Пальцы

Ресторан       Они поехали туда сразу после концерта, потому что все были до жути голодные и на эмоциях. В машине было холодно, потому что Сережа настежь открыл окно и наслаждался вечерним зыбким воздухом, тогда как все остальные тряслись на заднем ряду, кутаясь в куртки. Арсений помнит из этой поездки ровно три кадра, и каждые он смакует в своем сознании, когда выдается такая возможность. Антон обхватывает ладонью термос с водой так, что все пять пальцев обрамляют розовый сосуд, а кольца звякают от соприкосновения. Антон делает глоток и проводит подушечкой большого пальца по своим пухлым губам, убирая лишнюю влагу. Зеленые глаза уставляются с интересом, когда замечают, что за обладателем все это время в наглую наблюдали голубые. Тогда Арсений тут же отворачивается и начинает живо обсуждать с Оксаной завтрашний распорядок дня, хотя кадры только ярче вспыхивают в голове. Он хотел бы фотографировать каждый такой жест, каждое движение этими потрясающими руками, хотел бы… ощутить их. Не только дотронуться собственными, что он делал каждый раз, когда выдавалась возможность, но коснуться своими губами, провести шершавым языком по нежным подушечкам и помочь стянуть кольца. Ах, о кольцах… — Ну это же все только смеха ради! — смеясь, говорит Сережа, смотря в сторону Димы. Упоминание о нелепом высказывании Позова всколыхнуло недовольство в лице мужчины, который рьяно доказывал, что совсем не лжет и Антон действительно облизывает пальцы, чтобы снять чертовы кольца. — Шастун… — мычит Матвиенко, корчась от возможно возникнувших картинок в голове. — Ты хоть руки моешь перед этим? — Серег, завались, я просто стягиваю их губами после душа, — коротко бросает тот, а у Арсения сердце останавливается на секунду, а вилка проезжается по белой тарелке, создавая противный скрежет. — А пальцами ты не пробовал? — мужчина делает глоток колы и останавливает взгляд на шастуновских пальцах, что сейчас держали рюмочку спиртного. Вечером просто необходимо расслабиться, особенно после тяжелого концерта и перелета из одного города в другой. — Давай закроем эту тему, а? — просит Антон, дергая запястьем, чтобы поправить браслеты на руке. Попов кусает нижнюю губу и убирает вилку в сторону, теперь аппетит вовсе пропал, зато проснулся немного другой… — Серег, тебе напомнить, как ты на отдыхе потерялся, или как ты тогда к девушкам пристав… — начинает Арс. — Нет! Все, облизываешь ты свои пальцы или нет — твое дело. Давайте уже пожрем нормально! Всех завлекает общий разговор на тему гастролей, а также, в перерывах, и о том, какая вкусная селедка в этом заведении. Арсений старается больше так не смотреть, да вообще не смотреть. Его дергает будто от тока, когда он хоть ненароком смотрит на парня напротив. Он потирает собственные ладони, смотря на тонкие пальцы, что стучат по столу. Он кусает свои губы, смотря на блестящие от алкоголя. Попов просто на грани того, чтобы вскочить и уйти в свой чертов номер. — Ладно, нужно и честь знать. Пора в гостиницу! Сереж, вы с Позом можете почекать райдер еще раз? А то наворотили там оба, я не пойму, что вы от себя добавили, что просто по приколу вписали. — Нам этим в холле гостиницы заниматься? — переспрашивает Дима, хватая телефон со стола. — Нет, зачем, в номере. Вы же вместе будете ночевать… — В каком смысле?! — Арсений резко разворачивается на месте и смахивает локтем стоящий фужер, который разлетается на мелкие осколки прямо возле ног. Он даже не моргнул на это, только тяжело выдохнул. Тогда как Антон вжался в спинку кресла, так и не сумев прожевать кусок апельсина. — Ну, организаторы так вбили, какая разница-то? — Стас подает Оксане её рюкзак, а сам непонимающе смотрит на Попова, который перешагивает через осколки и, наконец, осмеливается посмотреть на Антона. Парень не выражал никаких лишних эмоций. Он только окликнул официантку и, извинившись за разбитую посуду, попросил включить стоимость в счет. Кончиками пальцев он схватил салфетку и протянул вперед, встречаясь взглядом с Арсом. — Проверь, чтобы осколков не было на подошве, а то занесешь к нам, а потом кровь-кишки! — легкая улыбка и снова он занят своими делами, отвечая кому-то на сообщение. Попов держит салфетку в руках, а сам чувствует, как под ногами хрустит стекло, прямо как в его груди, твою мать. Мужчина отряхивает обувь, в котором на самом деле не было ни одного осколка, и выходит вслед за всеми, чувствуя себя полнейшим кретином. Отель В холле гостиницы пахнет хлоркой и еле заметным шлейфом дешевых духов. Арсений изучающе разглядывает цветные брошюрки и внезапно ловит на себе заинтересованный взгляд Антона, который стоял через Диму и Стаса и водил пальцами по краям куртки, играясь ими в воздухе. — Блять, — выругнулся в своих мыслях Попов, быстро опуская глаза в пол. Очень интересные кроссовки, кстати. Взгляд все не сходил, а сам Антон не подходил, будто наблюдал издалека. Арсений решает, что он себя накручивает? и спокойно выдыхает, когда парнишка скрывается за ребятами, заходя в лифт. В маленькой коробке тесно, душно, но Попов бы сейчас выбрал лучше её, чем оказаться в одном номере с Антоном. Трудно было признаться себе, что колени трясутся, а в животе стягивается твердый узел, что не разогнуться. — Завтра в 8 утра в холле, не опаздывать! — бросает Стас, выходя с Оксаной на одном этаже, потому что номера были рядом. Следом выходят и Дима с Сережей, обсуждая список в райдере. Они улыбаются, желают спокойной ночи, на что Арсений чуть не давится смешком, и уходят в свой номер. Лифт Мозг решил, что этот момент сегодняшнего дня он выделит в особенный заголовок. Потому что… Антон невозможен! — Как думаешь, в номере будет бар? — спрашивает парень, опираясь о балку сзади и подпирая копчиком зеркальную стену лифта. Он смотрит все так же, как в холле, а Арсений не знает, куда себя деть. Если Шастун решил так отомстить, то у него, черт возьми, получается. — Только не говори, что хочешь продолжить банкет… — приходится взглянуть на секунду в зеленые радужки, но только момент был совсем не подходящий, потому что Антон старательно пытался оторвать от кофты красную нитку, а потому задрал её так, что оголил нижнюю часть живота. Арсений сглатывает, а лифт, как назло, останавливается, и в него заходит женщина. Дама средних лет кивает обоим и встает спиной, прижимая небольшой клатч к груди. — Почему бы и не продолжить. Я почти не устал, — почти шепотом говорит Антон, проскальзывая чуть ближе к мужчине. Он кладет руку на плечо и чуть сжимает. Двери открываются, а сердце Арсения падает куда-то к ногам. Номер Когда ключи проскальзывают в замочную скважину, а тонкие окольцованные пальцы поворачивают их вправо, Попов чувствует себя странно. Он машинально оглядывается по сторонам, будто действительно боится, что это выглядит как-то непристойно. — Прошу вас! — громогласно объявляет Антон, распахивая дверь и выставляя вперед руку, как бы приглашая войти. — А ты действительно набухался, Шаст. Арсений проходит вперед и кидает рюкзак на пол. Парень сзади щелкает по включателю, и взгляд Попова тут же цепляется за то, что кроватей две и те одноместные. — Славу богу, твою мать! — шепчет он яростно, падая на одну из них. Он мычит от удовольствия, потому что действительно устал. Все тело ноет от напряжения, а голова совсем не соображает. Дверь хлопает, а до ушей доносится скрежет замка. Закрыл чертову дверь. — Так, че у нас тут по алкоголю… — распевает себе под нос Антон, распахивая дверцу маленького холодильника. Взгляд тут же цепляется за небольшой пузырек коньяка, а пухлые губы расплываются в ухмылке. Парень хватает бутылку колы с дверцы и падает на противоположную кровать, раскладывая свою находку. — Может, не будешь пить, а? Вставать завтра рано, тебе оно надо? — Арсений переворачивается на правый бок и смотрит на то, как Шастун начинает стягивать куртку, задевая кофту, которая поднимается чуть вверх, оголяя волосяную дорожку. Опять. Парень делает полушаг назад, а затем вперед, потому что не может устоять на месте. — Шаст… — протяжно скулит Арсений, когда этот большой ребенок фыркает и кидает куртку куда-то на пол. — Ну нельзя же так. Мужчина поднимает вещь и аккуратно вешает на спинку стула, пока Антон берет со стола бокалы. — Сейчас сделаю замечательный коктейль. Не хватает только… — зеленые глаза упираются в список услуг на том же столе, а пьяная улыбка поднимается чуть ли не до ушей. — Закуски! — Мы только что из ресторана, Тох, ты нормальный? Парень его не слушает, только заказывает в номер фрукты и в конце внезапно рявкает на всю комнату, смотря на меню. — Я сегодня бармен! Можете еще сироп вишневый принести, хочу моего, своего… коллегу угостить! — запинается Шастун, смотря на Арсения, который сидит, съежившись и закутавшись в кожанку. — Арс, там просто вишневый и апельсиновый сок есть! Намешаем его с беленькой и сиропом и будет коктейль, которым я в Воронеже телок цеплял! — он улыбается и делает глоток колы. Антон не так пьян. Он скорее хороший актер, который вжился в роль, и которой можно будет легко прикрываться в случае недоразумения, а мозг подсказывает, что недоразумению быть. Потому что Арсений одним своим взглядом может довести до судорог по всему телу. Потому что смотрит он так, будто готов истерзать и выпить до остатка. И Антон так больше не может. — Да ты что… И как он назывался? — спрашивает мужчина, стягивая кроссовки с уставших ног. — Вишневый поцелуй, — бросает Шастун и самодовольно улыбается, потому что он не только что это придумал, а эта бадяга действительно так именовалась. В комнате жарко. И это не потому, что у обоих градус на пределе, а потому что Арсений до зубного скрежета отказывается снимать что-то из одежды. Да даже вставать не хочет. Упрямо глядит в стену, пока Антон листает канал за каналом, покачивая ногой в воздухе. В приглушенном свете можно разглядеть, как поблескивают многочисленные кольца и браслеты на изящных руках, как вздымается грудь от спокойного дыхания. — Заказ! — оповещает громкий голос за дверью, а по комнате проносится стук. — Я возьму, — внезапно предлагает Попов, когда Антон подрывается на месте и чуть не расплескивает весь свой шот по ковру. Он берет из рук маленькую бутылочку с сиропом, фрукты, аккуратно разложенные на тарелке, и игнорирует интересующийся взгляд, направленный на второго парня сзади. — Ой, это длинный из импров… Арсений захлопывает дверь и возмущенно цокает, ставя заказ на стол. — Ты чего так грубо, а? — Он видел нас вдвоем в одном номере, да ты еще и фруктиков тут заказал, блять! -Арсений шипит и садится на край кровати, подпирая лицо руками. В глазах темнеет от злости, от собственной глупости. На одни и те же грабли. Это не выпуск, который пройдет сначала через руки Шеминова, все «дерьмо» из которого он точно вырежет, это реальная жизнь, реальные эмоции, которые останутся. — Ты накручиваешь, ему плевать… — Антон крутит в руках бутылочку и хватает двумя пальцами виноград, тут же закидывая в рот. — Да, ты это скажи тысячам таким вот опиздошенным людям, которые за… — Не хочу это слышать сейчас, Попов. Заткнись, — серьезно просит Шастун, вынимая из холодильника два вида сока и разливая его слоями по бокалам. — Постарайся расслабиться и не париться по мелочам. Никто не гонится за тобой. Антон закидывает еще одну виноградинку, а Арсений решается на то, чтобы хотя бы снять куртку. Он вешает её поверх шастуновской, а сам неловко садится, будто он в гостях. Действительно палку перегнул. Идиот. В неярком освещении Антон кладет в рот дольку апельсина и начинает соскребать зубами мякоть, причмокивая губами и слизывая весь сок. Попов старается перевести взгляд на будущие напитки, но снова и снова возвращается к этому зрелищу. — Черт! — парень отставляет в сторону вишневый сироп и на долю секунды погружает большой палец в рот, слизывая попавшую на кожу сладость. Он не придает этому никакого значения, а рядом в эту же секунду оказывается Арсений, который нервно дышит прямо в затылок. — Арс? — Антон поворачивается и встречается с целым пламенем в глазах напротив. Он упирается ногами в ребро стола и сглатывает. — Ты чего? — Это правда? — спрашивает мужчина, смотря в упор. Сердце бьется в два раза быстрее, ударяясь о грудную клетку, будто вырываясь наружу. Антон уводит взгляд в сторону, потому что неловко. — Что правда? — То, что ты делаешь со своими пальцами, вот что! — это звучит глупо в абсолютной тишине, со включенным на заднем фоне стендапом, который служит лишь как источник света. Арсений больше не может, он слишком долго терпел, отгонял от себя. Но это последняя капля. — Мне осточертело все, что ты вытворяешь изо дня в день, Шастун. Либо сунь свои пальцы туда, где им место, либо это сделаю я. — Арс, да чего ты… — Антон делает шаг назад, но делать его некуда. Потому он сгибается пополам, встречаясь бедрами со столом, а в эту же секунду его руку перехватывает Попов, сжимая так легко, почти невесомо. Он изучает каждый палец в красном свете от экрана и невольно облизывается, потому что они идеальны. Такие аккуратные, ухоженные и длинные. И весь этот день он слюной давился при одном представлении, как Антон может с ними делать все, что только пожелает, тогда как Арсений может лишь мечтать о половине из таких возможностей. — Прости, меня как-то понесло… — рука освобождает тонкое запястье, а Арсений садится на кровать и от стыда закрывает лицо руками, потирая его. Шастун смотрит на свои пальцы, затем на Попова, и разворачивается, продолжая делать коктейли в тишине. Он гипнотизирует взглядом бокалы, в которых плещется ярко-красная жидкость, а сам чувствует, как в висках пульсирует от напряжения. — Любишь вишню? — спрашивает он, разворачиваясь на носках и держа в руках напитки. — Не особо… — Да блять, Арсэн, надо ответить, что «да»! — Антон разочарованно мотает головой. — Потом я должен сказать, что у меня как раз есть твой любимый вкус в руке, но гораздо вкуснее его получить с моих губ, когда мы напьемся вишневого коктейля. — Чего?! — Арсений чуть не прыскает со смеху, смотря на это длинное недоразумение. — Ну я тебе сейчас наглядно показал, как подкатывал к девушкам в далеком 2012 году. Я думал, что это беспроигрышный вариант… Антон протягивает один бокал мужчине, а сам садится рядом, тут же делая глоток. Так они выпивают больше трех полных бокалов этого чертового «вишневого поцелуя», который кружит голову и отключает сознание. — Все вокруг липкое от этой твоей красной херни! — жалуется Арсений, проводя рукой по своей майке. — Это не херня, а вишневыыый сироп! П! — парень даже удивляется, как смог повторить так четко глухой звук. — Тогда будь добр, убери его отсюда. Я хочу в душ, — Попов одним рывком стягивает с себя футболку, оголяя пресс прямо перед лицом Антона, который чуть ли носом не упирается в него. Удобное положение выбрал, сидеть на диване, пока перед тобой чуть ли не стриптиз танцуют. — Не волнуйся, я все уберу! — Шастун зажимает бокалы пальцами и быстро уходит в ванную, оставляя два липких развода на столе. Смущение после того инцидента давно прошло, потому что каждый понял, что это лишь ошибка. Ошибка, которая возникла в результате сильной усталости и опьянения. Глупость. Вода вымывает остатки алкоголя из стеклянных фужеров, а Антон намыливает руки, потому что пальцы действительно слипались от этого сладкого недоразумения. Он стряхивает лишнюю влагу и выходит, предоставляя место «графу», который уже с ненавистью стоял и ждал своей очереди в ванну. — Мог дольше? — Арсений и сам не понимал откуда в нем столько злости сейчас. Причем она была абсолютно напускной, потому как внутри не было ничего подобного. Ему просто хотелось язвить и высказываться в сторону парня, будто в защитной реакции. Антон тяжело выдыхает, поддевает майку и стягивает её с тела, выкидывая куда-то в воздух. Он подходит близко, чуть улыбается и проводит влажным пальцем по приоткрытым губам мужчины, выбивая у того из легких весь спасительный воздух. — Шас… — Ванна свободна, валяй, — напоминает тот и, перешагнув через майку, продолжает убирать комнату. Он приоткрывает окно и любуется на ночной город, пока холодный ветер сдерживает сейчас желание громко-громко закричать от эмоций. Антон слышит, как закрылась дверь в душевую, а сам начинает отстегивать браслет за браслетом, кидая их на подоконник. Когда дело доходит до колец он по обычаю стягивает с большого пальцами, а с остальных тянет губами, складывая украшения аккуратно рядом. — Теперь я убедился, — раздается шепотом сзади, а совсем незаметное свечение от телевизора полностью исчезает, когда Попов выключает его. Он подходит в плотную и дышит, живет этим человеком, который вздрагивает от ледяных порывов ветра и горит от чужого присутствия. — Можно мне помочь? — осторожно спрашивает мужчина, перенимая руку в свою. Он изучает оставшиеся три кольца и чуть улыбается, когда чувствует легкую дрожь по телу парня. Арс тянет на себя запястье и целует тыльную сторону ладони, прижимаясь губами так долго, как только позволяет совесть. Он поднимает глаза на тяжело дышащего Антона и тешит свое самолюбие, что не прогадал с действиями. Большой палец поглаживает мягкую ладонь, оставшиеся браслеты скатываются до середины запястья, а Арсений прижимает нежную подушечку к собственным губам, медленно вбирая указательный палец до первой фаланги. Он ласкает кончиком языка, чувствуя спирали, оставляет достаточно влаги, что та скапливается в уголках рта. Мучительно медленно, смотря прямо в зеленые глаза, мужчина движется все ближе к перепонке, стараясь создавать плавное скольжение. Это похоже на что-то настолько интимное, запретное и желанное, что дух перехватывает. И обоим страшно, потому что реакция организма пугает. Арсений захватывает зубами кольцо и тянет, медленно до того, что как только украшение расстается с кожей, Антон тяжело выдыхает, почти подавляя стон. Мужчина облизывается и крутит в руке кольцо, рассматривая. — И прямо так каждое? — улыбается. — А зубки не поломаешь, Тош? — Блять, заткнись, — Антон тянет за затылок, прижимает к себе и прижимается сам, впиваясь в эту улыбку, в эти губы, в эти чувства, да так, что голову сносит, а внутри все вспыхивает от желания. Арсений стонет прямо в поцелуй, рвано выдыхая, когда есть такая возможность. Они без футболок, трутся о разгоряченные тела друг друга и не знают, как стать еще более зависимыми сейчас. Антон кусает, облизывает и посасывает открытые и такие податливые губы, пока пальцы зарываются в эту глупую, но такую удобную стрижку. Волосы мягкие, их можно сжать и оттягивать назад, наполняя номер довольными стонами. Он не понимает, когда его так повернуло на одном человеке, да и не хочет понимать, когда этот самый человек обнимает тебя так крепко, тянет на себя так сладко, пытаясь будто вшить в себя, чтобы больше никогда не жить по одиночке. — Это слишком, — шепчет в поцелуй Арс, сглатывая скопившуюся влагу. Он утыкается лбом в чужой и тяжело дышит, смотря на раскрытые алые губы. Антон облизывается, проводя кончиком языка по нижней губе, а мужчина прикрывает глаза, чтобы не сорваться окончательно. Нельзя. — Это наш мир. Здесь и сейчас, — такие глупые пьяные фразы, но такие важные. Теплая ладонь скользит по дрожащей груди, а Арсений пристально следит, будто выжидает, когда нужно сказать «стоп». Но не может тогда, когда губы прижимаются к шее, когда целуют за ухом, когда спускаются ниже и оставляют еле заметное касание в солнечном сплетении. Мужчина прикрывает глаза и отдается этому аду каждой клеточкой тела. Антон слишком нежен, до приторного нежен. Но Арс не хочет и не смеет его торопить, кидаться к шлейке ремня или остервенело валить на кровать. Он сам до трясучки в руках желает каждый сантиметр этого потрясающего тела, о котором он мечтал во снах и наяву, но нельзя, здесь важен контроль. — Ты вкусно пахнешь, это сводит меня с ума, ты прекрасен на вкус, я хочу тебя всего и навсегда! — хочется закричать Антону и искусать эти губы до крови, но он только молчаливо выводит узоры подушечками пальцев по спине и груди, вызывая бурю мурашек. Парень поднимает за подбородок и аккуратно целует в губы, а затем резко меняет все местами, толкая Попова бедрами к подоконнику. Мужчина садится на выступ под натиском, и в какой-то момент они так близко жмутся друг к другу пахом, что тяжело воспринимать теперь реальность. Арсений загнанно дышит в шею парню, а тот ведет ладонями вниз, оглаживая низ живота, чувствуя пламя под пальцами. — Это пытка… — шепчет Антон, когда мужчина старается убрать руки, в мыслях протестуя против всего, что здесь происходит. Внутри все рвется, рушится, ломается, а клей и бесполезные нитки кончились. — Ты меня отталкиваешь, но в тоже время крепко тянешь к себе, — выдыхает Шаст, когда чувствует, как руки ложатся на его бедра. Арсению больно, плохо, хорошо, ему хочется податься назад и отдаться ветру, ну, а скорее асфальту, с которым он встретится, если вылетит из окна. И когда Антон проводит большим пальцем по сомкнутым губам, чтобы приготовить их для поцелуя, мужчина рвет все свои принципы и отталкивает все разрушенное и сломанное, заполняя душу теплом и счастьем. Он тянет на себя, остервенело целуя, руками скользя ниже, хватая за бляшку ремня. Шастун стонет, когда его тянут к себе ближе. Через жесткую ткань чувствуется взаимное возбуждение, которое пьянит похуже «вишневого поцелуя». Арсений кидает в сторону слишком шумный и такой ненужный ремень и принимается за пуговицу с ширинкой, поглаживая ладонью выпирающий член парня. Антон шипит, потому что нестерпимо хочется, а его бьют по собственным рукам при попытке поучаствовать. — Арс… — хнычет он в плечо мужчине, а тот затыкает рот поцелуем, массируя горячей ладонью твердый орган. Шаст стоять больше не может, у него ноги подкашиваются, а перед глазами вселенная, как на ладони. Он обнимает, прижимается сильнее, облизывает шею и кусает, когда тот задевает слишком чувствительную головку. — Потерпи еще немного, солнце, — просит тот и проводит по всей длине, заглядывая в затуманенные глаза. Антон держится руками за него, боится упасть, глупый. Не знает, что тот желает упасть сам. Мягкая ладонь накрывает и начинает медленные дразнящие движения, а парень захлебывается в стоне, упираясь лбом куда-то в щеку. Арсений поднимает его за подбородок и тычется губами. — Ну же, поцелуй меня… Антон реагирует молниеносно, будто ему сказали «старт» перед забегом. Он не нежничает, больше так не может. Он отдает себя всего, а бесстыжие руки тянутся к чужому ремешку, потому что терпеть под такими ласками больше нет сил. — Пожалуйста, Арс, позволь… — Шастун чувствует кивок, и ему сносит крышу. Тонкие пальцы с двумя кольцами на них быстро справляются с ширинкой, а губы прижимаются к твердому соску, покусывая и облизывая. Он тянет джинсу вниз, а мужчина поддается, двигая бедрами для удобства. В боксерах так узко и влажно, Антон чувствует это собственной рукой, когда касается белой ткани. Парень старается контролировать собственное возбуждение, но ласкающая его рука не позволяет сосредоточится на поставленной задаче. — Попов! — Шастун перехватывает руку со своего члена и кладет на собственную грудь, тут же смазано целуя куда-то в уголок губ. Арсений хмурится, уже тянется ниже к тому, что у него отняли, но Антон скользит влажными пальцами под резинку, а мужчина упирается спиной в холодное стекло, чувствуя, как оно буквально плавится от соприкосновения с пылающей кожей. — Бл… Твою мать, Антон, — слишком долго он представлял каждую деталь этого вечера, каждый поцелуй и касание, что сейчас в глазах темнеет от ощущения этих самых рук. Рук, которые обхватывают тонкий бокал, которые одергивают рубашку, которые сейчас так изящно ласкают его член. До искр из глаз, до надкусывания внутренней стороны щеки. Арсений пальцами впивается в худое плечо напротив и стонет, когда Антон подается вперед и чужое возбуждение чувствуется собственным телом. Парень одной рукой ласкает уздечку, а другой поглаживает низ живота, задевает грудь и соски, все не прекращая целовать эту бледную шею с сотней родинок на ней. Антон всегда нестерпимо хотел почувствовать Арсения всего, без остатка, а потому, пока тот прикрывает глаза и не следит за движениями парня, Шастун опускается на колени и притягивает мужчину за бедра к себе, утыкаясь носом в пах. — Ант… блять, что ты делаешь?! — Попов рукой старается отодвинуть от себя этого наглого юношу, но он слишком плохой актер. Потому что Антон знает, что ему это нравится. Он перехватывает протестующие руки и заводит их за спину, пока губы касаются пульсирующей головки и мажут по влажной ткани, заставляя обладателя всхлипнуть и прикрыть от удовольствия глаза. Язык влажный и гибкий, такой, что захватывает почти половину и вылизывает по основанию, пока мягкие губы массируют головку. Антон напрягает гортань, создавая дополнительное давление, а Арсений рефлекторно поднимает ногу, стараясь уйти от ощущений. Он чуть не дает коленом по челюсти парня, но тот вовремя кладет руку на бедро и начинает поглаживать, успокаивая. Зеленые глаза смотрят с желанием, с покорностью, пока алые губы блестят в ночном свете, от обилия выделившейся смазки. Арсения передергивает от этого зрелища, он скатывается с подоконника и подтягивает к себе худое тело, заставляя встать с колен. Мужчина толкает его на свою кровать и падает сверху, попутно стягивая джинсы и откидывая куда-то к майке. Он на ощупь ищет губы в темноте и утыкается в них требовательным поцелуем, слизывая всю влагу. Слишком неправильно, аж до дрожи в коленях. — Это не должно быть односторонней игрой, так? — Арсений садится на бедра парню и рукой притягивает оба члена к друг другу, от чего по комнате разносится жалобный стон. Антон подается вверх, а его рука сжимает одеяло. Тогда мужчина находит тонкое запястье и подносит влажные пальцы к своему рту, не переставая двигать рукой. Он обхватывает указательный и средний и начинает медленно посасывать, а Шастун теряет дар речи, смотрит не отрываясь, сглатывая слюну. Внутри растет распирающее возбуждение, оно болезненно, до ярких точек перед глазами, тянет вниз, а Попов все не останавливается. Глаза плотно закрыты, столько наслаждения он не получает даже от дрочки шастуновским членом сейчас, сколько от пальцев в своем рту. Они поглаживают шершавый язык, ласкают его, а рука в ответ двигается все чаще, то накрывая слишком чувствительные головки, то успокаивая, проводя по длине. — Арс, ах… — Антон плавится под этими действиями, он дышит так часто и громко, что становится боязно, что их слышно в холле. И в какой-то момент парень переключает взгляд на Арсения, потому что его это волновало всегда больше всего, но тот ничуть не меняет настрой, только выпускает пальцы и накрывает горячее тело своим, целуя шею, вдыхая возбуждение. Рука Антона ложится поверх чужой и помогает, двигаясь в унисон. Дышать почти нечем, воздух слишком душный, жаркий, и такой, что вот-вот наступит кислородное голодание. Арсений готов закончить свою жизнь прямо сейчас, потому что он уверен, что лучше момента никогда более не будет. Он стонет в приоткрытые губы, не целует, уже не в силах, только чувствует, как Антон под ним дергается, а дрожь передается по всему телу, отдаваясь приятной тяжестью в паху. — Блять, Антон, — рычит Арс, теряясь в движениях и изливаясь вслед за партнером. Он полностью обмякает и утыкается носом в шею партнера, загнанно дыша. Они слушают бешеное биение сердца друг друга, успокаивают дыхание, не в силах двигаться. Все еще слишком близко, через пару минут должно стать неловко. Но не становится. Арсений лишь перекатывается на левый бок, ложась рядом и закидывая ногу на такого расслабленного Антона. Он с усмешкой помогает стянуть ему джинсы и скинуть на пол, а сам тут же возвращается обратно, потому что теперь не оторвешь. Ничем не оторвешь, как бы не хотелось.