Я стану вашим Грехом

Вы увидите Ад. © Laibach – God Is God

Сейчас, сидя в луже собственной крови и почти умирая, я понимаю, что проебался. С одной стороны, гениальная идея, которая, почему-то пришла в голову лишь мне – обмануть этих Сидов, ворваться в доверие, подобраться как можно ближе и нанести решительный удар. С другой – либо я хреновый актер, либо эти ребята слишком умны. Я вынашивал этот план долго и готовился. Просил советов у коллег и шерифа. Все назвали меня безумцем, велели не лезть, но я стоял на своем. Я ездил по округу и убивал людей направо и налево, когда главные злодеи лишь наблюдали. Мне надоело быть машиной для убийств. Надо уничтожить причину и люди одумаются. Уничтожить опухоль. Уничтожить Сидов. Я не собирался глупо сдаваться. Когда меня в очередной раз схватили, это было в Фоллс Энде, я сопротивлялся, как и всегда. Ох, этот ублюдок Иоанн. Красавец, как из модных журналов, но с дерьмом в голове. Я почти не боялся, но его идеи внушали мне ужас. Когда он говорил, я старался не слушать, смотрел в сторону, чем его раздражал. Но потом в один момент я стал смотреть на него. Его глаза заблестели, а рот удивленно приоткрылся. Я отлично знаю, почему все они, эти Сиды, еще не убили меня. Они хотят переманить меня на свою сторону, как и всех вокруг. Они не убивают, они меняют людей. Через страшную боль, естественно. Но я терпел. Давал Иоанну развлекаться со мной, вырезать на моей груди всякий бред, бить меня и уверять, что очиститься можно лишь через боль. Я многое повидал, будучи помощником шерифа. Но это оказалось чересчур даже для меня. Порой мне казалось, что я действительно схожу с ума. После каждой «проповеди» Иоанн запирал меня в отдельной камере. Как я понял, я был в чертовом бункере. Я сидел один и, будучи наедине со своими мыслями, слишком сильно копался в себе. Вероятно, Иоанн этого и добивался. Чтобы я видел лишь его, слушал лишь его и не мог сконцентрироваться на чем-то другом. Но я слышал крики через толстые стены. Видел украдкой, как людей тащат к нему на мучения, а потом оттуда выходят очередные ненормальные. Как он это делает? Как забивает людям мозг своим бредом? Неужели я такой особенный и могу ему сопротивляться? Когда он просит сказать «да», я говорю «да». А в голове думаю «нет». Я каждый день напоминаю себе, кто я. Я помощник шерифа, я закон и порядок. Я хороший человек, я сильный и не верю в Бога. Я не верю в бред семьи Сидов. Я верю лишь в себя. И именно поэтому я проиграл. Лежу здесь, в центре церкви Фоллс Энда, почти разрушенной и разбитой. Я был тут не один – вокруг меня куча трупов. Ник Рай, ставший не только отцом, но и моим хорошим другом, с пулей в голове и пустым, мертвым взглядом. Он пытался защитить меня. Пригнал сюда на самолете, потерпел крушение и все равно пришел. Мэри Мэй, прекрасная и сильная девушка, кричавшая на Иоанна и требовавшая сейчас же свалить отсюда. Ожидаемо, она тоже лежала рядом, избитая и мертвая. А неподалеку со мной – Бумер. Верный пес, за которым следила Мэри, пока меня не было. Ему свернули шею быстрее, чем я успел сделать хоть что-то. Иоанн говорил, что убийства – не его путь. Но он взбесился, когда я отказался вырезать на теле священника Джефферсона его грех. Что-то щелкнуло во мне. Я через многое прошел и не справился. Я готов терпеть боль, но не приносить её другим. Иоанн чувствовал это и решил проверить мою веру. И я проверку не прошел. Как некстати вспоминаются слова Джесс… Чокнутые Сиды тебе не по зубам. Шипя ругательства, я пытаюсь встать. В меня всадили несколько пуль и бросили умирать. Но стреляли не метко. Словно получили приказ: покалечить, но не убить. От этого еще паршивее. Все, кого я хотел защитить, мертвы. А я, как всегда, жив. Взгляд резко цепляется за руку преподобного Джефферсона. Она лежит на такой знакомой библии. А там внутри… револьвер, который он не успел вытащить. Я начал ползти к нему, и когда уже был близок к желаемому, двери церкви открылись. Мертвая тишина разрушилась живыми и бессмертными Сидами. Все пришли во всей красе. Я нервно улыбаюсь. Вера была босиком и не боялась идти по крови. Её яркие глаза любовно смотрели на меня, как на нашкодившего ребенка. Она приятно улыбнулась, словно в ответ на мою не выражающую радости улыбку. Рядом с ней Иаков, здоровый мудак, пытавшийся подчинить меня, но потерпевший фиаско. Но не буду врать, его песня давит на мозг каждый раз, когда я её слышу… Он скалится подобно волку, что догнал раненого оленя. И, конечно, за ними появляется Иоанн. Довольный, как черт. Его одежда в крови, он выходит вперед и поднимает руки, указывая на меня: — Вот он! Наглец, посмевший думать, что умнее Бога. Я хочу ответить, но вместо этого кашляю кровью. — Ох, он умирает, — вздыхает Вера испуганно, но я не верю её фальши. — Мы должны помочь ему. Спасти, пока не поздно. Почему-то кажется, что она не о моем здоровье. Я стараюсь не смотреть на книжку Джефферсона, но руки начинает бить нервная дрожь. — Если его вообще можно спасти, — скептично говорит Иаков. Мои зубы скрипят, когда я вспоминаю, через что он заставил пройти Пратта. И все еще заставляет. — Спасти можно каждого. Я перестаю кашлять. В церковь зашел Иосиф Сид. Широким, неспешным шагом, мягко перебирая шнурок с крестиком в руках. Он вышел вперед, даже не взглянув на тела вокруг. Смотрел на меня, словно это я тут всех убил. Словно я тут главный злодей. Я кусаю нижнюю губу, стараясь не сорваться. Гнев поднимается подобно вулкану и Иосиф тот, кого я хочу разрушить и засыпать пеплом. И я могу… могу это сделать, надо лишь… Взять пистолет. Подхалимы Иосифа улыбаются, они довольны моей реакцией. Меня тошнит от их общества. Они должны быть на моем месте! Умирать, молить о помощи, которой не будет. Но они стоят и смотрят, ждут, когда Отец скажет свое слово. Я тоже жду. И молить о помощи не намерен. — Это миссия, данная нам Богом. И никто из вас с ней не справился, — произнес Иосиф на удивление жестко, оборачиваясь к своим братьям и сестре. Те перестали улыбаться. — И вот, к чему это привело! Ненужное кровопролитие… все эти люди могли быть спасены. Вот еще. Они как раз и предпочли смерть, нежели подчинятся вашей вере. Чертово упрямство и гордыня, что у нас, американцев, в крови. Я с яростью смотрю на Иосифа. Не пытайся сделать вид, что тебе жаль. Я вижу в каждом твоем движении, как ты наслаждаешь этим. Своей ролью, моим жалким положением… Все идет по плану Божьему, да? — И ты можешь быть спасен, — продолжает Иосиф тихо, обращаясь только ко мне. Все они делают шаг вперед. Нет, ублюдки. Я вам не дамся. Я делаю жалкую попытку встать, но тут же падаю обратно. Иосиф качает головой, словно намекая мне сдаться. Он ближе всех. Библия лежит совсем под рукой. Если я сделаю это, простят ли они меня? Или их лимит «прощаний» подойдет к концу? Не важно. Смотря в их глаза, полные желания и безумной веры, я осознаю, что никогда не опущу руки. Резко и быстро, вкладывая все свои оставшиеся силы, я выхватываю револьвер из библии покойного Джефферсона и вскидываю руку, заставляя Сидов остановиться. Почти рыча и чувствуя, как кровь стекает изо рта, я смело говорю: — Только подойдите.