Глава 31. Рассвет
1 сентября 2018 г. в 13:00
Конохагакуре была сильно разрушена от предыдущего столкновения с Пейном и последующей войны. Центральная часть представляла собой одну сплошную воронку, зияющую в земле. Развалины и обломки домов были оттиснуты ударной волной к краям деревни и разбросаны по округе. Не осталось практически ничего из того, что защищали и любили бывшие Хокаге, равнодушными каменными лицами взирающие на этот памятник селению шиноби.
Однако деревня отстраивалась — уверенно и достаточно быстро, обрастая домами и сооружениями. Саске стоял на скале с лицами Хокаге и отрешенно думал о том, что так даже лучше. Это своего рода символ. Символ смерти предыдущего строя и начала чего-то нового. Символ создания другого мира. Шикамару курил, сидя в нескольких метрах от него.
После их драки с Наруто прошло три дня. Саске принял управление остатками военной полиции в свои руки и, не без помощи Шикамару, ему удалось стабилизировать жизнь в деревне. Каге Альянса вскоре прислали помощь. Саске знал, что справится. У него не было иного выбора.
В деревню, узнав о произошедшем, вернулась Сенджу Цунаде и, надо признать, если бы не ее помощь, не ее знания в области медицинских техник и не ее строгое руководство, они потеряли бы куда больше шиноби, чем на данный момент. Саске был ей благодарен за это, но в куда большей степени за то, что Совет, как только Цунаде вернулась, избрал ее Шестой Хокаге, и женщина согласилась. Это по-своему восхитило всех — Цунаде принимала управление разрушенной, уничтоженной деревней и делала это гордо и с достоинством, словно ей вверяли главное сокровище этого мира. Словно для нее вот эта пустая воронка, эти лица в скале, эти израненные, уставшие от войны люди значили намного больше, чем можно было бы представить.
Шестая Хокаге с новой силой зажгла в людях стремление следовать Воле Огня, зажгла решимость и отвагу, заставила идти вперед. Саске был безмерно благодарен ей. Эта война ярко дала ему понять, что именно несла под собой Воля Огня и чем она была конкретно для клана Учиха.
И, несмотря на то, что клан был почти уничтожен — остались лишь единицы, Саске знал, что вся эта боль, все эти потери, вся эта война и весь этот хаос постепенно, но необратимо перерастают в особый, спокойный порядок, который в итоге выльется в мир, который будет не так уж и легко пошатнуть. И Саске сделает всё для его защиты.
Он рассказал Цунаде о Наруто. И рассказал о том, о чем неуловимо поведал ему сам Узумаки, когда они на бескрайнюю вечность боя соприкоснулись мыслями.
Хокаге выслушала и кивнула.
— Разберитесь с этим, — она решительно и требовательно посмотрела в глаза Учихи.
— Да, — кивнул Саске.
Цунаде улыбнулась и посмотрела в сторону.
— Этот Наруто… — задумчиво произнесла она. — Мне бы хотелось познакомиться с ним, — она прищурилась и вновь с оттенком интереса посмотрела на Учиху. — Кажется, он важный человек для тебя?
Лицо Саске осталось непроницаемым, но, помедлив, он ответил:
— Он идиот. И сам не понимает, что делает. Полный кретин, — совершенно ровно проговорил Саске, но Шестая скользнула по нему внимательным взглядом, отметив что-то для себя. Она впервые видела, как, на долю секунды, эмоции отразились во взгляде Учихи и среди этих эмоций, к ее удивлению, было странное горькое тепло.
— Будь аккуратнее и возвращайся живым, — уронила она, подумав, что у этих двоих, должно быть, слишком сложное прошлое, чтобы понять их отношения без должной предыстории.
— Да, — в глазах Учихи сверкнула уверенность.
***
Саске нашел Наруто через день после разговора с Шестой. Он нашел его по четкому следу чакры, который оставил Узумаки, судя по всему, именно с этой целью.
Наруто сидел в уже знакомом Учихе месте — на самой высокой точке горы Никаями. Здесь впервые они с отрядом из Конохагакуре захватили отступника Узумаки Наруто. Тогда Наруто был несерьезен, насмешлив и в его взгляде было что-то почти безумное, ледяное и чуждое, что заставляло Саске напряженно всматриваться в ответ. Узумаки пытался все обратить шуткой — встречу с бывшими друзьями, напоминание того, что он собственноручно убил своего сенсея и собственную боль. Через призму ледяной веселости было попросту легче смотреть на мир.
Саске невольно вспомнил все это, и в его груди разлилось тягучее чувство некоторого недоверия — столько всего произошло с тех пор, все настолько резко и непоправимо изменилось, они сами изменились, что, казалось, прошли уже годы, а вовсе не несколько быстротечных месяцев.
Наруто сидел к нему спиной в этот раз с другого края скалы и смотрел в только-только начинающее подниматься из-за горизонта солнце. Нежное и светлое небо, подсвеченное медовыми бликами теплых лучей, отражалось в глазах Наруто.
Учиха остановился, глядя на его спину.
— Привет, — улыбнулся Наруто, обернувшись через плечо и махнув рукой. Он, разумеется, давно заметил приближение Саске. Учиха выглядел лучше, чем в прошлую их встречу, однако черные круги под глазами все еще не исчезли, а взгляд оставался надтреснуто холодным и отрешенным. Наруто хорошо знал этот взгляд — это были глаза сильного человека, который не смог защитить то, что защитить должен был.
Учиха не ответил, лишь молча глядя в ответ.
— Выглядишь лучше, — кивнул Наруто. — Так что ты решил по поводу того, что я тогда… Ну, по поводу всех моих мыслей, — он озадаченно нахмурился, не зная, как назвать ту их форму общения.
Саске посмотрел с прохладной задумчивостью.
— Я обдумал все, — кивнул он. — И, несмотря на то, что я всё еще тебе не доверяю, мне нужна твоя помощь. Если мы не остановим это, то никто не остановит.
Наруто, с горечью улыбнувшись, кивнул и вновь отвернулся, глядя на небо. Постепенно поднимающийся желтый диск солнца оставлял яркий апельсиновый отпечаток на скалах и деревьях.
— Мудрое решение, — кивнул Наруто. — Я оставил Гаару присматривать за Орочимару, и нескольких клонов отправил вслед за Тоби, но тот нашел их и уничтожил, — продолжил он.
— Орочимару? — Саске нахмурился. — Он жив?
Наруто внимательно посмотрел в ответ и поджал губы, выдерживая паузу прежде, чем произнес:
— Саске, — тихо и осторожно начал он. — Орочимару был тем, кто убил Итачи.
Глаза Учихи расширились в осознании, он замер, так и застыв напротив Узумаки изваянием.
— Я убил его… — сломано выдохнул он, глядя сквозь Наруто и прокручивая в голове события смерти своей матери. — А Итачи убили воскрешенные Сенджу…
— Саске. Орочимару призвал их с помощью техники Эдо Тенсей, — Наруто мотнул головой и опустил потяжелевший взгляд в землю. — Ты не убил его в тот раз, — приглушенно добавил он.
Рука Саске сама потянулась к катане.
— Ты лжешь, — прошипел он, впившись взглядом в Наруто.
Наруто поднял взгляд, посмотрел в ответ открыто и честно.
— Чтобы убить Орочимару, нужно уничтожить его без остатка, лучше всего сжечь, — заговорил он. — Но и после этого есть шанс, что он выживет. Он оставляет на своих людях метки, которые называет Проклятой Печатью, и закладывает в них часть своей силы. И через эти метки он может возродиться в теле носителя. Так что, возможно, тогда ты уничтожил даже не основное тело, Саске, — Наруто задумчиво посмотрел в сторону. Солнце за его спиной ярким диском восходило в небе, освещая спину парня и бросая темные тени из-за его плеч.
— Получается, — Саске всмотрелся в глаза Наруто. — Итачи умер, потому что я тогда не смог убить Орочимару?.. — выдохнул он, и сломанное отчаяние дернулось в его голосе, взгляд окрасился резкой виноватой болью. Саске опустил голову и закрыл глаза ладонью. Его губы тронула злая и холодная усмешка, вызванная, как Учихе показалось, ироничностью этой ситуации.
— Саске… — Наруто сделал шаг в сторону Учихи, но остановился, не решаясь подходить сейчас. — Мы все исправим, слышишь? — он все же сделал шаг в сторону друга и остановился в метре от него. — Мы уничтожим Орочимару, Эдо Тенсей спадет, и тогда мы сможем…
— Это сделаю я, — Саске поднял ледяной взгляд на Наруто, подавляя в себе порыв резкой ярости. — Я убью Орочимару. Сам, — жестко произнес он. В окрасившемся шаринганом взгляде зияла болезненная злоба.
Наруто напрягся, наткнувшись на это тяжелое выражение лица, но, тем не менее, не сводя настороженного взгляда с Учихи, медленно кивнул.
— Ты ведь понимаешь, что смерть Итачи это не только твоя потеря? — вдруг уронил Наруто.
Саске вскинулся и сжал зубы.
— Он был и моей семьей тоже, — продолжил Узумаки, не сводя прицельного взгляда с Учихи.
Резковатое молчание на несколько секунд заполнило воздух.
— Что ж, — спустя время процедил Саске и внезапно жестко усмехнулся. — Тогда давай покажем ему, что бывает с теми, кто трогает нашу семью, — он решительно всмотрелся в глаза Наруто в ответ.
Узумаки удивился, но потом едва заметно улыбнулся, быстро кивнул и посмотрел в ответ с такой же жесткой решимостью. Они еще некоторое время смотрели в глаза друг другу, после чего Наруто, дружелюбно улыбнувшись, отвел взгляд, призвал одну из своих шарообразный многоруких тварей и, запрыгнув на нее, ожидающе посмотрел на Саске. Учиха окинул его скептичным взглядом и призвал птицу.
— Всегда хотел спросить, — поднимаясь в воздух вместе с Узумаки и бросая взгляд на то, как тот ласково гладит отвратительное зубастое существо, которое в ответ довольно урчит, проговорил Саске. — Что это такое, черт побери? — он нахмурился.
Наруто пожал плечами и сел в позу лотоса на летящем чудовище, которое тут же обвивает его руками.
— Они откликаются на мой призыв, — ответил он.
Саске задумчиво окинул их обоих взглядом и направил птицу следом.
— Я расскажу тебе о своем плане подробнее, пока добираемся, — начал Наруто, чуть щурясь от поднимающегося из-за горизонта солнца. — Мы должны убить Орочимару и Кабуто, — он бросил быстрый взгляд на Саске. — Ты ведь в курсе, что он предатель, да?
Учиха кивнул, глядя вперед. Наруто в ответ усмехнулся.
— Он тебе никогда не нравился, что, в общем-то, было не удивительно, — заметил он.
— Интуиция - полезная вещь, — сдержанно ответил Саске. — Буду прислушиваться к ней чаще, — он помрачнел.
Наруто отвернулся в сторону и улыбнулся самому себе. Саске так удачно держал свою маску холодной отчужденности, что Узумаки почти завидовал его актерскому мастерству. Словно между ними ничего и не было. Хотя, горько подумал Наруто, возможно, теперь для Саске так и есть. Возможно, теперь они и правда должны стать друг для друга никем. От этих мыслей в груди потянуло болью, но в то же время принятие и спокойствие вскоре заглушили это ощущение. Наруто заслужил это, и он знал это. А так же он знал, что так будет лучше для Саске в первую очередь.
Наруто прикрыл глаза и вдохнул свежий аромат раннего утра. Ветер зарылся в волосы непослушными пальцами, скользнул по щекам и забрался под сетчатую футболку.
— Когда всё закончится, — тихо произнес Наруто, не открывая глаз. — Когда мы прикончим Орочимару, прикончим Тоби, а Альянс добьет остатки его армии, можешь убить меня, — он улыбнулся и повернулся к Саске лицом, посмотрел открыто и спокойно. — Если тебе станет легче от этого.
— А тебе стало? — вдруг зло и тихо прошипел Учиха. И Наруто прекрасно понял, чью смерть он имеет в виду. Увидел это в сжатой линии губ, в нахмуренных бровях, сжатых кулаках и напряженных плечах.
— Нет, — Узумаки отвел взгляд и отрешенно всмотрелся в небо. — Не стало.
— Тогда зачем?.. — Саске повернул голову и посмотрел в упор — жестко и требовательно.
Наруто молчал некоторое время, не глядя на него и слушая тихий шум ветра и взмахи сильных крыльев.
— Я не прошу тебя понимать, — все же ответил он. — Нет, даже не хочу этого. Просто давай сделаем то, ради чего мы здесь, и закончим всё это, — в голосе едва уловимо горчит боль и усталая тоска. — Знаешь, — Наруто вдруг улыбается и тепло смотрит на Саске, — это, наверное, и есть судьба. Мы были рождены для этого, — и столько спокойного принятия и вины во взгляде, что Учиха чувствует, как начинает задыхаться.
— Закрой рот, идиот, — раздражённо шипит он и отворачивается.
Наруто усмехается, сверкает глазами и привычно парирует под насмешливое фырканье Курамы где-то внутри:
— Сам идиот.
Саске задыхается от новой волны резкой боли и холода, скрутившего внутренности, а Наруто задумчиво продолжает:
— Только перед этим позволь мне отправить Кураму в другой мир. И позаботься о Гааре, — он хмурится, но его голос звучит спокойно и даже непринужденно, он знает, что Саске сделает это — ни на секунду не сомневается.
Учиха сглатывает ком боли, раздражаясь все больше, но переводит внимание на другое, желая закончить этот разговор:
— Курама? — он так и не поворачивается к Наруто, только старается, чтобы голос звучал ровно и холодно. Так, как присуще Учихе.
— О, это Девятихвостый.
Саске оборачивается из-за одного лишь своего удивления, но смотрит хмуро и ждет объяснений. Наруто широко улыбается в ответ на этот так знакомый ему взгляд, в котором читается осуждающее, но привычное: «Ты идиот?».
— Ну, мы подружились, — Узумаки взъерошивает волосы на затылке и беззаботно улыбается. — Он оказался хорошим парнем, уверен, вы поладите.
— Уверен, нет, — мрачно отзывается Саске.
«Вряд ли», — хмурится Курама.
— Да ладно тебе, — отмахивается Узумаки, не понятно к кому обращаясь. — Вам обоим нужны друзья, — он усмехается.
Саске тут же съязвил, причем так быстро и жестко, будто бы ждал этого момента всю жизнь:
— Позволь напомнить тебе, Наруто, что единственный человек, которого я считал своим другом, убил моего отца, — он опасно сузил глаза.
Наруто замер, будто от пощечины.
— Так что у меня печальный опыт «дружбы», как ты мог заметить, — холодно добил Саске.
Наруто угрюмо буркнул что-то неразборчивое, из-за чего Курама расхохотался, а Саске, прекрасно услышавший, предпочел проигнорировать. Во фразе Узумаки были слова «друзья не» и «трахают друг друга».
«И не пытаются прикончить», — мысленно добавил Саске.
— Значит, паршивые мы с тобой друзья, — приглушенно, на грани слышимости, произнес он, опуская голову.
— Какие есть, — болезненно усмехнулся Наруто.
Они летели некоторое время в тишине, молча думая о своем.
— Наруто, — наконец, позвал Саске.
— М?
— Почему ты решил… — Учиха запнулся и поймал его взгляд, зрительным контактом выражая все то, что хотел спросить и лишь добавил: — Ты делаешь это из-за смерти Итачи?
Наруто улыбнулся и мотнул головой.
— Есть множество причин, — уклончиво заметил он. — Я многое понял для себя за это время и, как ни странно, если бы ты тогда не стер мне память, я бы, наверное, так и не увидел всей картины целиком, — он опустил задумчивый взгляд. — Странно звучит, да? — полная боли улыбка дернула его губы. — Но именно тогда, за эти несколько недель проведенных с тобой, я вспомнил не только о своей мести, но и о своих родителях, о друзьях, о Седьмой команде. Вспомнил, что когда-то всё это было мне дорого, а потом я будто бы… Будто бы отвернулся от света. Я понял это не сразу, и не смог отказаться от своей мести. Это была моя потребность, мой смысл жизни последние несколько лет, и отказаться от этого так просто у меня бы никогда не получилось, — его взгляд стал тяжелым и слегка потемнел. — Но я понял, о чем ты говорил тогда. Про Учих в целом. Ты был прав. Никто не заслуживает преследований и убийства только лишь за то, кем является от рождения.
— Но ты все же убил моего отца, — спокойно заметил Саске, глядя в небо за его спиной.
Наруто кивнул.
— Тогда мне казалось, что это верный вариант, — он отвернулся и посмотрел вперед. — Но сейчас я понимаю, что, убив его, я причинил боль в первую очередь тебе и Итачи. И тогда мне стоило подумать именно об этом, а не о своей мести. Мне стоило подумать о вас и отпустить Фугаку. Потому что ни ты, Саске, ни кто-либо другой не должны страдать из-за моих действий, — его взгляд и голос стали серьезнее и увереннее.
Учиха смотрел с тихой тоской, и в горле разрастался душащий ком тяжелой боли.
— Прости меня, — тихо выдохнул Наруто. — Произошло так много всего с тех пор, как мы были в Конохе, с тех пор, как я все вспомнил и… И мне просто нужно было попытаться… — он сжал зубы, взяв под контроль нахлынувшие эмоции. — Я не мог допустить того, чтобы с тобой случилось то же, что с Итачи-саном, — твердо сказал он и решительно посмотрел на друга. — Я должен был защитить тебя и всех, кто мне дорог. Всех, кто еще был жив. Так что да, в какой-то степени именно смерть твоего брата стала отправной точкой моего решения, — он вновь перевел взгляд вперед. Солнечные лучи легли на его лицо мягким оранжевым светом нового дня.
Саске поднял голову и посмотрел в яркое небо, справляясь с дрожащей болью в груди и чувствуя, как непрошеные слезы жгут глаза.
Остаток пути они провели в молчании, больше не нуждаясь в словах и впервые почувствовав себя до опустошения честными друг перед другом.