Запоздалая жалость

П/а: что со мной сделать? Понять и простить. В последнее время Имаёши часто бывал довольно меланхоличен, и Аомине искренне не понимал, почему. Он, в свою очередь, тоже пытался сделать что-нибудь, чтобы поднять ему настроение, однако у него неизменно ничего не получалось. Шоичи отказывался от любой помощи, порой даже делая это излишне грубо. Он словно говорил: "Моя печаль будет поважней и посерьезней, чем твоя дурацкая любовь". Аомине бесился, злился, материл его и, устав, напивался в одиночестве в каком-то баре, а иногда даже цеплял девчонок – мысль о том, что вся замкнутость Имаёши может быть показной и, скорее всего, направлена на то, чтоб он, Дайки, стал немного настырней, ему в голову всяко прийти не могла. Уж больно она была витиеватой... Хотя, честно говоря, никаких подобных мотивов у Имаёши и не было. Он сам не знал, что с ним. Все валилось из рук, раздражала каждая малейшая неудача, даже любимая работа не приносила облегчения – это, должно быть, была депрессия, но вот только откуда она взялась? Возвращаясь домой, он время от времени надеялся на то, что изменится хотя бы что-нибудь, однако этого ни разу не произошло. Вот и сейчас, открыв дверь своим ключом, он с порога решил, что тут все как и всегда: на столе стоит ужин, заказанный Аомине в ресторане, а он сам, развалившись в кресле, смотрит, широко ухмыляясь, баскетбол – с того времени, как они оба бросили играть, прошел уже довольно серьезный период времени, однако страсть и любовь к игре никуда не ушли. В большей степени, разумеется, страдал Аомине; Имаёши даже представить не мог, насколько туго ему приходится, учитывая то, что ему самому порой до безумия хотелось выйти на площадку и сыграть. Неважно, с кем, не имеет значения, будет ли это баскетбол классический или даже стритбол – просто взять в руки мяч, улыбнуться и... - Шо, какого дьявола ты сегодня так поздно? "Был очень занят на работе. Мы сдаем квартальный отчет, поэтому сегодня мне пришлось проверить кучу бумаг", – хотел признаться Имаёши, но в последний момент его что-то остановило. Он, шатаясь, скинул ботинки, бросив их как попало, снял пальто и, устало смахнув с лица волосы, выпрямился. В комнате было темно. И тихо. Дайки сидел на кухне, спрятав лицо в ладонях. Сквозь неплотно сомкнутые пальцы он смотрел на то, как Имаёши раздевается, моет руки и, наконец, садится за стол. Шоичи сразу почему-то понял, что все это время его ждали – и это стало последней каплей. "А как же баскетбол?", – хотел крикнуть он, но вместо этого только поморщился, наливая себе пива. В любое другое время он был бы счастлив, увидев сердитое выражение лица любовника, побелевшие костяшки его пальцев и нетронутый ужин, но вот сейчас это дико бесило. - Не твое дело, где я был, – отчетливо, резко произнес он, сделав глоток. В горле запершило, когда пряная ледяная жидкость тугим и болезненным комком провалилась в желудок. Почему-то было очень обидно - не за себя, а за Аомине, который... Ничего не делает. "Да, он ничего не делает", – мысль эта эхом прозвучала у Шо в голове. И тут же он понял, что не так. Понял, что, черт побери, с ним творится, почему ему так надоел Аомине и отчего, в конце концов, прежняя жизнь его больше не устраивает. - Мое, – зарычал Дайки. – Это, твою мать, мое дело. Они оба одновременно вскинули головы и встретились взглядами. Натянуто улыбнувшись, Имаёши стиснул в руке стакан, понимая, что не сможет сдержаться и вот-вот выскажет все, что он думает об Аомине и его безнадежности. Но мыслей было огромное количество – и когда он попытался собрать их воедино, чтобы выплюнуть любовнику в лицо свое мнение, внутри почему-то оказалось пусто. Он хотел сказать так много… Но ничего не вышло. - Прости, Дайки, – Имаёши сжал губы, невольно ссутулившись. На мгновение он потерял уверенность в себе, но вскоре все же решил, что именно должен сделать. – Я просто перетрудился. Помедлив, Аомине кивнул. Постепенно его лицо становилось все более и более миролюбивым, а потом он потянулся к ладони Имаёши и успокаивающе накрыл ее. Но и этот на удивление ласковый, несвойственный Аомине жест не принес успокоения – Шоичи только снова выдавил из себя полуулыбку. У него больше не осталось сил смиряться. - Ты не мог бы купить еще пива? – спросил Шо после ужина, когда напряженная атмосфера между ними сошла на нет. Дайки без промедления согласился. Ему хотелось верить, что какая-нибудь, пусть даже и самая малая поддержка с его стороны сможет снова вернуть Имаёши в прежнее состояние. Видеть любовника таким было очень и очень неприятно – не то, чтобы он испытывал к нему какие-либо чувства, но... Хотя, нет. Чувства, разумеется, были. Чего еще ожидать после стольких лет отношений? Аомине часто жалел, что это не любовь. Переступив порог, он развернулся, чтобы сделать или сказать какую-нибудь нежную штуку, но слов подобрать не смог, а потому просто потянулся к Шо с поцелуем. Требовательно ткнувшись в его губы, Дайки замер, однако сопротивления не почувствовал. "Все будет нормально", – решил он, тепло улыбаясь. Шоичи не улыбнулся в ответ. - Иди, – шепнул он, сопроводив слова пронизывающим взглядом. – И не возвращайся, пока не купишь мне пива. От его голоса у Аомине все внутри застыло. Он дернулся, заметив, что Имаёши уже собирается закрыть дверь, попытался подставить ногу – но не успел. - А лучше не возвращайся совсем, – услышал он. Дайки нервно усмехнулся, не понимая, что происходит. Еще пару минут он постоял на лестничной площадке в недоумении, ожидая, что дверь сейчас распахнется и появится смеющийся Имаёши – но этого не произошло. - Как ты вообще можешь выставить меня из моей же собственной квартиры?! – наконец выкрикнул он, пиная дверь. Никто не ответил. На улице уже давным-давно стемнело. Аомине благодарил провидение за то, что у него с собой было достаточно денег, а в кармане куртки, что тоже пришлось очень кстати, нашлись водительские права, паспорт и мобильный. Вот только все остальное – и важное, и не очень – осталось за дверью, которую Шоичи захлопнул перед самым его носом. Но почему он это сделал? Неизвестно. Давно не было так одиноко. Походив немного по городу и успев окончательно замерзнуть, он решил куда-нибудь зайти. Неновые вывески манили пестрым разнообразием: стрип-бары и секс-шопы, обычные бары и обычные круглосуточные магазины. В любое другое время Аомине обязательно заскочил бы в место погорячее, чтобы оттянуться, забыть обо всех проблемах, но на этот раз не хотелось ни секса, ни алкоголя – только забиться куда-нибудь подальше от человеческих глаз. Пересидеть ночь, а быть может, если с настроением у Имаёши совсем туго, пару ночей – и затем вернуться домой. Ссоры у них были не в редкость, но вот подобное… явно впервые. Аомине не хотел себе в этом признаваться, но он боялся, что никакого «затем» не будет. Не будет больше Шоичи с его улыбкой и шутками, не будет ни совместных тихих вечеров, ни бурных ночей – да, но, черт возьми, почему? Дайки не понимал. Изо всех сил он старался не быть эгоистом, подстраивался под любовника и пытался, особенно в последнее время, уделять ему как можно больше внимания. Что же тогда его не устроило? Если не будет Шоичи, то куда тогда возвращаться? Некуда. Кому он нужен, если не ему? Никому. И потому эти неоновые вывески вызывали только рвотные позывы. Шо был уверен, что поступил правильно. Сидя на полу, он прижимался щекой к двери… Ощутимо вздрогнул, когда Дайки пнул ее, но не проронил ни звука. Нельзя было сказать, что он злился, но и никакой горечи точно не было – только все та же никуда не девшаяся пустота. Когда глухие шаги удаляющегося Аомине совсем смолкли, Имаёши вздохнул с облегчением, снял очки и кинул их подальше, совсем не заботясь о том, что они могут разбиться. Почти с сожалением он скользнул пальцами по двери, усмехаясь, а потом попытался сам себе объяснить, для чего выгнал любовника, поддавшись стихийно возникшему, но быстро укрепившемуся в сознании порыву. И, в отличие от мыслей Дайки, путаница в его мыслях сразу улеглась. Да, ему просто надоело. Терпеть рядом с собой человека, не готового сделать для своего счастья ничего. И сам Имаёши, как ни старался, не мог чувствовать себя рядом с Дайки комфортно – ни на секунду он не мог забыть, о ком и о чем он на самом деле думает. «Иди сыграй в баскетбол и признайся Кисэ-куну в любви, - Шоичи устало потер глаза, мысленно обращаясь к Аомине. – Сделай хоть что-нибудь, неудачник. Иначе я тебя точно возненавижу». С низким стоном он сполз по двери и, зажмурившись, со всей силы ударился об нее затылком. Он всегда чувствовал себя самым разумным, самым сильным человеком в этом любовном треугольнике – но сейчас и он сдался. Дайки тоже пора было перестать смиряться. Вот уже как целый год Аомине не общался с Кисэ. Он оборвал с ним все связи, в который раз надеясь забыть, но, что ничуть не удивительно, не смог. Без всяких сожалений он сменил номер, разбил даже сам телефон, в котором остались сотни текстовых и голосовых сообщений, нашел другую квартиру, работу, избавился от прежнего круга общения… Стало немного легче. Острая, сводящая с ума боль сменилась на ноющую, но ведь никуда не делась. Аомине знал, что ничтожен, жалок и убог – сомнений в этом не возникало, но больше не было и омерзения. Все было совсем не так, как в прошлый раз, когда он пытался отдалиться – возможно, только потому, что Кисэ не смог его найти. Все это время Дайки, разумеется, не знал, что происходит с его возлюбленным. Он отворачивался, проходя мимо баннеров с его лицом, на полном серьезе закрывал уши, если вдруг слышал, что о его Рёте кто-то говорит, выключал телевизор, натыкаясь на ток-шоу с его участием, кривился, замечая в магазинах журналы с интервью, фотосессиями и самыми яркими новостями о всеобщем, а в частности его, Аомине, любимце – но сейчас, в один момент, ему это надоело. Он стоял в небольшом магазине, в который зашел за сигаретами, но вертел в руках не пачку, а один из тех журналов, которые в свое время проглядел. Кисэ, оказывается, уже довольно длительный период жил в Америке после громкого, сенсационного признания в том, что всю свою жизнь он любил одного-единственного человека – своего близкого друга и товарища по команде. Баскетбольной команде средней школы – и Аомине, прищурившись, с усилием вспомнил, что это была средняя школа Тейко. «Первая любовь – это навсегда», - прочитал Дайки, в сотый уже, наверное, раз. И, забыв про ссору с Имаёши, впопыхах расплатившись с ошарашенным продавцом, вылетел из магазина. Он направлялся домой. Собирать вещи… Чтобы вылететь в Америку как можно скорее. Сонный, ничего не понимающий Шоичи и дверь-то, скорее всего, открыл автоматически. Тем не менее, закрывать ее уже не стал; выслушал восторженные возгласы, перетерпел все радостные объятия, даже помог упаковать чемодан… И только напоследок спросил: «А ты уверен?» Уверен Дайки был. Но вместе с этим его охватило какое-то странное, радостное смущение – как вести себя, что делать? Все это он отложил на потом. Время летело со скоростью света. Минута, еще одна, две – главное, что он был готов. Аомине с самого раннего утра явился в агентство, чтобы у бывшего менеджера Рёты, с которым он, к счастью, был лично знаком, узнать его новый адрес и телефон. Проблем не возникло. С работой тоже никаких затруднений – пару дней в счет отпуска, и Дайки свободен, как птица. Счастлив до умопомрачения, до неприличия… Свободен. Шоичи отпустил его без лишних слов. Да и вообще без слов – просто отпустил. Это было уже неважно. Так сладко было слышать собственное сердцебиение! Рёта ждал его, стоя на пороге квартиры. Он выглядел по-домашнему мило: шорты, футболка с ярким принтом, взлохмаченные волосы и широкая улыбка. Настоящая, теплая, искренняя. Самая лучшая на земле улыбка – такая прекрасная, что Аомине захотел заорать от счастья. Он рванулся к нему, преодолевая последние четыре ступеньки одним рывком, рванулся прямо в его объятия. - Я скучал по тебе, Дайки, - шептал Кисэ. – Хорошо, что ты здесь. Аомине ерошил его волосы, еще больше их лохматя, топтался на месте, сжимая его крепко-крепко… Но не мог улыбнуться в ответ. «Ну наконец, - думал он. – Мой Рёта». Теперь все будет хорошо.