Игра в слова. "Ревность"

      Выступление в Нижнем Новгороде кажется Арсению бесконечным.       После двух концертов в Казахстане прошла пара дней, но по ощущениям - вечность. Половину импровизаций он вывозит на чистом опыте, приобретённом за последние годы практики, почти не следя за тем, какие подбирает слова.Чертова простуда, прицепившаяся где-то в Алматы пару дней назад, отдаётся головной болью в затылке и слезящимися глазами. Он упорно старается гнать от себя мысли о возможной температуре, уповая на то, что пакета Терафлю и половины блистера таблеток от горла, съеденных перед выходом, должно хватать до конца выступления. Он отчаянно пытается концентрироваться на том, что происходит на сцене, не терять нить импровизаций, улыбаться и забываться во взаимодействии с ребятами и залом.       На удивление, само выступление проходит отлично. Зал принимает очень тепло, отдача от зрителей прекрасная и ребята, как и всегда, со своей задачей справляются - все довольны, все смеются. Конечно, в гримерке потом Стас, скорее всего, на вопрос о том, как прошёл концерт, помолчит пару секунд перед ответом, и всем станет понятно, что вопросы к ним у перфекциониста-Шеминова есть.       Сколько бы концертов они ни дали, по-прежнему - два часа на сцене - это много. Они выдыхаются, выжимают себя без остатка. После привычного прощального видео для инстаграма со сцены убегают с улыбками; до гримерки добираются, попутно шутя, на чистом кураже.       А там - через пять минут на диване уже осознание приходит, что спина болит, или ноги, и эмоции на нуле. В эти самые первые минуты после концерта Антон и Дима первым делом убегают курить - даже не потому, что так приперает, а потому что знают - если не сейчас, то в ближайшие 30 минут пойти никуда уже не смогут, да и не захотят.       Так в начале тура всегда - надо просто влиться в режим. Но какой тут режим - всего пара выступлений, потом фестиваль в Сочи, потом съемки. А следующие концерты только в конце марта.       Арс выдыхает, когда они уходят со сцены, а в зале включают свет. Выдыхает, пока почти вприпрыжку добирается до гримерки и хватает полотенце, чтобы вытереть лицо. Выдыхает ровно до того момента, пока к ним не заглядывает Оксана со словами: «Ребят, 15 минут и на фото выходим».        - Блять..., - тянет Попов, откидываясь на спинку дивана и накрывая лицо полотенцем.        - Крепись брат, - без тени улыбки произносит Серёжа, уже жуя какой-то бутерброд.       Стас входит в гримерку последним, не глядя кидает пиджак куда-то на стул и тянется через Матвиенко за бутылкой воды.        - Арс, ты как? - спрашивает он, прислоняясь к столу и с беспокойством глядя на Попова, который в очередной раз заходится в приступе кашля.       «У меня простуда, недосып и самолёт в Питер в пять утра. У меня, в конце концов, недотрах и непонятно на что обижающийся Шаст, а у нас нет времени даже на то, чтобы нормально поговорить и разобраться, что, блять, произошло» хочет ответить Арс. Но отвечает лишь:        - Нормально.        - Постарайся не выглядеть на фото ходячим мертвецом, - советует Шеминов, - твои фанатки тебе этого не простят.       Арс корчит в ответ недовольную рожицу и показывает средний палец.       Когда Шаст и Дима возвращаются с перекура, от перерыва остаётся минут пять. Антон бросает короткий взгляд на Арса, в секунды считывая его состояние. Читать Попова не сложно в принципе, но он научился это делать мастерски. И то, что он видит сейчас, ему совсем не нравится. Внутри тут же просыпается улёгшееся было беспокойство, когда он цепляется взглядом за бледное лицо, синяки под глазами и бисеринки пота на лбу. Сейчас отчаянно хочется сесть рядом, уложить его голову к себе на колени, холодить лоб прохладными кольцами и послать всех нахуй с их фотками и автографами. И плевать, что они почти сутки не разговаривали. На всё плевать. Но такой роскоши он позволить себе не может. В конце концов, он вроде как обижен. Правда спроси - даже не ответит, за что. Шаст с трудом переключает внимание на Диму, который продолжает начатый пару минут назад разговор о недавнем хоккейном матче. ***       Фотосессии - как отдельный круг ада. Это больше похоже на конвейер из людей, каждый из которых тянется тебя обнять, что-то сказать или пожелать, а ты лишь повторяешь благодарности и улыбаешься в камеру. Попов сегодня улыбается так неестественно, что сводит скулы.       Ему приятно всё это, правда - искренние слова, восхищенные взгляды девочек, крепкие мужские рукопожатия. Это охрененно круто, когда для фото с тобой выстраивается очередь из пары сотен человек, и несколько лет назад это казалось чем-то почти недостижимым. Только Серёга тогда ещё, в 2013ом, сидя в начале четвертого утра в маленькой кухне их съемной московской квартиры воодушевленно заливал: “Всё будет круто, я прям чувствую”. И пил самый невкусный растворимый Нескафе, скучая по Питерским белым ночам.       Сейчас всё так, как они мечтали, и даже лучше - всё действительно круто, фотки, автографы, телек, и толпы поклонников, и даже контакт в телефонной книжке, немного официально именуемый “Павел Воля”. Только кофе по-прежнему Серёга пьёт растворимый, по привычке.       Сейчас, когда очередная вспышка слепит глаза, Арс мечтает оказаться в гримерке. А ещё лучше - в кровати. Матвиенко тоже не проявляет особого энтузиазма, стандартно отказываясь обниматься и параллельно ведя прямую трансляцию в инстаграме. Это неправильно, думает про себя Попов, потому что только Антон и Дима отрабатывают за всех четверых, искренне радуясь каждому поклоннику и сверкая улыбками во все отбеленные 32. Но на них он старается не отвлекаться.       Когда поднявшаяся на сцену блондинка в слишком откровенной для этого мероприятия одежде уверенной походкой направляется прямиком к нему, игнорируя всех остальных, где-то рядом совершенно открыто ржёт Серёга, а ребята отходят из кадра, оставляя его наедине с этой дамой, которая так откровенно к нему жмётся, что Попов мысленно прикладывает к лицу ладонь и находит глазами насмешливый взгляд Антона. «Что ты, сука, лыбишься?», думает Арс, глядя в камеру и даже не пытаясь обнять девушку в ответ.       В конце Серёжа подкидывает идею сфотографироваться со всеми, кто пришёл в футболках от “Уберитерыбу” - их человек 30 в зале, не меньше, - и Арсу, опять же, охрененно приятно, но сегодня он готов придушить друга за эту мысль. Одно фото, ещё одно... На то, чтобы раздать автографы, не остаётся ни сил, ни желания - он успевает подписать пару протянутых листочков и ретируется в коридор, откуда, после импровизированной фотосессии (сколько ж можно на сегодня?!) практически доползает до гримерки. О том, как хреново он получился на всех сегодняшних фотках, Арсений старается не думать.       Уезжают из ДК спешно, снова выбиваясь из графика. Арс укладывается на задние сиденья, прикрывает глаза и прикидывает, есть ли смысл ложиться спать. Позов переключился с хоккея на футбол, и в их эмоциональном диалоге Арс едва успевает выловить своё имя.        - Арс! - даже в Димкином голосе появилась пара тревожных ноток.        - Нормально, - на автомате отвечает Попов, который не понимает, подташнивает его из-за простуды или этого порядком надоевшего вопроса.       Антон к диалогу прислушивается, но на Арса не смотрит.       Ужин проходит привычно - обсуждают концерт, последние новости и даже пару сплетен. Правда сегодня в разговор осторожно встраивается тема предстоящего концерта в Сочи. “Это другой уровень”, - замечает Стас, и ребята переводят это в шутку. Шеминов просто раньше всех осознаёт, что они выросли. И понимает, что за шуткой скрывается реальный страх провалиться перед всем Камеди. Попов в это время, забив на еду, пытается урвать в номере пару часов сна. ***       Сообщения с пожеланием хорошего полёта Арс так и не дожидается, хотя ждёт до победного - сперва не выпускает из рук телефон в зале ожидания, и даже видео в телеграм записывает, затем по трапу поднимается последним, и максимально долго не включает авиарежим, сдвигая тумблер уже во время разгона самолёта. И ему не то, чтобы обидно, нет. Просто это всё - неправильно. Это выбивается из привычного порядка вещей. И от этой неправильности что-то едва уловимо, но противно ноет внутри.       Он откидывает голову на спинку аэрофлотовского кресла, и в голове звучит здравая мысль: “Он тебе ничего не должен”. Не должен. Арс изгибает губы в грустной улыбке, включая погромче музыку в наушниках.       Никто никому ничего не должен. Они об этом, собственно, никогда не договаривались. Да и толком не говорили никогда. Быть может потому, что не знали, как начать этот разговор. А быть может не знали, куда этот разговор может привести. И всё было одновременно пиздец, как сложно, и до ужаса легко.       Друзья с привилегиями - наверное так их отношения назвали бы со стороны. “Вы вконец ебанулись” - называл это поначалу Матвиенко. Они сами тому, что происходило между ними, названия не искали. Всё произошло как-то медленно и само собой - притерались долго, изучали друг друга, узнавали. И Арс бы сам никогда не ответил на вопрос, как же так произошло, что с Антоном оказалось проще, чем с другими. С Антоном оказалось по-другому. Тогда ещё совсем мальчишка - взбалмошный, прямолинейный и пугающе профессиональный, Шаст незримо притягивал, хоть и смотрел на Арса самым недоверчивым и порой даже насмешливым взглядом. А Попову с ним рядом хотелось улыбаться, с ним рядом легче думалось и по-другому шутилось. И с ним очень скоро перекуры стали чаще и дольше.       Со временем из взгляда зелёных глаз пропали насмешки, и появилось что-то другое. Что-то, над чем осторожно подшучивал Серёга, когда рядом не было воронежцев. Что-то, от чего так долго отмахивался сам Арс, у которого была любимая жена, а вскоре появилась дочка. Это “что-то” - просто было, забралось в сердце и обосновалось там, заставляя вспоминать об Антоне в дни и недели перерывов в репетициях, заставляя писать на первый взгляд стандартные смс - “Как долетел?”, “Есть новости?”, “Когда в Москву?”. И боясь случайно написать “Я скучаю”, которое с каждым днём всё чаще вертелось на языке. Только переписки с каждым месяцем становились всё чаще и длиннее.       Прошло пять лет, и эти сообщения - банальные на первый взгляд - стали чем-то настолько обыденным, как привычка чистить зубы по утрам. И сейчас, сжимая в ладони так и не оповестивший его о новом входящем телефон, Арс одновременно злился на Антона и не понимал его. И очень боялся сделать что-то назло, о чём потом мог сильно пожалеть.       В итоге корпорат проходит на автопилоте - Арс улыбается, шутит, предлагает стандартные викторины и в нужных моментах выдаёт наизусть имена всех директоров компании и их заместителей. И планомерно напивается, забив на лекарства, которыми он пытался откупиться от простуды. В какой-то момент внутренний голос всё же тормозит его, но Попов уже добрался до той кондиции, в которой начинает танцевать под грохочущую из колонок музыку и записывать бессмысленные сториз. О последствиях он подумает завтра. ***       Разбуженный несколькими подряд оповещениями инстаграма, Антон открывает первое короткое видео - картинка плывёт перед заспанными глазами, но звук отличный. И он на автомате устало шипит в подушку “Бляяяяяяять”, надеясь, что в записи не попало то, что туда попасть было не должно. В последнее время он всё чаще на полном серьезе сомневается, кто из них двоих старше.       Шаст уже почти проваливается в прерванный сон, когда мобильный вновь начинает противно вибрировать. Попытка игнорировать звонок с треском проваливается - кто-то звонит второй, третий, четвертый раз, и Шаст может хоть до китайской пасхи сбрасывать вызов, но он почему-то уверен - звонить не перестанут. Он бросает взгляд на дисплей, с третей попытки отвечает на вызов и успевает даже произнести несколько далеко не цензурных слов, намереваясь скинуть звонок и вырубить телефон к чертовой матери, но в трубке раздается короткое “Дверь открой. Пожалуйста”.       Антон не начинает размышлять, что Арс делает в Ставрополе в такую рань, хотя прилететь должен был после обеда. И не задаётся вопросом, что он делает перед его дверью. Тихое и уставше “Пожалуйста” будит получше ведра ледяной воды.       Он плетётся к двери, потирая сонные глаза тыльной стороной ладоней, и, открыв, видит на пороге Попова. Попова, у которого пот мелкими капельками выступил ну лбу - то ли от лихорадки, то ли от того, что он до сих пор не снял даже куртки. Попова, в чьих мешках под глазами Ставрополь мог бы поместиться целиком. Попова, который адово заебался, и Антон ему был нужен как воздух - настолько сильно, что было похуй, что они вроде как не разговаривают, что они вроде как поругались.       И вот смотрит Антон на него такого и понимает - ему тоже похуй. Он рывком затаскивает Арса в номер и грубо обнимает, забравшись руками под куртку - в номере зябко, и за эту минуту без одеяла кожа покрылась мурашками. Попов пару раз глубоко втягивает воздух, уткнувшись носом куда-то в ключицу, и на выдохе пытается отпустить всё то, что последние дни так отчаянно скребло изнутри. От Антона едва уловимо пахнет сигаретами. А ещё, Арс уверен давно, что именно так для него самого пахнет спокойствие. Так пахнут расслабленность и отдых. Так пахнут искренность и веселье. И всё остальное - то, что Арс мог бы назвать в своей жизни настоящим, неподдельным - вот, чем пахнет от Антона. А не парфюмом или гелем для душа. Шаст не удерживает, и Попов через полминуты заставляет себя вывернуться из объятий, кидает сумку у входа, а ключ от своего номера - на тумбочку, нетерпеливо и сбивчиво стягивая с ног кроссовки.       И Антон не спрашивает ничего, а Арс не говорит - они просто сразу валятся спать. Вернее сразу - Арс, потому что батарейка вконец села, и забравшись в кровать в джинсах и футболке, он вырубается, как только голова касается подушки. А Антон вытягивается рядом, накрывая их обоих большим синтепоновым одеялом и запуская пальцы в тёмные волосы. Сам он тоже позднее уснёт - ведь тот ещё сурок, - но прежде отправляет сообщение Оксане, что Арс приехал и чтобы их на завтрак не будили. И хорошо, что объясняться перед друзьями давно не требуется. А потом ещё минут на 15 залипает на Арсе, неосознанно перебирая его короткие волосы, пытаясь вспомнить, почему вообще поругались и не находя ответа.       В голову приходит одно слово - ревность. Ревность Арса к Ире (хоть прекрасно знает, что беспочвенная и бессмысленная), ревность Арса к работе (об этом тоже говорили миллион раз), ревность Арса ко всем этим бабам, которые всё чаще вешаются на Антона. И ревность самого Антона - к тем же самым бабам, к тому, как с Арса визжат в интернете и пускают слюни под каждой его фотографией (“Шаст, серьёзно? Да там же школьницы одни!”), как нагло строят ему глазки и стараются поплотнее прижаться на фотках, как ездят за ним от концерта к концерту, бездумно скупая все футболки и пытаясь выловить на вокзалах и у гостиницы, чтобы сделать сотое по счёту совместное селфи с одним и тем же выражением на лице. Да даже к чертовому Питеру ревнует, в который Арс летит, как только вырывается из графика.       Ревность и те глупые поступки, которые она рождает. Антон вспоминает разговор в Казахстане - о Кузнецовой, уже блять в сотый раз о ней, - переросший в ссору, десятки матов, три выкуренные сигареты подряд и случайно прожженную занавеску. Антон прекрасно помнит высокую блондинку, которую Арс за руку притащил за собой на недавнюю техничку, и которая была настолько не в его вкусе, что хотелось рассмеяться в голос. Он помнит в ярости отправленное ему сообщение “Надеюсь, она хорошо сосёт”, и то, как Арс с нечитаемым выражением на лице сбежал сразу же после окончания, лишь бы с ним не пересечься, зацепившись по дороге к выходу за два стула подряд.Антон не смотрит трансляции Матвиенко, но утром 1 марта видит в сети скрины, и одного взгляда на Арса ему хватает, чтобы понять, что курил Попов вчера далеко не сигареты. Ему хотелось тогда спросить - с хера тебя так корёжит? Нахуя заводить все эти однотипные и бессмысленные разговоры, если их итог заранее ясен, а последствия выглядят вот так? И хотелось многое сказать. Но Антон тогда сделал три глубоких вдоха и отправил короткое “Пиздец вы долбоёбы”. Без единого намёка на шутку.       И вот Арс уже как минут 15 размеренно дышит под боком, а Антону хочется сделать что-то глупое и что-то до боли “Арсовское”. Хочется сделать так, чтобы они проснулись через пару часов, и забыли о последних днях. Он не хочет ничего решать или совершать взрослых и серьезных поступков. Он хочет, чтобы всё было, как раньше - привычно, просто и очень легко. Колючее и липкое слово “ревность” не идёт из головы, и Антон не к месту вспоминает текст песни, закинутой в плейлист, кажется, вечность назад. Усмехается, одними губами произнося: “Говорят, одежду шьёт, занимается хуйнёй какой-то…”. ***       За короткую подпись “Половина группы на разорванном плакате...” Арс с утра минут десять стебёт его и бурчит уже довольно бодрым голосом о том, что Антон не умеет каламбурить, и пусть лучше это он ему, Арсу, оставит делать.        - Там же понятно всё, - продолжает доказывать Попов, ища в сумке шапку - погода манит погулять по городу хоть пару часов, - давай вон хоть в твиттер залезем - по-любому фанатки уже верные версии обсасывают со всех сторон.       А потом он объявляет локальную иснтаграм-войну. Через пару часов, гуляя по солнечным улицам, Антон, не удержавшись, чуть не давится глотком кофе, когда читает теги к очередной Арсовой фотке. Попов на фоне облупившегося дорожного знака - как ребенок канючил его сфоткать, и Шаст сдался, понимая, что это проще в сто раз. Потом так старательно фотошопил, пока они ждали свой кофе с собой. Инстаграм пиликает уведомлением, и Антон не может скрыть за улыбкой еле сдерживаемые смех:        - Ты дебил?       Арс лишь возмущенно вскидывает брови и улыбается в стакан.        - То есть из моей фотки всё сразу понятно, - не унимается Антон, - а твоя пиздец как законспирирована? “Прячу глаза напротив”? Да ты б ещё меня на ней отметил! А дальше что - начнёшь цитаты свои в подпись пилить?       И ведь уже следующим утром от вопроса, не дебил ли Арс, не удержится даже Позов, а Стас молча покачает головой за завтраком, лучше всех понимая, какой резонанс среди фанатов запустит фото с подписью “Ангел, я пошутил”, и именно потому оставляя эту выходку без едкого комментария.       И вот Шасту вроде так треснуть хочется этого питерского болвана, но он улыбается, как ребёнок. Потому что понимает, зачем Арс это сделал, и что этим хотел сказать. Нет, он не отвечает «я тоже тебя люблю», или «и я тебя». Потому что просто не нужно. Потому что всё это и даже больше - во взгляде одном. Он возвращает Арсу взгляд, и Попову этого более, чем достаточно.       И он снова ведёт себя, как прежний Арс - почти выспавшийся, почти выздоровевший, почти счастливый. Всё снова снова становится...нет, не хорошо. Всё становится как раньше, но и от этого хорошо становится им обоим.