Дурная ночь

Артур видит, как рушится его королевство. Как всходит на костер его королева. Как отворачивается и уходит прочь его маг. Он видит, как горит Камелот, видит беснующиеся толпы на улицах Лондиниума, видит сошедшихся в смертельной схватке рыцарей, тех, кто еще вчера сидели за одним столом. Только вот единства уже давно нет. Потому что есть молчаливое и слепое обожание во взгляде Ланселота, устремленном на королеву. Есть усталая обреченность на лице Бедивера. Тристан не улыбается уже целую вечность. Персиваль закрылся от мира молитвами. Джорджа уже нет в живых, и слава за это всем богам. Руфио слишком много пьет. Кей постоянно ехидничает и кривит губы в усмешке, только вот до сэра Уильяма ей* далеко. И только у того всегда найдется нужное слово для своего короля, острое и точное как любимые им стрелы. И ядовитое, как яблоки, что преподнесла своему супругу королева. Но честное как сталь Экскалибура. Только у него. Сначала это еще не бой. Ланселот просто отчаянно ломится к костру в надежде спасти высокородную шлюху. Хотя называть ее шлюхой, пожалуй, будет оскорблением для проституток. Ни одна из бордельных девчонок не позволила бы себе такого. Уж кто-кто, а шлюхи умеют быть верными. А эта… Право слово, было бы из-за кого переживать. Артур почти готов отозвать оставшихся ему верными рыцарей и позволить глупому мальчишке вытащить с костра королеву. Он слишком ценит своих людей. И этого мальчишку, как ни странно тоже. Ему придется уехать, как и тем, кто его поддержал. Но они будут жить. Артур не готов обменять их жизни на смерть той, что предала его. Он делает шаг вперед, чтобы остановить зарождающуюся драку. И не успевает. У Ланселота очень яркие глаза. А ненависть делает их еще ярче. Вспышка на солнце. Артур снова не успевает. Зато успевает Билл. Уж он всегда успевает. И теперь просто делает шаг вперед, заслоняя своего короля. Он не любит броню, и поэтому сейчас на нем нет даже бригантины. И лезвие входит в тело почти по рукоять. Билл как-то неверяще касается груди и смотрит на свои окровавленные пальцы. Мир вокруг проваливается в тишину. — Билл, — Артур подхватывает рыцаря, не давая удариться о мостовую, устраивает его голову на своем плече. Рядом падает на колени сэр Бедивер. Протягивает руку к кинжалу, но останавливается. Опытный воин, он прекрасно видит, что рана смертельна. Сэр Уильям уже мертв, хотя еще дышит. — Билл… Сэр Уильям с трудом открывает глаза и улыбается своей вечной ехидной и так бесящей Артура улыбкой. У него на губах пузырится кровь. — Мой король… Он с трудом поднимает руку и касается кончиками пальцев щеки Артура, оставляя красный след. — Мой… Артур… Рука бессильно падает. Синие глаза стекленеют. Артур пытается нащупать пульс, но уже поздно. Сердце Скользкого Билла уже не бьется. И тогда король наклоняется и касается губами окровавленных губ. Первый и последний раз в жизни. Он вкладывает в этот поцелуй, хотя скорее просто прикосновение, все, о чем запрещал себе думать раньше. Все желание, всю страсть, всю нежность, все горькое счастье от мимолетных дружеских касаний, весь страх потери — все, что прятал глубоко в душе. Все, о чем не имел права говорить, что не имел права даже чувствовать. Потом он проводит ладонью по лицу Билла, опуская веки, и ловит полный отчаяния взгляд Бедивера. — Задавить сопротивление. В молчании замершего мира тихий приказ звучит как гром. Бедивер отшатывается и бледнеет. Но Артуру сейчас все равно. Он встает, поднимая своего лучшего рыцаря, расправляет плечи и обводит взглядом собравшихся на площади людей. Смотрит на привязанную к столбу и как-то съежившуюся Гвиневру, встречается взглядом с Ланселотом, который еще не осознает, что натворил, и повторяет уже громче: — Задавить сопротивление и продолжить казнь. Мгновение ничего не происходит, а потом толпа приходит в движение. Артур разворачивается и уходит во дворец, унеся на руках мертвое тело. Ему не интересно, как будет выполнен его приказ. Он будет выполнен, — ослушаться просто не посмеют, — это главное. Все остальное значение уже не имеет. А несколько часов спустя Артур стоит на балконе своего дворца и смотрит как рушится его королевство. Он так и не снял окровавленную одежду и не смыл кровь с лица, а за его спиной на королевском ложе лежит мертвец с кинжалом в груди. А когда солнце опускается за горизонт, Артур возвращается к кровати и снова поднимает на руки тело Билла. Влекомый инстинктом и знаниями, которых раньше хотел бы не иметь, и за которые сейчас благодарен, он спускается вниз, под замок, туда, где потемневшая от времени тяжелая дверь скрывает вырубленный в скале проход, ступени, ведущие к воде, и старый колокол. Артур спускается по ступеням и ступает в воду, на едва заметный выступ. Он доходит до выступающего камня и бережно опускает на него тело, потом возвращается к колоколу и берется за веревку. И старый колокол, молчавший столько лет, снова начинает говорить и звать. И на его зов отвечают. Артур видит, как подергивается рябью вода. Когда первое щупальце появляется над камнем, он закрывает глаза и открывает их только когда слышит шелестящий и царапающий слух голос: -Чего вы желаете, мой прекрасный король? Силы? Артур смотрит на отвратительные создания, развалившиеся на мелководье, и не чувствует ничего. Внутри него пустота. То, чего он действительно желает, сирены не смогут ему дать. Время не повернуть вспять. Мертвецы не воскресают. — Мести. И забвения. — Как пожелаете, мой король, — смеется самая крупная и уродливая тварь. Ее товарки вторят ей. Одна из них соскальзывает на глубину и подплывает совсем близко. — Идите к нам, — зовет она. И Артур подчиняется, снова ступая в воду. Дойдя до твари, он опускается на колено, не обращая внимания на намокающую ткань штанов, и вглядывается в лицо, которое можно было бы назвать хорошеньким, если бы оно не было таким безжизненно-бледным и полным чудовищной нечеловеческой жажды. Сирена приподнимается над водой, опираясь на руку, а другой касается щеки Артура. Тем же жестом, каким касался его Билл несколько часов назад, а кажется целую вечность. Только ее пальцы холодны, как у мертвеца. У Билла были еще теплые. — Вы хотите забвения, мой король, — шепчет она, — тогда забудьте. И касается холодными мокрыми губами губ Артура. От могильного холода хочется отшатнуться, но Артур удерживает себя на месте. — Забудьте, — повторяет чудовище и снова целует его. Артур чувствует, как вспыхивают руны на Экскалибуре. Меч отчаянно сопротивляется, хочет защитить хозяина от чужой недоброй магии, но Артуру это не нужно, и он расстегивает пояс с ножнами, позволяя им упасть в воду. Он знает, чувствует, что меч к нему больше не вернется. Артур потерял право на него. Но ему все равно. Он закрывает глаза и отдается на волю холодной твари из темных глубин. И просыпается на смятых, мокрых от пота простынях, рывком садится на постели и несколько минут тупо смотрит в окно на полную луну. Жуткий кошмар никак не желает покидать разум. Артур откидывает одеяло и встает. Экскалибур тускло поблескивает у кровати. Артур касается лезвия, сжимает пальцы на рукояти, чувствуя тепло кожаной оплетки. От прикосновения к мечу становится легче, но ложиться досыпать не хочется. Артур надевает штаны и, не утруждая себя поисками сапог и рубашки, выходит за дверь. Экскалибур он берет с собой. То еще, должно быть, зрелище, — полураздетый и босой король с мечом в руках, но выпустить сейчас Экскалибур из рук, кажется Артуру смерти подобным. Он спускается в зал, где теперь стоит круглый стол. Там всегда есть вино и можно с пользой провести остаток ночи, подумав над некоторыми предложениями, высказанными на вчерашнем совете. — Не спится, мой король? Артур вздрагивает, чуть не роняет кувшин и оборачивается. Билл стоит у колонны, подпирая ее плечом. На нем расстегнутый камзол, а в руках у него нож и яблоко. И, похоже, он еще даже не ложился. В призрачном лунном свете сэр Уильям кажется призраком. — Похоже, у вас сегодня дурная ночь, — Билл невозмутимо отрезает кусочек от яблока и отправляет в рот. Артур цепляется взглядом за это движение, и ему сразу вспоминаются отравленные яблоки из сна, которые поднесла ему его королева. И кошмар возвращается. Уроненный меч наполняет звоном зал. Артур в два шага покрывает расстояние до Билла, и выбивает несчастный фрукт из руки рыцаря. От неожиданности Билл отшатывается, но Артур стремительно — Билл едва успевает отвести руку с ножом, — сгребает его в объятия и целует. Билл замирает в его руках, ошеломленный и не понимающий, как сладить с сошедшим с ума королем. Но Артуру плевать, ему просто надо знать, чувствовать, что Билл здесь, что он живой. И еще ему нужно забыть холодный поцелуй сирены, забирающей его душу. Легшая на затылок рука, мягко потянувшая за волосы, внезапно отрезвляют. Артур отпускает Билла и делает шаг назад. — Прости, Билл, я… — начинает он, но замолкает, потому что не знает, как сказать и объяснить все то, что сейчас творится в его душе. Он готов к тому, что ему сейчас просто и без затей двинут в челюсть. Но Билл почему-то медлит. — Очень дурная ночь, — в голосе Билла слышится та же усмешка, что играет на его губах. Но за то, что на них нет крови, Артур готов простить и эту усмешку, и все то, что Билл ему сказал или еще скажет. А Билл, гибко наклонившись, убирает нож за голенище сапога и окидывает Артура внимательным взглядом. — Говорят, в такие ночи сны — это не просто сны, а предупреждения. Что вам снилось, мой король? — Гибель Камелота. Англии. Предательство. Смерть всех, кто был мне дорог. Твоя смерть… — Артур замолкает, не зная как рассказать о том, что чувствовал там, во сне. — А что еще? — Билл безошибочно улавливает недосказанность. Артур медлит, а потом разворачивается к двери. — Идем. Билл подчиняется, не спрашивая больше ни о чем. Они идут по темным коридорам, спускаясь все ниже и ниже, под замок, туда, где потемневшая от времени тяжелая дверь скрывает вырубленный в скале проход, ступени, ведущие к воде, и старый колокол. Артур прислушивается к ровным шагам Билла и задается вопросом, а жена и дочь его дяди так же доверчиво и спокойно шли за ним на встречу своей смерти. Ржавый ключ с трудом поворачивается в замке. От резкого звука Билл морщится, а Артур готов улыбаться — во сне дверь была открыта настежь. Они входят в пещеру и пристраивают факелы в кольца. Билл хищно оглядывается, а потом на его лице проступает отвращение. — Сирены! — практически выплевывает он, и Артур понимает, что объяснять ничего не придется. Билл знает это место и знает, какое зло здесь притаилось. — А я надеялся, что это лишь легенда. Билл осторожно ступает в воду, проходит до выступающего камня, опускается на колено, вглядываясь в темные страшные воды. Артур с ужасом смотрит на него и дергается вперед, — оттащить, защитить, не отдавать сиренам, — но замирает, остановленный резким окриком: — Стой на месте! На секунду Артуру кажется, что Билл решил, что его хотят отдать сиренам. Но рыцарь поднимается с колена, поворачивается и совершенно спокойно подходит к Артуру. — Не стоит тебе ходить туда, да и вообще находится здесь. Это дурное место. А ты — Пендрагон, и потому более подвержен воздействию магии. — Думаешь, я могу поддаться им? — спрашивает Артур. Скользкий Билл пожимает плечами. — Скорее всего, нет. — говорит он, и у Артура волосы на загривке становятся дыбом от этой спокойной уверенности, а Билл добавляет, — им нечего предложить вам, мой король. Нечего предложить. Артуру страшно от этих слов. От этой уверенности. От этой веры. Ему всегда казалось, что Билл не из тех, кто просто верит кому бы то ни было и в кого бы то ни было. Что эту способность давно выбили из упрямого рыцаря палачи Вортигерна и уличное отребье. Скользкий Билл признал Артура королем, но впервые сказал о том, что верит ему и в него. — Идемте отсюда, мой король. Только сперва… — Билл вынимает кинжал, срезает язычок и, как следует размахнувшись, швыряет его в воду. Тихий всплеск и расходящиеся круги вызывают у рыцаря довольную усмешку. — Так лучше. Но Артуру кажется, что этого мало. Язычок не сложно выковать вновь или вовсе привязать на его место какой-нибудь камень. Звук изменится, но колокол все равно сумеет позвать сирен. Экскалибур в руке теплеет. Артуру не надо опускать взгляд, чтобы увидеть, как на мече загораются руны. Он жестом велит Биллу отойти и мягко примеривается. Взмах — и Экскалибур легко перерубает прочную на вид цепь. Онемевший колокол падает на камни и с жалобным звоном разбивается на осколки. Часть из них падает в воду. Где-то в глубине пещеры слышится раздраженный плеск. Артур и Билл оглядываются. На границе очерченного факелами светового круга им обоим видится рябь и смутные тени. — Идемте отсюда, мой король, — повторяет Билл. Они поднимаются по ступеням и захлопывают за собой тяжелую дверь. Ключ снова с противным скрипом поворачивается в замке. Билл вытаскивает его и протягивает Артуру, кивая на Экскалибур. Разрубить ключ не трудней, чем цепь колокола. А Артур и Билл снова идут по пустынным коридорам замка. Снова молча. Не дойдя до своих комнат одного поворота, Артур останавливается и снова привлекает к себе Билла. И тот снова не отстраняется, позволяя себя целовать. И снова на затылок ложится рука, и Артур готов к тому, что его снова мягко потянут за волосы, заставляя остановится. Но вместо этого Билл лишь крепче обнимает своего короля и отвечает на поцелуй. Они целуются страстно, с упоением, с неуверенной осторожной злостью — Артур, с мягкой дразнящей насмешкой — Билл. Изучают друг друга, привыкают друг другу. Они целуются до тех пор, пока Артур в нетерпении не прижимает Билла к стене и скользит ладонями под камзол. Чуткие сильные пальцы, привыкшие к жесткой тетиве, тут же тянут Артура за волосы, которые до этого перебирали. Артур послушно останавливается и недоуменно отстраняется. — Утром встреча с послами, мой король, — говорит Билл. Он смотрит непривычно ласково и чуть устало. — Нам обоим не мешало бы поспать. Он прав, он неотвратимо и безжалостно прав, но Артуру до боли не хочется его отпускать и он опять тянется за поцелуем. Билл отвечает ему, но вскоре снова отодвигается, выскальзывает из рук. — До завтра, мой король. Сегодняшняя ночь слишком длинна и полна впечатлений, — во взгляде рыцаря впервые на памяти Артура проскальзывает усталость. И это внезапно отрезвляет. Как-то разом вспоминается, что Билл только сегодня вернулся, что до этого мотался больше месяца по все еще неспокойному королевству, что до сих пор оберегает смятые в недавнем покушении на него, Артура, ребра, хотя это и мало кто видит, потому что Скользкий Билл категорически не любит показывать свою слабость. — Спокойной ночи, Билл, — говорит Артур, уважая невысказанную просьбу. — До завтра, мой король. Сэр Уильям уходит, было, прочь, но через несколько шагов оглядывается. — Знаете, в том, чтобы быть простым рыцарем, есть определенное преимущество, — говорит он и добавляет с усмешкой, — у дверей в спальню не стоит стража. Артур смеется и тоже идет досыпать. У Ланселота очень яркие глаза — синие, но более светлые, чем глаза сэра Уильяма. И в свои шестнадцать он очень похож на своего дядю по матери, хотя уже сейчас видно, что он перерастет невысокого, жилистого и гибкого Билла, став такой же грудой мышц как Артур. Он смотрит вокруг восторженно и по-детски наивно, легко ведется на подначки Тристана, и краснеет от внимания дам. Артур посвящает его в рыцари и после церемонии отлавливает леди Кей и Джорджа просит их присмотреть за парнем и по возможности научить его чему-нибудь плохому. — А сэр Уильям не будет против? — спрашивает девушка чуть насмешливо. — Будет, если я лично этим займусь, — улыбается Артур. Кей прыскает в кулачок и подмигивает Артуру, как в старые добрые времена жизни на мосту Лондиниума. При дворе Артура не принято сплетничать о короле, но все, кому нужно, знают, почему сэр Уильям стал носить камзолы наглухо застегнутыми, и где лучше всего искать короля, если ночью случится что-нибудь экстренное. — Мы присмотрим, Артур, — успокаивающе говорит Джордж. — И плохому научим. Правильному плохому. Артур кивает. Кей и Джордж сдержат свое слово. Может быть, от судьбы и нельзя уйти, но Артур попробует. Во всяком случае, красавица Гвиневра, дочь короля Лодегранса, его женой не станет никогда, а у юного Ланселота будет шанс найти себе другую, более достойную даму сердца. А самому Артуру уже никогда не придется прятать в себе свои чувства, и нести тело своего лучшего рыцаря к подземному озеру, где обитают сирены, тоже не придется. Потому что колокол онемел и разбит, а дверь заперта, и проход к ней замурован.