца, прибирается, пока варится каша, и выходит в интернет. Джемин живет в четырех стенах, выбираясь на улицу только с отцом или с Донхёком. Гулять одному – страшно. Страшно, что не справится с управлением кресла и перевернется, или напорется на большое препятствие в виде бордюра. Но еще больше он боится равнодушия или презрения. Жалости. Потому его связь с внешним миром ограничивается интернетом, по крайней мере, до нового семестра – отец все-таки настоял на том, чтобы Джемин учился очно, а не дистанционно. Стоит ему зайти в соцсеть, как приходит новое уведомление. Джемин виновато поджимает губы, водя пальцем по тачпаду, и быстро набирает ответ. ji: Ну и куда ты вчера пропал -_- JAEger: Прости, отец вытащил на прогулку, я не мог ему отказать. Вчера на улице было так красиво! ji: ну-ну. JAEger: не обижайся. С «ji» весело. Они познакомились недавно, устроив баталию под чьим-то видео с кавером, а после и перейдя на личности, ибо какой идиот назовется «ji»? На не знает о нем буквально ничего кроме того, что ему 16 и он любит танцевать. Джемин тоже любил, пока мог. Сейчас же он смотрит чужие каверы и кусает губы до крови. Это одна из тех многих вещей, которых он лишился, но ничего с этим сделать не может. Только сидеть в своем кресле и радоваться за неизвестного парня, который, возможно, и не парень вовсе, а какая-нибудь девочка или старик с пивным животом. Сам Джемин о себе не распространяется. Честно говорит про свой возраст, что сидит дома по состоянию здоровья, но в подробности не вдается, отшучиваясь или переводя тему, благо «ji» в душу не лезет. Так проходят каникулы, возвращается Донхёк из Таиланда, с магнитиками и сувенирами, а также со своим соулмейтом. Он приходит днем, около двух, открывает дверь своим ключом, с порога крича, чтобы Джемин поднимал свою ленивую задницу и выкатывался из своей берлоги. Кюхен так же громко оповещает, что он, вообще-то, дома и Ли нужно перестать быть таким засранцем. Джемин под эти крики «выкатывается из своей берлоги» с недовольным лицом и так и замирает, замечая за спиной Донхёка незнакомого парня. – Что стоишь, раздевайся, – Донхёк уже стягивает с себя конверсы и подгоняет незнакомца. Джемин хмурится, но направляется на кухню, чтобы поставить чайник, ибо в руках незнакомца На заметил пакет из пекарни. – Ли Минхён, – представляется парень. Джемин кивает и пожимает протянутую руку. – На Джемин. – Чайник, – говорит Донхек. Джемин закатывает глаза, но разливает чай, не обращая внимания на то, как дернулся Минхён, будто собираясь помочь. – Эй, давай без этого, а то Джемин открутит тебе яйца, поверь мне, он догонит тебя даже на этой адской машине. – Эй, Ли Донхёк, не обижай мою детку! – Твоя детка сто раз отдавливала мне ноги! – с возмущением говорит Донхёк, принимая кружку с чаем. – Эм, а не нужно позвать твоего отца? – А? Да нет. Просто будьте тише, он спит. Ну, спал, пока кто-то не начал орать на весь дом. – Кто же знал, что он дома. А чего он дома, кстати? – На больничном, – Джемин вздыхает, ставя чайник на место. – Ну, рассказывайте. Донхёк довольно улыбается и начинает вещать, забыв про булочки и пироженки, которые Джемин с удовольствием уминает за обе щеки. История выходит примитивной, Джемин даже разочаровывается. Он-то думал, что у Донхёка, у которого жизнь всегда насыщенная, встреча с соулмейтом будет интересной. Волнующей. А на деле вышло, что они тупо встретились на пляже, увидели на боках друг друга имя их союза – «Надежный» – и разговорились. – Не, ну ты представляешь! – а вот Донхёк, кажется, так не думает и не перестает удивляться. – Мы живем на соседних улицах, даже ходим в один и тот же магазин, а встретились в Таиланде! На каникулах! Вот просто! Джемин улыбается, убеждая себя, что нужно радоваться за друга, а не... а не завидовать. В мире, где у каждого есть своя пара, встречаются люди, которые оказываются пустыми, как их называет Джемин, потому что имени союза соулмейтов на их теле нет. Метка соулмейта может появиться в любом возрасте, четкой градации нет, но в основном она появляется через месяц после рождения или в подростковом возрасте, хотя встречаются люди, у которых имя появилось и в тридцать, и в пятьдесят лет. Джемину восемнадцать, и он все еще пустой. Это хорошо, честно сказать, но смотря дурацкие сериалы и слушая дурацкого Донхёка, дико хочется романтики. Соулмейта. Который поймет и примет любым, который будет оберегать, и отец, наконец, перестанет волноваться о нем и начнет устраивать свою личную жизнь. Кюхен тоже был пустым, с матерью Джемина он сошелся только из-за этого, а после аварии на предплечье готическим шрифтом появилось имя. Джемин знает, что он искал и нашел свою пару, а еще то, что этот человек старше отца всего на пару лет, но знакомить сына со своим соулмейтом Кюхен не спешит. Джемин не может отделаться от мысли, что его стесняются. На расстраивается и печальным взглядом смотрит на дно своей чашки. Минхён растерянно моргает. – А что с твоим соулмейтом? Какое у вас имя? – спрашивает он. Донхёк больно пинает его лодыжку и делает страшные глаза. – Я пустой, – отвечает Джемин. – У меня нет имени. – Ну, это ведь не страшно? – Ли неловко смеется. – Имя может появиться в любой момент. Донхёк снова пинает чужие ноги и говорит, что эта тема – табу. Глаза Минхёна любопытно блестят. – Почему? Джемин думает, что этот парень явно подходит Донхёку, и что имя у них должно быть не «надежный», а «засранцевый», к примеру. Пока На раздумывает на тему существования такого слова, Донхёк успевает доходчиво объяснить Минхёну, почему нельзя болтать про соулмейтов при Джемине. – Вообще, он унылый задрот, которого хрен вытащишь на улицу. – Спасибо, Донхёк, я все еще тут. – Не за что, Джемин. – И да, скоро я буду чаще выбираться на улицу, не беспокойся. – Неужели ты будешь со мной гулять? – Да, буду устраивать гонки, и хрен ты меня обгонишь на своих двоих! Джемин пусть и не показывает этого, но все равно расстраивается, благо Донхёк это понимает, но при своем парне не решается лезть. Вскоре они уходят, Ли напоследок обнимает друга и говорит, что позвонит сегодня и все-все узнает, так что сопротивляться смысла нет. Джемин внемлет и кивает, закрывая за ними дверь. А сам думает. Какова вероятность того, что его соулмейт нормально относится к таким, как он? Кюхен называет сына «человеком с ограниченными возможностями», но Джемин его обрывает и говорит простое «инвалид». С ним тяжело. Джемин это прекрасно знает, как и то, что ко всему можно привыкнуть, но захочет ли его соулмейт привыкать? Зачем ему это нужно? Впрочем, все эти мысли не имеют смысла, пока не появится имя, ведь вполне возможно, что этого человека попросту нет.***
Каждый третий день к нему приходит мануальный терапевт. Мнет его ноги, разгоняя кровь, иногда обкалывает иголками или натирает пахучими мазями. Джемин привык к Чону, который не слышит и не говорит, потому, когда вместо него приходит другой, нормальный, слишком говорливый, слишком шумный, На отказывается от сеанса массажа, пока ему не вернут Чону. – Не будь ребенком, – Доён хмурится. – А я и есть ребенок. Твоим рукам я доверять не собираюсь. Назревающий скандал предотвращает Кюхен. Просит мануальщика выйти из комнаты на пять минут, чтобы поговорить с сыном наедине, и когда тот прикрывает дверь, смеется. Смеется облегченно, будто его все это время мучал нарыв, и он наконец-то вскрылся. Кюхен улыбается ошарашенному сыну, гладит по волосам и говорит, что он – маленькая вредина. Джемин хлопает глазами. – Это была хорошая идея, – говорит отец. – Чону, кстати, и предложил. Тебя это встряхнуло. – А? – Я волновался, – честно говорит Кюхен. – После аварии ты первый раз вредничаешь, выражаешь то, что хочется тебе, а не как будет проще мне и окружающим. Джемин хмурится, складывая руки на коленях. Отец садится перед ним на корточки и сжимает его ладони в своих. – Будь собой, – говорит он ему, – мне это только в радость. Не думай, что ты для меня обуза. Вредничай, капризничай… пожалуйста. Доён возвращается обратно в комнату только минут через пятнадцать, когда Джемин, наревевшись, дает добро. Ким с интересом оглядывает бедра и задницу парня, лежащего перед ним. Проводит рукой под коленкой, но никакой реакции нет. Джемин хмурится. – Что не так? Ты уже начал? – А? Да нет, – Доен качает головой, приходя в себя, и берет тюбик с массажным маслом. – Интересное имя. – Ага. Хотя папа говорит, что он не такой, я думаю, оно довольно хорошо его описывает. – Да нет, я про твое. Джемин чувствует, как на голове начинают шевелиться волосы, а по спине пробегает холодок. Он гулко сглатывает и говорит, что он пустой. – Да? А это что? – Доён проводит ладонью от ягодицы до подколенной ямки. – Довольно большая область, да и шрифт необычный. Оно довольно болезненно проявляется, неужели ты не почувствовал? – Ким запоздало прикусывает язык. Конечно, не почувствовал. Джемин пытается оглянуться, чтобы посмотреть, что там написано, но ничего не видит. – Что там? Какое имя? – «Мечтающий». Красиво, не находишь? На ничего не отвечает, находясь в какой-то прострации. Доён его переворачивает, что-то говорит, но мир воспринимается словно через плотный целлофан, Джемин даже не замечает, когда кончается сеанс и как Доён уходит. В себя он приходит только после хлопка дверью. Он моргает, возвращаясь в реальность, и ловко перебирается с кровати на кресло, пока манульщик не ушел. Доёна он ловит в прихожей. Четко и внятно говорит, что болтать про его имя, особенно отцу, не стоит, иначе все будет очень плохо – разглашение врачебной тайны и все такое. Ким кивает, отвечает, что он и не собирался болтать, пусть Джемин сам рассказывает об этом отцу. В конце концов, это не его дело. Но он лукавит. Его это касается, пусть и не напрямую, а через донсена, но все же. Его кузен пять дней не мог нормально сидеть и ходить, пока проявлялось имя. И вот, перед ним сидит соулмейт Джено, буравит его убийственным взглядом, обещая муки ада, если Доён проговорится. Ким еще раз кивает и уходит. Ему нужно подумать над этой информацией, а также над тем, что с ней делать.***
Джемин ничего не предпринимает. Никому не говорит, не ищет в соцсетях человека с таким же именем, ничего. Для себя он решает, что займется этим после окончания университета, когда хоть как-то самореализуется, чтобы не выглядеть человеком, который сядет на шею и не будет с нее слезать. Покажет, что он тоже чего-то стоит. Доён каждый раз порывается что-то спросить, но молчит, только смотрит затравленным взглядом. Джемину это надоедает на пятом сеансе. Он и так весь на нервах – скоро будут вывешены результаты тестирования и известны имена поступивших. Если он не поступит – это будет крах. Несмотря на все слова Кюхена, Джемин уедет к чертям, чтобы не висеть у него на шее мертвым грузом. Доён разминает его ступни, душераздирающе вздыхая. – Да что случилось, черт тебя возьми! – не выдерживает Джемин. Доён смотрит серьезно и, со вздохом сев на край кровати, спрашивает. – Ты уже начал искать своего соулмейта? – При чем тут эт-… Погоди, стой, только не нужно мне говорить, что ты – мой соулмейт, – почти в панике говорит На. Доён фыркает и качает головой. – Нет, но… – Но? – Но если я скажу, что знаю твоего соулмейта? – Тогда я попрошу тебя молчать. Ясно? – угрожающе говорит Джемин. – А я все-таки скажу, – Ким хмурится. – Он мой донсен. И он ждет твоего появления, как манну небесную. – Я же сказал тебе молчать. – Он хороший, – Доён сглатывает. – И нет, он не знает о тебе, я не говорил. – И почему же? – немного удивленно спрашивает Джемин. Доён прячет взгляд, и На кивает своей догадке. – Потому, что я – инвалид, так? – Да, – честно говорит Ким. – Прости, просто… не каждый ведь такое сможет выдержать? Просто я подумал, что если ты не ищешь с ним встречи, то у меня есть время его подготовить? Просто он такой дурак. Несерьезный. – И как ты хотел его начать подготавливать, если не секрет? – язвительно интересуется Джемин. – Таскать по коррекционным школам. А что? Это хороший опыт. – Ясно. – Ты... когда будешь готов, скажи мне, ладно? Джено действительно ждет и ищет тебя. – Хорошо, я... я оповещу тебя, когда буду готов для встречи. Доён кивает и возвращается к массажу. – Скажи, а он красивый? – закусив губу, спрашивает Джемин. – Да. Хочешь посмотреть фотки? – О, нет, спасибо, – неловко отмахивается Джемин. – Не хочу. – Как знаешь. На врет, еще как хочет, и Доён это прекрасно видит, но понимает, что пока соулмейт для него нечто эфемерное, а узнав, как он выглядит, Джемину может стать только хуже. Доён представляет, что думает парень. И всей душой жалеет, понимая, что на его месте он повел бы себя точно также. А еще понимает, что желает ему счастья, желательно с Джено. – Ну, при встрече, я думаю, ты поймешь, что это именно он.***
Джемин действительно понимает. Они с Донхёком решили опробовать новое кресло, крутое, с электроприводом и системой управления, которое влетело в копеечку, но оправдывает свою цену. Ли, ожидаемо, позвал с собой Минхёна, который притащил своего друга. Который Джено. Ли Джено, выглядящий как принц из сказки, с красивой улыбкой и чертовски красивым телом. Джемин сглатывает, в очередной раз стыдясь себя. Он сжимает руки в кулаки и всеми силами пытается сделать лицо максимально проще, даже машет лапкой в качестве приветствия. И больно прикусывает щеку, когда видит калейдоскоп эмоций на лице соулмейта, заканчивающийся на сочувствии и жалости. Становится неловко. Степень неловкости повышается на сто пунктов, когда Донхёк увлекается разговором с Минхёном, и они с Джено остаются не у дел. – Так... ты поступил в университет Корё? – спрашивает Джено. На кивает. – Ага. – Круто. – Есть такое. Ли не может сдержать тяжелого вздоха. Джемин костерит себя на все лады, понимая, что своим поведением отталкивает парня, выставляя себя грубым идиотом. А еще думает, что следует-таки узнать, какое имя у Джено выбито на коже – Джемин пусть и уверен на 99%, что он его соулмейт, но все же! Этот один процент не дает покоя, пусть они и знакомы всего полчаса, На уже успел расписать всю жизнь с ним, вплоть до старости. Будет ужасно, если Джено всего лишь тезка того донсена Доёна. Джемин так ничего и не предпринимает, молча следуя за парнями на своем новом крутом кресле. Они гуляют так еще несколько раз, Джемин даже находит в себе силы начинать разговор с Джено, когда Донхёка опять заносит в дебри под названием Ли Минхён. И каждый раз после этих прогулок на душе у Джемина остается осадок. На абсолютно очарован Джено. А тот держится будто на расстоянии, лишний раз стараясь на него не смотреть, пусть и поддерживает разговор, но Джемин с безнадежностью констатирует, что тот в нем не заинтересован, только не понимает, почему Ли все еще ходит с ними гулять. Джемин задумывается, не замечая происходящего вокруг, и из мыслей его выдирает громкое «Юкхэй-хен», сказанное голосом Джено. На озирается по сторонам и замечает Вона, идущего с Чону им навстречу. Ким улыбается Джемину, ставит пакет на землю и заваливает вопросами. На трясет головой, показывая, что не понимает и половины жестов, и беспомощно смотрит на Юкхэя. Тот закатывает глаза, переставая портить прическу Джено, и принимается переводить, но Ли вдруг показывает что-то жестами, и Чону повторяет все еще раз, только медленнее. Все замолкают. – Он спрашивает, как твой отец, – говорит Джено, – как твои ноги, нравится ли тебе Доён-хен, ээм... ходишь ли ты сам в туалет, прости, что? Проявилась ли у тебя метка соулмейта, и сколько стоит твое новое кресло, – Юкхэй пару раз поправляет его, но говорит, что в целом Ли перевел правильно. Джемин думает, что сейчас сгорит со стыда. Он почти беззвучно отвечает на все вопросы, понимая, что Чону все прочитает по губам, и чувствует, как краска стекает со щек на шею и грудь, как горят уши. Ким кивает ему и вновь что-то спрашивает. – Он говорит, что придет на днях в гости, что он рад, что у тебя проявилось имя, и что сейчас они спешат, и им нужно идти, – переводит Джено. На улыбается и прощается с Чону и Юкхэем, чувствуя на себе испепеляющий взгляд Донхёка. Когда пара уходит, друг с милой улыбкой разворачивает кресло и громко интересуется какого, собственно, черта. – Имя! Ты! Почему ты мне не рассказал, На Джемин? – возмущенно восклицает Донхек. Джемин строит виноватую мордочку. – Не прокатит! Кстати, Джено, где ты научился языку жестов? – А? Ааа... Доён-хен взял меня с собой в коррекционную школу, там ээээ... – Джено кидает быстрый взгляд в сторону Джемина, – люди с ограниченными возможностями. В основном, глухонемые или слабослышащие, Юкхэй-хен там работает сурдопереводчиком. А Доён-хен, судя по всему, твой массажист, да? – Да, – Джемин кивает. – Вместо Чону. – Так, погоди, На Джемин! Имя! Ты не сказал мне свое имя! – Давай потом? – устало говорит Джемин. – А сейчас я хочу домой. Донхёк буравит его серьезным взглядом и кивает. Вечером того же дня, он приходит один, с тортом в руках, сам наливает чай, достает ложки и спрашивает, что случилось. Джемин греет руки о пузатый бок кружки и с грустным вздохом отвечает, что его соулмейт – Ли Джено. – Эм? – Наше имя на задней поверхности бедра, – поясняет Джемин. – Доён, когда делал мне массаж, собственно, и заметил. Сказал, что у его донсена, Джено, такое же имя. И если раньше у меня были сомнения, то теперь их не осталось. – Почему ты не рассказал мне раньше? Почему не сказал Джено? – А смысл? – Джемин тяжко вздыхает. – Ему в моей компании явно некомфортно. И что с того, что я скажу ему, что мы соулмейты? Ничего не поменяется, в конце концов, насильно мил не будешь. – Идиот ты, – с нежностью говорит Донхёк. – В Джено столько любви, что она способна окутать весь земной шар. Тем более... инициатором всех наших вылазок является он. – Эм, что? – Ага. Он каждый раз уточняет у Минхёна будешь ли ты с нами. – Эм... – Так что не тупи и позови его на свидание! Объяснись с ним! – Мне страшно! – Ты самый потрясающий человек, которого я когда-либо встречал, – серьезно говорит Донхёк. – Ты красив и телом, и духом, ты силен. Я не вижу причин, почему Джено должен отказать своему соулмейту. Джемин опускает голову и кивает.***
Встречаются они через три дня на очередной прогулке. Донхёк громко оповещает всех, что ему срочно нужно в туалет и что Минхён просто обязан помочь ему в этом нелегком деле. Тот непонимающе хлопает глазами, но следует за парнем, оставляя Джемина и Джено наедине. На подкатывает к лавкам и кивком приглашает Джено сесть. Ли смотрит на него с улыбкой. – Я... я – твой соулмейт, – решив, что перед смертью не надышишься, говорит Джемин. – Я знаю, – просто говорит Джено. На хмурится. – Что? – Ах, понимаешь, – Ли неловко трет шею, виновато улыбаясь, – я рассказал о тебе хену. А он мне. Про твои ноги и про имя, и про то, что ты попросил никому не рассказывать, особенно мне. – Тогда почему ты молчал? – после недолгой паузы спрашивает Джемин. – Но ведь ты не просто так попросил о молчании, правда? Я подумал, что будет лучше дать тебе право первого шага. А я уж потерплю. – Ты издеваешься? – Совсем нет, – Джено качает головой. – Для тебя ведь это важно? – Я просто... – Джемин опускает голову и сжимает в кулаках полы толстовки. – Эй, – Джено осторожно берет его ладонь в свою, – я рад, что ты все-таки решился. Мне с каждым разом было все труднее себя сдерживать. – Сдерживать от чего? – На хмурится. – Тебя хочется обнимать. А еще катить твое кресло. И держать за руку. – А я подумал, что ты красивый, как только увидел тебя, – невпопад говорит Джемин. – Что ты похож на принца. – Честно? Я тоже так подумал. А еще Минхён говорил, что ты задрот, который выходит на улицу раз в месяц, и я рад, что ты стал чаще гулять, я даже смею надеяться, что это из-за меня. – Да, – кивает Джемин, понимая, что врать нет смысла. Джемин чувствует, как по телу разливается тепло, как щекочет в районе солнечного сплетения, он жмурится, пытаясь запомнить это чувство, и крепко сжимает чужую ладонь в своей. А еще он чувствует, что избавится от своих комплексов неполноценности, имея такую поддержку от отца, от Донхёка и Минхёна, от Чону, от Доёна. От Джено. А пока он гладит чужие пальцы и думает, что можно начать учить язык жестов, тем более у него есть личный учитель.