Муравейник

Когда вечером к Мирону зашел Охра под предлогом “Поговорить”, Мирон ждал чего угодно. Женька долго молчал, все разговоры были только сугубо по работе и Мирон кожей чуял, что назревает что-то, что ему явно не понравится. Но такого он точно не ожидал. — Почему ты нам ничего не говорил? — начал Охра и, в ответ на вопросительный взгляд Мирона, негромко уточнил. — Про родителей. Про то, что ты считал себя их убийцей. Мирона будто ударили под дых. Он почти упал в кресло. — Откуда ты… — он даже говорить не мог. Женька, нервно вышагивающий по комнате, остановился и, холодно прищурившись, уставился на него. — Из разговора с этим твоим… И вот это, Мирон, просто, блядь, бесит. Значит, какому-то хую с горы, которого ты без году неделя знаешь, ты всё рассказал. Но не родным братьям. — Ты себе это как представляешь? — Мирон, наконец, отмерз и возмутился, — расскажу я вам, малыши, сказку на ночь, про то, как я ваших папу и маму убил?! Я же только когда со Славой стал говорить, подумал, а может, это не я был! — Я бы тебе то же самое сказал! — Охра понизил голос, шипел почти, с прежней злостью. — Ты не мог убить. Сказал бы раньше — мы бы вместе настоящих убийц искали! И уже нашли бы, еб твою мать! Мы семья, Мирон! Мало Ваньки, так еще и ты морозишься! Охра попробовал закурить трясущимися руками. Уронил сигарету, чертыхнулся и прикрыл глаза, пытаясь успокоить злость. — Ты должен говорить о том, что касается семьи, Мирон. Ладно Ванька с Ромкой, мелкие они, может, не поняли бы. Но я - твоя правая рука, разве не ты мне это много раз говорил? Это не так? — Так. Что тут еще скажешь? Со своей стороны Охра был прав и имел полное право злиться. Семья много значила для него, да что там много — всё. Он бы никогда не сумел понять, почему Мирон поступил так, как поступил. — Я не мог рассказать. Не из-за недоверия, Жень, просто… Это не то, о чем так просто можно говорить. Да, ты бы не поверил, что я убил, но я-то верил. Понимаешь? Охра не ответил. Он, наконец, закурил и отошел к окну. Молчал пару минут. — Я понимаю, — сказал он наконец тихо. — Это не то, о чем можно взять и проболтаться, но, Мирон, как ты мог придумать, что я поверю в такое? Ты ведь даже не знаешь этого наверняка, того, что ты… ты сделал. Ты не помнишь. Гуру — пиздабол ебаный. Лидер чертовой секты. Хер знает, что он там тебе дал. Гор ведь не так действует, он память не отрубает. — Славка так же говорит… Охра поморщился при упоминании имени Карелина, но нехотя кивнул. — Прав твой Славка. Он ведь говорил, помнишь, что у Гуру их с Ванькой тоже чем-то накачали, а потом та статья появилась, и он не помнит, как писал. Похоже ведь, похоже. — Да... — Это не ты, Мирон, слышишь? Больше никогда не думай об этом, лучше о том, что мы сделаем с уебками, когда их найдем. понял? — Понял. Мирон чувствовал — пружина напряжения, самобичевания, годами изводившая его, сейчас как будто разжалась. Конечно, оставались еще младшие братья, которым однажды тоже, наверное, придется рассказать все, как есть, но все же сейчас, когда Охра узнал все, стало легче. *** Степа ни за что не сумел бы объяснить, какого черта подписался на эту авантюру. Кто он вообще такой, чтобы в политику играться и в заговорах участвовать? Это не собак стравливать, посерьезнее. И опаснее в разы. Но Ромка убедил. Он много и жарко говорил, убеждал, уговаривал, обрисовывал перспективы и Степа согласился как-то незаметно для себя самого, сперва мысленно, когда начал прикидывать и представлять, а после и вслух. Просто сказал “Да”. Вот воистину, дурная голова ногам покоя не дает. Покоя-то Степа с той поры действительно лишился. Каждый день он узнавал что-то новое, слушал молча, сидя — с ума сойти! — в доме мэра, рядом с ним и его братьями, а потом и вовсе оказался в “полях”. Про Гуру Степа слышал и не раз, ему даже предлагал кто-то из знакомых вступить в ряды его приспешников, но Степа головой своей дорожил, во-первых, а во-вторых, больно тот знакомый на фанатика походил, нехорошо глаза у него горели. Как выяснилось теперь, фанатиками паства Гуру и являлась. Охра, младший брат мэра, с отвращением выплюнул в разговоре “Секта”, и Степа понял, что был прав. В эту самую секту его и заслали, на пару с еще одним участником действа, Славой Карелиным, чьи книжки и статьи теперь читала взахлеб восторженная молодежь. Слава парнем оказался простым и приятным в общении, они со Степой быстро нашли общий язык и сдружились. Со Славой, который и сам вышел из трущоб, Степа чувствовал себя комфортнее, чем с Мироном и Охрой. Гуру Степе сразу же не понравился, с первого взгляда, с первого слова. Разливался соловьем, а Степа со злостью думал, что вот такие говорливые и гор малолеткам на улицах впаривают. Уроды. Поубивал бы. А Рудбой, близнец Охры (что у них за прозвища идиотские), ему в рот глядел. Не особо умный оказался парень, не в братьев. Он про дела их, кстати, ничего не знал, это Слава рассказал. При нем приходилось осторожничать. — Нам компромат на этого уебка нужен, — говорил Слава. — Такой, чтоб Ванька поверил. Да в вообще… За ним, за Гуру, совет стоит, нам рыть надо вот под это. И еще эти… Трущев и Белогай. Хуй знает, зачем они меня пасут. Почему именно они, им-то я точно дорогу перебежать не мог, в жизни про них ничего не писал и знать не знал. — Охуенный ты молодежный писатель, таких вещей не знаешь, — фыркнул Степа. — Странно, что ты не в курсе, сейчас уж все знают. Ты давно из трущоб свалил? — Почти десять лет назад, как в универ поступил. — Ишь ты, универ, я-то девять классов еле-еле закончил… Короче, ты не застал, значит. Лекарства-то всегда пиздец дорогие были; сколько себя помню, дешевле сдохнуть, чем лечиться. А эта парочка года четыре назад последних конкурентов под себя подмяла. Отремонтировали аптеки, поставили пару новых, честно, они доступнее стали, лекарства все дешевые. Ну, как дешевые… Дешевле, чем были раньше по крайней мере. Все бы хорошо, только гор стали прямо там и толкать, легально. Он типа как чище и безвреднее, чем тот, что у барыг на улицах, хотя то же дерьмо по сути, только дороже. Зла не хватает, суки. Такие же, как и все, нет в блядском совете нормальных людей, одни гниды. Ну, Мирон нормальный мужик, ладно, один из всех. — Может, этих двух тоже совет принудил гор продавать. — Может. Но пока мы этого точно не знаем, я буду считать их такими же уродами. — Не могу тебя за это осуждать. — Слушай, а могут эти фармацевты ебаные быть в курсе ваших с мэром муток? Ну, Мирон же выступал на совещаниях, пытался запретить гор и все такое. Если они в совете, то в курсе его намерений. А тут появляешься ты, такой красивый, поливаешь мэра грязью, пишешь, что в голову придет и никто тебя не трогает. Я б тоже за тобой следил, вопросов к тебе должно быть много. — Может, надо откровенно с ними поговорить? — А если это поставит под удар операцию? Охра вряд ли на это пойдет и будет прав. — Но сложа руки тоже сидеть нельзя. Я… Договорить Слава не успел — завибрировал, оповещая о входящем вызове, смартфон. Звонил Охра. — Да. — Занят? Неважно. Приезжай, срочно. И Степа пусть приедет, позвони ему. — Он уже со мной. — Отлично. Жду, — и трубку бросил. Все как всегда. — Кто? — спросил Степа. — Охра? — Ага. Легок на помине. Срочно вызывает. Поехали, а то весь мозг склюет, долго, долго... — Он его нам в любом случае склюет, даже если телепортируемся, — хмыкнул Степа. *** Судя по всему, Охра объявил экстренный общий сбор. Не было только Ваньки, наверняка снова зависал у Фаллена. Мирон сидел за своим столом, Ромка сидел в кресле, Охра мерил кабинет шагами, а на кожаном диване расположились двое мужчин лет тридцати пяти на вид. — Познакомьтесь с нашими гостями, — вместо приветствия сказал Мирон, когда Слава и Степа зашли. — Антон Белогай и Сергей Трущев, президент и вице-президент единственной в городе фармацевтической компании и мои коллеги, члены совета. Слава так и замер. Вот уж кто действительно легок на помине, куда там Охре. — Очень… — начал он, но один из них поморщился и поднял руку. — Не стоит, — сказал он. — Вовсе вам неприятно, мы следили за вами, Слава, и вы в курсе. Предлагаю начать наше знакомство и общение без всяких расшаркований. Меня, как уже сказал Мирон, зовут Антон. Это — моя правая рука, Сергей. Мы пришли побеседовать с вами максимально откровенно. Сразу хочу принести свои извинения за слежку, что мы за вами установили, увы, это было необходимо. Далеко не каждый день в этом проклятом городе появляются люди, не боящиеся говорить. Мы были уверены, что вас кто-то прикрывает, защищает и жаждали узнать — кто. В случае необходимости мы даже были готовы сами предложить вам защиту, но это оказалось лишним, — Антон глянул на Мирона, потом на Охру. — Наши люди однажды увидели Евгения у вашего, Слава, дома. Охра чертыхнулся едва слышно и отошел к окну, нервно закурил. — Это было несколько неосторожно с вашей стороны, — обратился к нему с улыбкой Антон, — однако именно это сподвигло нас выйти с вами на связь. Во всем есть свои плюсы, верно? Та уж вышло, мы в курсе, что вы вовсе не бухгалтер. Но мы подумать не могли, что защитой Славе служите именно вы! Конечно, мы с Сергеем знали, как Мирон относится к… инициативам совета, но подумать не могли, что спустя столько лет он решил перейти к активным мерам. Не сердись, Мирон, столько лет бесполезного противостояния, ты сам понимаешь. — Понимаю. — В общем и целом, чтобы вы не замыслили — мы с вами. Совет лютует, окончательно потерял берега, как говорится. Гор прямо в наших аптеках… Нас это не устраивает абсолютно. — Вы оба должны понимать, — подал, наконец, голос Мирон, — это все опасная игра, совет просто так свои позиции не сдаст, это им не выгодно. Зато выгодно и дальше травить город. Вы осознаете все возможные последствия? — Думаю, что да. — Почему мы должны вам доверять? — Все посмотрели на хмурого Степу. Не мог он довериться выходцам из элиты, членам совета, никак не мог. — Потому что мы — врачи, которых заставляют нарушать клятву Гиппократа, — развел руками Сергей. — Мы вынуждены плясать под дудку своих, хм, коллег, так же как и Мирон. И нам это — так же как и Мирону — не нравится. Если есть шанс что-то изменить — мы хотим участвовать. Антон кивнул. — Все так. Охра мрачно дымил. Кажется, подумал Слава, он разделял мнение Степы. Хотя бы потому, что задетое самолюбие саднило. — Хорошо, — снова заговорил Мирон. — Допустим, все так и мы вам верим. Какие ваши предложения. — Сперва хотелось бы узнать, какова роль Славы во всем этом. Слава глянул на Мирона, тот кивнул. — Мы копаем под Гуру. Знаете такого? — Конечно. Кто ж его не знает… Хотите знать, на кого он работает? — Это мы знаем — на совет. Но этого мало. Нужны доказательства, чтобы был повод для ареста и привлечения его и всех, на кого он работал, к ответственности. Антон кивнул. — Одно имя мы можем назвать вам сразу — Денис Чудиновский. В некоторых кругах он больше известен как Чейни. Был директором в одном из наших филиалов, потом пошел против нас, спелся с советом. Продажа гора с наших прилавков — его идея. Инициативный паренек, бульдожья хватка, в его-то годы… — Я про него слышал, — подал голос Охра. — Точнее, про вас и ваши терки из-за какого-то филиала.. И теперь у меня вопрос: почему вы решили, что мы вам поверим? Может, вы просто хотите нас на этого Чейни натравить? — И зачем нам это? — Понятно зачем, ради мести. — Или ради того, чтоб на него стрелки перевести, — подал голос Степа и смутился, когда на него все посмотрели. Мирон согласно хмыкнул. Антон вздохнул. Подумал, видимо, пытаясь сформулировать. — Тогда мы разбирались бы со своими проблемами сами, а не приходили с ними к вам. Мы полностью поддерживаем инициативу Мирона по поводу запрета гора, а в этой индустрии Чейни теперь уже не последний человек. Он, Гуру, парочка самых обнаглевших членов совета… Надо прижать их, провести аресты, и остальные примолкнут. Стоит начать с этого. Полиция на вашей стороне? — Среди них много моих людей, — отозвался Охра. — арест организуем. Но нужны доказательства. — Найдем. Это не проблема. Они все настолько распоясались, что даже уже и не скрываются. — А вам это все зачем? — снова решился заговорить Степа. Он покраснел даже, когда глаза всех присутствующих в комнате снова остановились на нем, но упрямо продолжил. — Нынче гор все покупают, это ж чистая прибыль, разве нет? — Вы в курсе, что он делает с людьми? — Конечно. — Тогда к чему этот вопрос, молодой человек? Мы хотим видеть горожан здоровыми и адекватными людьми, а не жить в наркопритоне размером с город. Не все в мире сводится к деньгам. Степа не поверил. Он поклялся бы, что есть что-то еще, и о своем Антон и Сергей пекутся тоже, и куда больше, чем о городе и его жителях. Не мог Степа вот так взять и поверить, что ими двигало чистое благородство. Не мог.