Раннейген

      Она проспала весь день, но к вечеру действие макового молока закончилось, и тяжело, но она начала приходить в себя. Нога все еще отзывалась глухой болью, но теперь, пожалуй, не так сильно. Однако девушка даже не пыталась встать или хотя бы пошевелить ею. Да и смысл? Помощи от нее в хозяйстве будет мало, а вот повредить ногу еще сильнее она вполне могла бы.       Несмотря на долгий и крепкий сон чувствовала она себя уставшей и разбитой. По правде говоря, это и сном-то назвать было сложно, скорее вынужденное беспамятство. Хильда приподнялась на локтях и выглянула в окно. Было уже темно, но неподалеку на полях, она увидела огромную толпу, что стояла вокруг костра.       Слабо, но до нее доносились звуки голоса Ульве Безумного. Интерес обуял ее, ей хотелось узнать, что же такого произошло за один-то день. Быть может и не один? Может она проспала два дня? Однако Хильда только удрученно вздохнула. Она теперь почти месяц будет прикована к постеле.       Девушка вперила взгляд в потолок. Ей не хотелось становиться обузой для семьи. Со смертью братьев и так стало слишком сложно, а теперь еще и она слегла. Матери будет тяжело. Она коснулась пальцами кончиков своих каштановых волос, что разметались по ее груди, и вдруг ей стало жутко тоскливо.       Девушка не знала, сколько она так пролежала, но за дверью ее комнаты послышались два голоса, и это отвлекло ее от размышлений. Видимо толпа уже разошлась. — Ей уже семнадцать, Бьорн, — настойчиво говорил мужской голос. В нем она узнала Кая. — Приданное у вас есть, чего же еще ждать?! Я защищу ее! К тому же этот чужак явно не лучшее соседство для вашей дочери. — Тише, Кай, — спокойно отвечал Бьорн. — Ты прав, ей уже семнадцать, но ты забыл, что она сама вольна выбирать себе мужа. И я сперва прислушаюсь к дочери, — Кай громко вздохнул, и цокнул языком. — Я поговорю с ней об этом, но ее воле противиться не буду. — Даже если это будет чужак?! — Громко воскликнул молодой мужчина. Больше она ничего не слышала, разве только, как громко хлопнула дверь.       Внезапно взор ее обратился к углу комнаты, где стояло ведерце с теми яблоками. Она залилась румянцем, накручивая на палец прядь своих волос. "Я люблю яблоки. Здесь они хорошие".       Ей вновь захотелось провалиться в сон, но как она не старалась, сделать этого у нее не получилось. Дверь в родительскую спальню захлопнулась, видимо, отец ушел спать. Ей было одиноко, как было всю жизнь. Хильда лежала, вспоминая тот поцелуй. До этого она никогда не интересовалась подобным.       Да, они с другими девушками любили по секретничать об этом, где-нибудь на цветочном поле. Они плели друг другу косы и вплетали в них цветы, делали красивые венки и весело хохотали.       Она понимала, что ей придется, когда-нибудь разделить постель с мужчиной. Ведь в этом нет ничего постыдного? Ей лишь стоит выбрать мужчину, с которым она будет вольно делить и ложе, и жизнь. Именно так поступали женщины на Скеллиге, так поступила ее мать, выбрав отца...       Для нее это было просто. Раньше она точно знала, что это, скорее всего, будет Кай. Он-то и сам к ней не равнодушен. Супружеская жизнь и то, что происходит между двумя людьми, представлялись ей скорее долгом, нежели желанием. Но она была готова этот долг исполнять. Разве это сложно?       Но после того поцелуя с чужаком, что-то неведомое ей раннее проснулось в ней. Поначалу она не обращала на это внимание, но девицы в деревне постоянно об этом говорили, и вот теперь она и сама не заметила, как стала предаваться мечтам о чужаке. Она закрыла глаза, и тяжелый вздох вырвался из ее груди.       Незаметно для себя самой она вновь задремала. Ей снились странные сны. Временами она видела мать, временами отца, а иногда к ней заходил Иаков. Все они что-то говорили и потом давали ей пить, после чего наступали другие сны.       Сначала она оказалась на странном утесе. Густой лес был окутан пеленою тумана. Хильда вдруг взглянула на свои руки и ужаснулась. Между пальцами ее были перепонки. Она оглядела себя. На бедрах и локтях были чешуйки, вдруг позади она услышала волчий рык, но когда она попыталась обернуться, то свалилась с утеса. — Как ты дорогая? — послышался голос матери, но ее нигде не было.       Она была одинокой девушкой и сидела у озера, собирая травки. В небе вновь была красная луна и вокруг было тихо. Вот только она чувствовала беспокойство. Когда в кустах неподалеку послышался рык зверя, Хильда резко проснулась.       Грудь ее тяжело вздымалась, а по лбу катились капельки холодного пота. Ей было ужасно жарко, но стоило легкому ветерку коснуться ее кожи, как ее бросало в дрожь. Она окончательно отошла от обезболивающего. Нога ужасно отекла, и ей казалось будто вместо нее там тяжелый камень.       Она взглянула в окно. В небе уже светает. Прохладный утренний ветерок, проскальзывал сквозь приоткрытое окошко. Хильда одернула одеяло и глянула на свою ногу, почувствовав разочарование. На что же она надеялась, что и с ногой это только сон? Но перевязь была свежей, значит, не все было сном.       Копошение, где-то в углу, дало ей понять, что она не одна. В слабом утреннем свете она заметила Иакова. Ей вдруг стало страшно. Юноша, заметив, что она проснулась, растерялся и покраснел. — О, проснулась уже, — парень налил воды из кувшина, и поднес ей. Хильда потянулась к кружке. Иаков слегка приподнял ее голову, помогая ей привстать на локтях. Девушка жадно глотала прохладную воду. В горле ее пересохло, и говорить было больно, и потому девушка жадно глотала воду. — Как долго я спала? — спросила она, наконец, напившись вдоволь. Иаков тем временем поставил кружку на столик, и приставил небольшую табуретку к кровати. — Два дня. Мы давали тебе маковое молоко и сонного вина. Ты ужасно кричала, когда отходила от их действия, — он вдруг умолк, смущенно опустив глаза вниз. — А кто менял мои повязки? — Твои отец и мать... и я, — Хильда покраснела и отвела взгляд в сторону. — А как же Мархэн? — расстерянно спросила она. Парень бросил на нее недоумевающий взгляд, но затем вдруг помрачнел. — Ах, ты не знаешь... — он сжал губы. — Мархэн загрызли волки. Ее останки нашли в лесу. Погребение было два дня назад. Она на минуту прикрыла глаза, острое чувство вины ужалило ее. — В тот же день, когда я упала, — тоскливо протянула она про себя. Парень обеспокоенно поглядел на нее. — Если бы я не... Ох. Вдруг парень положил свою ладонь на ее плечо, пристально глядя в ее напуганные глаза: — Не стоит себя винить. Что должно произойти, того нельзя избежать.       Она ничего не смогла ответить, только кивнула. "Что должно произойти, того нельзя избежать", — думала она про себя, и эта фраза порождала в ней странную тревогу, причины которой она не могла понять. "Может на Большой земле и принято покорно следовать судьбе, но я островитянка. Мои мать и отец воины и их предки тоже были!", — возразила она про себя, касаясь пальцами его руки и чувствуя странную слабость. — К тому же, — продолжал он, — к нам явилась новая травница. Я ее еще не видел, но люди только и судачат о ней. Говорят, она пришла вместе с ведьмаком. "Новая травница, — думала она, — как быстро и как удачно". — Ведьмаком? — вместо этого спросила она. — Да, — тихо ответил юноша, не отрывая от нее взгляда. — Вильфред, твой отец и еще несколько воинов решили, что затягивать с освобождением лесопилки уже нельзя. Они готовятся к этому походу. — Ты хочешь вернуться домой? — вдруг спросила она. — Не отпирайся, — прервала она его, заметив, как он уже собрался ей возразить, — знаю, что тоскуешь по дому. Вы все такие — не привыкшие к суровой жизни и свободе.       Юноша глядел на нее осуждающе, но они оба знали, что она говорила правду. Это было видно по горечи в его глазах. Они умолкли на несколько минут и просто сидели в тишине, согреваясь слабым огнем очага. Парень вдруг глянул на нее лихорадочным взглядом. — Быть может и так, — обиженно ответил он, — но моя жизнь там, а не здесь, Хильда. Я не островитянин, не воин и никогда им не буду, — он резко встал и повернулся к ней спиной, скрестив руки на груди. Мгновенье было молчаливым, но тут он обернулся и с жалостью глянул ей в глаза. — Хильда, — вздохнул он. — Так ты уйдешь? — она старалась не произнести это как можно спокойнее, но голос ее задрожал. Он пристально взглянул ей в глаза. — Не знаю, — соврал он.       Хильда вдруг почувствовала, что ужасно голодна. Верно, она ведь два дня пролежала, питаясь только сонным вином и маковым молоком. Она слегка пошевелилась, пытаясь встать, и нога тут же напомнила о себе тупой болью. — Не надо, тебе нельзя двигаться, — юноша заставил ее лечь обратно. — Я принесу тебе макового молока и что-нибудь поесть. Ты видимо здорово за два дня проголодалась, — она кивнула, а он бросил на нее жалобный взгляд перед тем как уйти.       Хильда взглянула в окно и ощутила ужасную тоску при виде залитых утренним солнцем полей. Ей хотелось пробежать по ним, как дикий волк, но она прикована к постели как минимум на месяц. Интересно, есть ли в доме еще кто-нибудь помимо них с Иаковом?       Дверь приоткрылась, и юноша зашел, держа в одной руке тарелку с едой, а в другой кружку. Жареная курица, горбушка хлеба и пирожок с картошкой, а в кружке по видимости маковое молоко.       Хильда думала, что окажется слишком слаба, чтобы есть, но при одном запахе жареной курицы в ней проснулся волчий голод. Девушка села, забирая тарелку из рук юноши, и принялась есть. Тот поставил кружку на табуретку и направился к двери. — Если тебе, что-нибудь понадобиться, позови меня, — Иаков чуть улыбнулся уголками губ, и закрыл за собою дверь.       Когда Хильда наелась, она положила тарелку на табуретку и взяла в руки кружку. Нога продолжала ныть, но она уже постепенно привыкла к этой боли. Задумчиво поболтав питье в кружке, она сделала один неуверенный глоток. Наконец, она была достаточно в сознании, чтобы почувствовать вкус того, чем ее поили последние два дня.       И все же не стоило лезть на ту злополучную яблоню, подумала она, и вновь бросила взгляд в сторону ведра с яблоками. Почему-то ей казалось, что их было больше. Эта мысль на немного приободрила ее, а затем и смутила.       С каждым новым глотком боль утихала, а разум окутывался туманом и, вскоре, она вновь уснула. На этот раз ей тоже снились сны. Теперь она была старцем, что тихо молился у дуба. Она узнала этот дуб. Роща друидов, вот где она теперь. Но сон прервался, и она вдруг оказалась в лесу.       Хильда не могла понять кто она, своих рук и ног она не видела, однако она точно была немаленькой. Было утро, но она чувствовала себя бодро, видимо не спала всю ночь. Хильда шла непроизвольно, через лес, скрываясь от дороги.       Постепенно она поняла, что крадется, но к кому? Она металась во сне и ужасно потела, чувствуя, что за ней наблюдают. За ней, а не тем в чьем теле она была. Словно, кто-то старается вытолкнуть ее.       Вокруг было тихо, только лес да горы. Впереди она заметила старый разрушенный замок. Хильда кралась осторожно и вскоре поняла, что охотиться она на девушку, что идет впереди. Девица тем временем слезла с коня и остановилась на полянке. Внезапно, она оказалась в кромешной тьме и увидела перед собою высокого мужчину с черными глазами.        Девица на полянке пропала, и она вновь оказалась в лесу. Теперь был день, хотя солнце обещало скоро сесть. Она была женщиной, собирающей травы. Рык, треск веток, и через мгновенье она умерла.       Хильда почувствовала мучительную боль во всем теле, словно бы на нее давила гора. После этого сны прекратились, и потом она видела лишь темноту, а затем и вовсе впала в беспамятство.       Порой она слышала голос матери, отца и чужака. Порой она даже чувствовала, как будто кто-то касается ее ноги, но она не могла пошевелиться. Пару раз она все-таки проснулась, хоть и не полностью. Кажется, ей делали новую повязку. Она упала на подушку с тяжелым стоном. Возле двери послышалось копошение. — Она здесь, — говорил один из голосов. — Мы давали ей макового молока, делали повязки с мазью, но ей все еще плохо. — Я посмотрю, — первый голос принадлежал ее матери, но второго она не знала. Быть может это и есть та новая травница?       Дверь отворилась, и в комнату зашли ее мать, отец и молодая девушка. Иаков тоже зашел и стал в углу, молча наблюдая за происходящим. Хильда заметила, что взгляд его обращен на девушку.       Хильда окинула ее взглядом. Красивая, стройная, невысокая. Девушка выглядела растерянной. Хильда не могла понять почему, но она казалась ей знакомой. Сперва, она неловко потупилась на месте, после чего, неуверенно подошла к ней. — Я хочу посмотреть на твою ногу, — спросила она ласково, — ты не против? — она почти нежно коснулась ее предплечья. — Нет, — тихо ответила Хильда. Сама не зная почему, но она почувствовала легкую симпатию к новой травнице.       Бьорн оперся о дверной проем и внимательно глядел, скрестив руки на груди. Травница неуверенно откинула одеяло, обнажив пораженную ногу. Хильда с интересом наблюдала за ней. Травница тем временем осторожно касалась ее колена, постепенно опускаясь ниже, она словно прощупывала ее ногу. Хильда заметила, что она очень волнуется: руки ее тряслись, как листья во время ветра.       Когда Хильда пискнула от боли, травница с обеспокоенным лицом оставила осматривать ее ногу. Все смотрели на нее, ожидая, что она скажет. — Оставьте нас, — тихо молвила она. Бьорн подозрительно прищурился, но вышел вместе с Астрид. Иаков вышел последним, бросив странный взгляд, перед тем как уйти. Травница осторожно коснулась плеча Хильды. — Закрой глаза и не смотри.       Хильда послушалась. Она слышала, как девушка нервно копошиться в своем плаще. Затем ее холодные пальцы вновь коснулись ушибленной ноги. Хильда чувствовала на коже, что-то мягкое и холодное. Мазь, подумала она. Еле слышно, травница зашептала, что-то. Хильда не могла разобрать что, но почему-то ей казалось, что этих слов она не знает.       Боль в ноге утихала, и островитянка почувствовала, какое-то странное спокойствие. Мыслями она унеслась на берег моря. Высокие волны с белыми гребнями громко ударялись о берег. — Меня этому научили мои сестры, — внезапно заговорила она. — У меня было много сестер. Скоро тебе станет легче, просто... Продолжай пользоваться той мазью, что тебе дала та женщина. Теперь она поможет, — Хильда почувствовала мягкое прикосновение руки к своему лбу. Ее вдруг начало клонить в сон. "Что должно произойти, того нельзя избежать, — вдруг вспомнила она. — Нельзя, —подумалось ей, и она заснула мирным сном".