Шпионская сага. История восемнадцатая. И жизни тоненькая нить...

      Огромные тяжелые двери хирургического отделения стремительно распахнулись, бесшумно разлетевшись в стороны, словно громадные крылья бабочки, но никто из находящихся сейчас на этаже не обратил на это никакого внимания. Окружающий мир перестал существовать, сосредоточившись в человеке за огромным стеклом, борющимся за жизнь, цепляющимся за нее так же отчаянно, как они цеплялись за отсчитывающие секунды стрелки часов. Остановить, задержать, успеть…       Ударившись о стены, двери с шелестом захлопнулись обратно, продолжая качаться, словно сломанный маятник, пока двое мужчин бежали по коридору. Забыв обо всем, Леон подбежал к дивану и, упав на колени, взял Сашину руку в свои. Она отвела от лица маску и сквозь затянутые пеленой слез глаза посмотрела на него. Губы дрогнули, она сползла с дивана и уткнулась в его грудь. А он лишь медленно водил руками по ее спине, и им обоим было сейчас совершенно все равно, что подумают окружающие. Да и в отношении к ним тех, кто сейчас находился рядом, они не сомневались.       Оливье остановился возле замершей у стекла Джоанны, стоящий рядом Рон повернул к нему голову.       — Четыре часа… — тихо сказал он, сглотнул комок в горле и снова повернулся к стеклу.       Оливье проследил за его взглядом. Глядя на бледное, безжизненное лицо Кристиана, он был готов сейчас отдать ему собственное сердце, лишь бы снова засияли глаза Рона, и улыбка вернулась на лицо Джоанны.       — Жак помчался к Жану… — коснувшись ее плеч, Оливье вспоминал, как растерялись они, трое взрослых, прошедших огонь и воду мужчин, когда Жаку позвонили и сообщили о возникших проблемах. Как мчались сюда, словно от их скорости зависела жизнь Кристиана.       — Я не смогу… — голос Джоанны дрогнул, — я впервые не знаю, что делать… Не подписать вывод из комы — обречь его на вечный сон, подписать — обречь на жуткие боли оперирования наживую. Я…       Она стремительно повернулась к Оливье, замерла. Слова застряли в горле, мешая ей дышать так же, как мешали дышать Оливье накатывающие слезы. Мужчины тоже плачут…       — Послушай… — что-то надо было сказать ей, он должен был и не знал.       — Мам!       Они обернулись на крик Рона. Оживленное движение за стеклом сначала заставило Джоанну вздрогнуть, ноги ее подкосились, но в следующую секунду появившийся в боксе Жан поднял на нее глаза, и робкая улыбка тронула его губы.       — Привез… — поняла она.       — Через час они будут здесь! — крикнул ей Жан в микрофон.       Джоанна кивнула, ресницы дрогнули, губы торопливо зашептали молитву. Она понимала, это еще не победа, только очередной шаг. Свое «невозможное» Макс уже сделал, теперь очередь была за Жаном, Антоном и доктором Сади. Сделать за неполных три часа две сложнейших операции было гораздо более высокой категории «невозможного».       Только когда каталку с Кристианом вывезли из бокса, Джоанна смогла отлипнуть от стекла и фактически побежала обратно к огромным белым дверям операционной. Битва со смертью продолжалась. Рон и Оливье, не отставая, бежали рядом с ней, Саша, поддерживаемая Леоном, спешила следом. Когда они оказались на уже знакомых диванчиках, из соседней с операционной двери вышел Жан.       — Вертолет уже летит сюда, — подойдя к Джоанне, он взял ее руки в свои, мягко сжал их. — Доктор Сади отдал необходимые распоряжения, мы готовы. Он везет сменный протез. Как только он заменит его, Антон сможет продолжить операцию. Мы…       — Я знаю, — кивнула Джоанна, — вы сделаете все возможное и невозможное…       Распахнувшей двери операционной медсестре ничего не надо было говорить. Сжав на удачу еще раз руки Джоанны, Жан скрылся за ними. Сама Джоанна, в который уже раз сложив руки на груди, молилась и молилась.       Она не знала, сколько так простояла, ее никто не смел беспокоить. Рон и Оливье просто стояли рядом, Сашу Леон усадил на диван. Вдруг двери в конце коридора снова жалобно застонали, в этот раз разлетевшись в стороны, словно щепки. Одна из створок застряла в висящем информационном щите. Повернув голову, Джоанна увидела бегущего Макса. У него был такой вид, словно все последние часы он провел на одном заряде, как стартовав, так, не останавливаясь, действовал и действовал. И только сейчас, наконец, замер, остановившись напротив нее.       — Спасибо… — прошептала Джоанна, коснулась его плеч и вдруг порывисто обняла.       — Я же сказал… привезу… — прошептал Макс.

***

      — Два тридцать, — Жак встретился взглядом с привычно моющим каждый палец доктором Сади.       Тот кивнул и протянул руки. Медсестра быстро надела операционный халат, другая сестра завязала шапочку на голове. Перчатки щелкнули на руках.       Операционный светильник вспыхнул ярким светом.       — Я бы назвал это чудом. Или судьбой… — посмотрев на поврежденный протез, нахмурился доктор Сади. — Повезло, что он лежал все это время. Как только он встал бы на ноги…       Встретившись взглядом с нейрохирургом, Жан лишь покачал головой. Он тоже прекрасно понимал, что при первой же серьезной нагрузке протез бы раскрошился. Ничем не фиксируемые позвонки, словно плиты при землетрясении, сложились бы, впиваясь в спинной мозг. Паралич. Полный. На всю жизнь. Без вариантов. Без шанса.       Наступившая в операционной тишина нарушалась лишь тихим позвякиванием инструментов и короткими командами доктора Сади. Монитор, который отслеживал состояние Кристиана, начал то и дело вздрагивать амплитудой графика. Секунда взгляда на него. Жану ничего не надо было говорить, доктор Сади сам понял, что отведенное время заканчивается, максимум час-полтора и нужно будет решать… Но он продолжал медленно, спокойно, выверяя каждое движение, менять поврежденный протез.       — Ваш выход, доктор.       Когда он наконец повернулся к Антону, тот, не глядя на часы, стремительно сменил его у операционного стола. Доктор Сади подошел к Жану, не сговариваясь, они посмотрели на табло. Час… На все про все у Антона был всего час. Час на сложнейшую, ювелирную операцию на сердце, которая у хорошего хирурга занимает, как минимум, три. Но Антон был не просто хорошим, он был лучшим.

***

      Час… Словно внутренний секундомер в ее сердце отмерял сейчас время. Джоанна не сводила глаз с медленно двигающихся стрелок. Весь смысл ее жизни сейчас был сосредоточен в этих двух пластиковых детальках. Тик-так… тик-так… ти-и-ик… та-а-ак…       Словно в замедленной съемке, услышав звук открываемой двери, Джоанна повернулась. Замерли все, даже время. Жан стоял, держа в руках планшет. Джоанна смотрела, как он двинулся к ней. Каждый его шаг отдавал эхом в ее сердце.       Остановившись напротив нее, Жан замер. Когда она сглотнула очередной комок в горле, у него было полное впечатление, что это его сердце сейчас рухнуло куда-то вниз. Захватившее в последние часы напряжение никак не отпускало, сжавшие планшет пальцы отказывались слушаться, голос пропал.       Она вздрогнула и… заплакала. В ту самую секунду, когда Жан с размаху отбросил планшет куда-то в сторону. Тот отлетел к стене и разбился вдребезги. И этот звон вывел из оцепенения всех.       Успели… Они. Успели!       Джоанна плакала и смеялась, смеялась и плакала, не в силах остановиться. Саша пискнула и повисла на шее у Леона, а он, не обращая ни на кого внимания, вдруг начал целовать ее губы, лицо. Макс улыбнулся и, встретившись взглядом с Роном, вдруг подхватил его на руки и закружил. Оливье шмыгнул носом.       — Насморк, что ли… — сказал он появившемуся из соседних с операционными дверей Жаку, — или аллергия…       — Ага… — шмыгнул тот в ответ, — аллергия…       Аллергия на смерть, которую они только что победили. Все вместе. И он, все это время стоявший за стеклом операционного бокса и с нескрываемым восхищением наблюдавший за ювелирными действиями коллег. И до сих пор стоящий там, около уже пустого операционного стола Антон, пытающийся успокоить задрожавшие, едва он наложил последний шов, руки. И сидящий на кушетке за дверьми операционной и крутящий в руках треснувший протез доктор Сади. И впервые на его памяти не скрывающий слез Жан. И, конечно же, Джоанна, Рон, Саша, Макс, Леон… Они все сделали невозможное возможным.       — Иди к нему… — отступив в сторону, улыбнулся Жан.       И она пошла. Нет, побежала. Оставляя за спиной страх и боль, гулким эхом ее шагов рассыпались по полу оковы, державшие в оцепенении ее сердце все эти двенадцать часов.

***

      Полная луна в чистом ночном небе осветила его бледное лицо. Медсестра, улыбнувшись, поправила капельницу и тихо вышла. И лишь размеренное пищание приборов нарушало царившую в палате тишину.       Джоанна подошла и присела на край кровати. Ее ладонь коснулась его лица. Наклонившись, она нашла губами его губы, целовала нежно, осторожно, от вкуса его губ впадая в состояние какого-то транса. Немного отстранившись, смотрела на его закрытые глаза. Легкая, едва заметная дрожь тронула его ресницы, отозвавшись улыбкой на ее губах. Она коснулась рукой его волос, провела, замерев на висках. Палец почувствовал легкую пульсацию. Наклонившись, она привычно уткнулась в его шею. Ощущая биение вены, слушала его, как самый сладкий для нее сейчас звук. Слаще его было только…       — Я вернулся…