Одержимость

      Колёса телеги тихонько поскрипывали в такт стуку копыт меланхоличной кобылки. Выносливая оказалась животинка, хоть и неказистая с виду. Она без устали тащила нашу повозку, не замедляясь, но и не ускоряясь, почти целый день, и до сих пор не выглядела уставшей.       Правящий телегой дедок был под стать своей животине: казалось, что он вот-вот развалится от ветхости, но старичок был на удивление бодр и крепок, и не собирался отправляться в Счастливые Сады, несмотря на шепотки городских кумушек, предвещавших его скорый уход. Старый кожевник рассеянно держал вожжи, не понукая лошадь, и всё поглядывал обеспокоенно вперёд слезящимися, глубоко запавшими, выцветшими глазами.       — Ну что, мастер Цвир? Не видно там кого? - поинтересовалась я через плечо.       Сидеть спиной к вознице и расстилающейся впереди дороге было не очень уютно, но я не могла проигнорировать убегающий назад старый заброшенный путь, по которому нас мог догнать кто-то не очень дружелюбный и всадить арбалетный болт в спину. Разросшийся у дороги густой кустарник тоже не внушал доверия, как и теснящийся за ним относительно молодой лес. Идеальное место для засады. Но пока, похоже, в этом забытом людьми месте не было ни одной живой души, кроме нас.       — Нет, никого не видно. Да и не увидим никого, пока до оговорённой стоянки не доберёмся. Долго нам пришлось с колесом возиться, вот и отстали на пару наров. Ничего, нагоним, — уверенно протянул старик, не отводя глаз от ложащейся под копыта лошади дороги.       — Если ушастые ублюдки не нагонят нас раньше, — тихо пробурчала я.       Нападение Проклятых... Многие сначала даже не поверили в это. За пятьсот лет память о них практически выветрилась, выродившись в сказки и страшилки, которыми пугали детей. А сейчас эти "сказки" катятся по Империи морской волной, смывая и перемалывая всё на своём пути. Наша армия упустила инициативу и теперь только и знает, что отступать, оставляя юг Набатору и Сдису. Обычным же людям оставалось либо бежать вслед за отступающей армией, либо принимать над собой власть набаторцев. Но такой выбор был лишь у тех, кто жил на юге и юго-западе Империи, вдали от Сандона и Благословенного края. У нас же, жителей востока, выбор был только один — бежать. Высокоублюдки не щадили никого.       Ближайшие к Сандону деревни были уничтожены. Счастливчики, избежавшие мучительной смерти, тряслись от ужаса, рассказывая о зверствах остроухих.       Будто и не было этих долгих столетий войны, в которой мы почти одержали верх, поставив гордецов на колени и заставив их принять нашу силу. Будто и не было Гемской дуги, Тристской бойни и сотен других сражений, известных и не известных. Сбылись предсказания тех, кто был против заключения мира с эльфами. Твари поднабрались сил и снова напали на нас, жаждя мечти и человеческой крови. Они так жаждут победы над имперцами, что даже заключили союз с Проклятыми и их приспешниками, понимая, что в одиночку им не справиться. Хотя, я в этом уверена, остроухие с удовольствием вопьются в глотки своих "союзников", как только дэльбе сочтёт, что помощь мерзких людишек им больше не нужна.        — Тётя Нирга, а почему эльфы нас убивают? Ведь мы же с ними дружили.       Детские глазищи в обрамлении тёмных ресниц смотрели грустно, но требовательно. Малышка жалась ко мне, как испуганный котёнок, взволнованая, не понимающая, что происходит. Вот и что ей ответить? Что остроухие — те ещё лживые твари, не знающие, что такое держать слово перед человеком? И дураками были те, кто решил поверить им.        — Мы никогда с ними не дружили, Инер. И никогда не будем дружить. Вражду длиной в пять столетий не так-то просто отринуть. Как и забыть миллионы погибших за это время.        — Надо было добить их ещё тогда, двенадцать лет назад, когда победа была практически в наших руках, — зло процедил темноволосый юноша лет пятнадцати на вид, сидящий боком ко мне, прислонившись спиной к правому борту телеги.       Старший брат Инер был несколько жесток, угрюм и удивительно серьёзен для своего возраста. Он стал таким после смерти матери, погибшей под копытами взбесившейся лошади, прямо на центральной улице того городка, откуда мы недавно были вынуждены бежать. Всадник так и не поплатился за смерть женщины — он сам был перепуган, не справившись с понёсшей лошадью. И признавал свою вину. Но городская стража посчитала, что смерть была случайной, и была прова. Но мальчик не смирился с этим и, похоже, с тех пор совершенно разочаровался в людях.       Мальчик был склонен видеть всё в тёмном свете, порой слишком в этом усердствуя. Но сейчас я его полностью поддерживала.       Другая девочка, жмущаяся ко мне с правого бока, возмущённо вскинулась:       — Это слишком жестоко! Как ты можешь говорить такое, Ренх? Как мы можем проливать чужую кровь?!       — Но они же нашу проливают! Дай им волю, и они с удовольствием перерезали бы весь Юг!       Девочка порывалась было что-то ответить брату, но я несильно сжала её плечо, гася запал.       — Лирна, успокойся. Как бы тебе ни хотелось этого отрицать, но твой брат прав. И не спорь, — перебила я её, —Остроухие тебя не пожалеют, так что и их жалеть нечего.       — Но ведь убивать — не правильно... — тихонько и грустно произнесла она, уставившись увлажнившимися глазами в пол телеги.       Я криво усмехнулась. Маленькая идеалистка. Она была на два года младше брата, но по-прежнему не растеряла иллюзий о всеобъемлющей справедливости. Таких, как она, мне было жаль больше всего. Именно им переход во взрослую жизнь, полную коварства, грязи и обмана, даётся больнее и труднее всего. Осколки разбившихся вдребезги представлений о мире глубоко ранят, переворачивая мироощущение с ног на голову.       Я тоже когда-то была такой. Восхищалась могуществом магов, веря, что они способны победить всех на этом свете и никогда не оставят нуждающихся в их помощи. Гордилась бесстрашием солдат, которые самоотверженно боролись с плохими эльфами. Пока в нашу деревню не пришли рыжеволосые выродки из Дома Бабочки.       — Неправильно. Но иногда у тебя просто нет выбора. Как с эльфами. Если увидишь их — не раздумывая режь, руби, коли, стреляй. Но только сделай это первой. Иначе умрёшь первой. Потому что остроухий, в отличие от тебя, не будет раздумывать. В их глазах мы, люди, заслуживаем только смерти.       Над телегой повисла гнетущая тишина. Я ругнулась про себя. Бездна, нашла что рассказывать маленьким девочкам. Совсем их запугала! Вон, притихли, как мышки, и жмутся поближе ко мне.       Я приобняла обоих и прижала к себе покрепче:       — Не бойтесь, мои хорошие. Я не дам вас в обиду.       Ренх грустно хмыкнул.       — Что вы сможете сделать, если на нас нападут?       — Многое, мой мальчик, очень многое. Никогда не стоит недооценивать женщину.       От моей многообещающей улыбки юношу ощутимо передёрнуло.       Догнать ушедших вперёд до темноты мы так и не успели. А пробираться дальше в кромешной темноте не только не имело смысла, но и было опасно. Хорошо ещё, если этой опасностью окажется не замеченная в темноте яма, благодаря которой нам придётся провозиться с колесом ещё полдня. А если в темноте затаилось нечто живое и весьма кровожадное? Поэтому, когда я заметила вполне подходящую для ночёвки полянку, мастер Цвирг без разговоров завернул к ней лошадь.       Похоже, когда-то эту полянку и использовали для ночлега. В центре до сих пор виднелся клочок выгоревшей земли от старого кострища. Сама поляна основательно заросла травой, доходящей почти до колена, сочная, изумрудно-зелёная. С одной стороны, не надо далеко ходить за едой для нашей лошадки. С другой же — где высокая трава, там и всякая ползучая гадость. Поэтому, едва повозка остановилась, я первой спрыгнула на землю. Не спеша прошлась по поляне, тщетно вглядываясь в травянные заросли, и попутно сплетая простенькое заклинание, изгоняющая мелкую живность. Моей тусклой «искры» вполне хватало на него.       Когда я вернулась к оставленным спутникам, они уже вовсю обустраивали ночлег. Старик уже распряг лошадку, и сейчас с любовью водил по жилистым бокам неказистой жёсткой щёткой, такой же старой, как и сам мастер. Кобылка же меланхолично щипала траву, не обращая никакого внимания на хлопоты хозяина. Дети тоже не сидели без дела. Ренх раскладывал одеяла на телеге, для девочек и себя, а сёстры разложили на притоптаной траве белую трапицу, на которую выкладывали продукты для ужина. Я тоже не осталась в стороне и, подхватив из телеги топорик и поддёрнув длиную юбку, направилась за хворостом.       Огонь весело потрескивал, с жадностью пожирая оставшиеся ветки. Нового топлива я не подкладывала. Зачем? Сейчас середина лета. Ночью хоть и прохладно, но не настолько, чтобы жаться к огню. Да и яркое пламя могло нас выдать. Всё-таки Сандон не так далеко, как бы этого хотелось. Не стоит терять бдительности.       Дети дружно сопели в телеге после сытного ужина. Слава Мелоту, хоть с запасами у нас проблем нет. А если и возникнут — лес под рукой. Найти какую-нибудь дичь будет легко.       Мы с мастером Цвиргом сидели на своих лежанках возле костра, наблюдая за угасающим пламенем и погрузившись в свои мысли. Старик достал из-за пазухи фляжку, сделал щедрый глоток и протянул ёмкость мне. Я приняла её, но, почуяв резкий запах дынной рески, расхотела пить и вернула фляжку хозяину.       — Нам завтра ещё целый день ехать. Не переусердствуйте, мастер.       Старый кожевник сделал ещё один глоток и, закрутив и убрав фляжку, беспечно махнул рукой.       — Не бойся, дочка. Мне это пойло всё равно, что вода.       Мы снова замолчали.       — Через два дня мы доберёмся до реки. А там и до Перешейка Лины недалеко. Как думаете, набаторцы ещё туда не добрались?       — Да откуда они там появятся? До Перешейка они дойдут хорошо если через месяц! На нашу долю времени хватит.       — Так верите в силу нашей армии? — я не сдержалась от кривой усмешки.       — Нет, конечно. Но и набаторцы не всесильны, даже не смотря на союз со Сдисом и Проклятыми.       — Юг мы уже проиграли...       — Ещё нет. Пока стоят крепости Скульптора и его учеников, юг Империи останется за нами.       Я вновь иронично хмыкнула:       — Крепость Шести Башен им оказалась вполне по зубам. Остальные крепости тоже падут. Скорее всего. Это лишь вопрос времени.       Старый мастер гневно вскинулся:       — В таком случае, что ты предлагаешь? Бежать из страны, боязливо поджимая хвост?!       Я не ответила на его гневную реплику, неторопливо потянувшись к изголовью своей лежанки. Ладонь привычно легка на тонкий деревянный стержень, кончики пальцев скользнули вниз, ощутили тепло дерева, а затем, ощутив колющее подушечки оперение, задумчиво остановились. Стрела скользнула в руку, как ластящаяся кошка в руки хозяина. Сколько их побывало в моих руках? И сколькие нашли свою цель?       — Мастер, куда вы отправитесь дальше?       — Что? — не понял старик, сбитый с толку резкой сменой темы.       — Куда вы направитесь после Окни? В городе оставаться опасно. Его будут штурмовать. И кто знает, чем обернётся этот штурм.       Старик опустил голову, то ли не зная ответа, то ли не желая делиться им со мной.       — А что собираешься делать ты?       — Я? — я неопределённо хмыкнула, пробуя пальцем остроту стрелы, — Понятия не имею.       — Тогда, может, и дальше будешь с нами? Зачем нам разд...       — Но и с вами я тоже не пойду.       — Почему?       Почему? Я и сама не знала. Может, просто не хотела связывать себя заботой о других? Или же во мне проснулась память о моём военном прошлом, где не было места привязаностям? Не знаю. Меня беспокоило будущее этой семьи, мне действительно было страшно представить, что с ними что-то случится. Мы знаем друг друга уже не один год и успели привязаться. Мастер Цвирг даже пару раз намекал, что не против меня в качестве невестки для своего вдового сына, да и дети были не против, считая если и не матерью, то кем-то очень близким. Их отец никогда не говорил со мной об этом, но я видела, что и он не прочь видеть меня своей женой. Вот только я этого не хотела. Всё во мне восставало против мысли о размеренной семейной жизни. Дом, дети, забота о муже... Я — кроткая примерная жена. Ну не смешно ли? Нет, я была не против создать свою семью. Но не нашла ещё того, с кем можно было бы рискнуть. На кого можно было бы опереться. И вряд ли найду когда-нибудь.       — Мы сильно отстали от остальных.       — Ну, мы ведь этого и добивались. Зато, так у нас появится больше шансов добраться целыми до Перешейков.       — Как-то мне немного не по себе. Будто мы их... предали. Воспользовались, чтобы спасти свои шкуры.       — Мастер, мы ведь уже говорили об этом. Или вам так хочется полечь со всеми остальными? Ну, ладно мы. Но дети? Неужели вам стыдно от того, что вы пытаетесь спасти жизнь своих внуков?       — Нирга...       — Я пообещала вашему сыну, что приложу все силы для того, чтобы дети целыми и невредимыми добрались до Перешейков Лины. И я не нарушу своего слова. Плевать, как это будет выглядеть в глазах остальных! — гневно выкрикнула я.       Старик ничего мне не ответил, опустив взгляд на почти потухшие угли. А я в который раз прокляла свой вспыльчивый нрав. Но что поделать. С тех пор, как погибли мои родные, и я никак не смогла предотвратить их смерть, в подобных ситуациях в меня как будто демоны вселяются. Я готова в буквальном смысле впиваться в глотки врагам, способна равнодушно пройти мимо чужой беды, лишь бы сберечь тех, кто рядом со мной. И с этой своей чертой я ничего не могу поделать.       А насчёт остальных... Это был их выбор. Слухи о том, что большие отряды беженцев подвергаются нападениям Высокоублюдков, ходят уже давно. Но многие игнорируют их, считая, что бежать в одиночку куда опасней, чем в компании. Я же решила не рисковать, и, едва мы отъехали от города, предложила мастеру Цвиргу отстать от основного отряда и поехать другим путём. Детям мы ничего говорить не стали, разыграв сцену со сломавшимся колесом. В такие вот моменты я была всем сердцем благодарна Мелоту за дарованные мне магические способности.       Затем только и оставалось, под видом сокращения пути, свернуть на другую дорогу и надеяться, что всё внимания остроухих, если что, будет приковано к большому отряду, и нам удастся выскользнуть из Лесного края без потерь. Я понимала чувства мастера. Мне и самой было не радостно от той ситуации, в которой мы очутились. Будто бы и правда собственными руками отправили людей на смерть. Но ехать с ними и подставлять свою жизнь под удар — ещё глупее. От этого никому не станет легче. Разве что успокоит собственную совесть. Но, вибирая между совестью и жизнью, я всё же выберу последнее.