Описание летнего леса

      Однотонное небо прятало под своим весом мокрые леса. Прятало малахитовые листья с дождевыми каплями. Прятало бруснику и жимолость, араукарию и иван-чай. Скрывало подножную траву и мох, нарастающий с северной стороны деревьев.       Сухие обломанные ветки торчали среди темно-оливковой заросли, контрастируя с черно-синими побегами можжевельника. Его объемные ветки, издающие запах чем-то похожий на запах скипидара, закрывали тропинки, протоптанные непонятно кем и когда.       Ужасно знакомый и приятный запах дождя сливается с запахами леса. Сливается в единую картинку запахов, которую мы ощущаем привкусом на языке. Сливается с каплями, беспрестанно падающих с неба, и оседает на волосах, пропитанных запахом озона. — Как бы ты описал глухому человеку шум дождя? — Сначала я бы спросил, видел ли он когда-нибудь водопады. Шум водопада очень похож на шум дождя. Только в мгновение падения одной капли разбиваются еще тысячи, а смерть каждой капельки дождя ты слышишь отдельно. Вот и вся разница. — А ты бы разбился для меня? — Если бы только попросил — я на все согласен. — Прям-таки на все? — Все-все. — А я не верю. — Вино любит играть с людьми. Была не была, пойдем. И если я прыгну — ты сделаешь мне предложение. — Конечно, тебе только спрыгнуть осталось…

***

Графитовые тучи, скукожившиеся над городом, нарастали толстой коркой поверх чердаков и шифера. Приглушенное кухонными шторами сияние энергосберегающих лампочек пробивалось сквозь туманную пелену. Фонарные столбы, окутанные, как колыбельной песнью матери, толстыми проводами, замещали сияние летнего солнца: жаркого, палящего, яркого солнца. — Вот-вот пойдет дождь. — Не сахарный. Не растаешь.       Они стояли на ломкой крыше, встречая ветряные потоки лицом и волосами. Закрывая глаза, расставляя руки, чувствуя каждой косточкой позвоночника ветер. — А может, не нужно? Я и так верю, что ты за меня в огонь и в воду. — Поздно уже. Быть грязным не порок.       Выдыхая из легких недавно гарцевавший буйный ветер, он открыл глаза, наблюдая за быстрым движением туч. — Три, — отходя назад, по гладкой поверхности крыши, начал парень, — два, один, — набирая скорость, он уже кричал, — и мы… — он оторвался от края крыши, рассекая создаваемое давление графитовыми тучами, — горим. — Закричал парень во всю глотку, то ли от страха, то ли для смелости. Внизу его ждала крыша новой многоэтажки, покрытая гидроизоляционным слоем.       Его носки едва коснулись края водосточной трубы и по инерции его вытолкнуло вперед. Он рухнул, кубарем перекатываясь под оловянными облаками. Кто знает, кому он насолил, но новый рассвет под запах можжевельника, брусники и дождя он не увидит. Раздался оглушительный хруст костей, затмевающий даже отдельные постукивания каждой капли.       Его тело, все еще почти живое, испытывало боль от переломанного позвоночника. Он не мог вымолвить ни слова, то ли от страха, то ли от боли. И уже не шевелился, да и вряд ли уже сможет. — Ты жив?! — Раздалось откуда-то сверху. С той крыши, на которой он был еще жив. От смерти его разделяло только две крыши.       Однако в ответ стучал лишь дождь. — Ты жив? Ей… Ну ты ведь… Жив. Скажи, что это так, ну же.       Однако в ответ тело уже билось в предсмертных судорогах. Он лежал на боку, с неестественно повернутой шеей и не моргающими глазами. Стеклянными, до жути красивыми глазами.