***
Теплый плюш пледа обнимал ее плечи. Но почему тогда так холодно? Почему она дрожит, как осиновый лист? Джоанна лежала, не спеша открывать глаза. Возвращаться в мир без Кристиана не хотелось. Если бы не дети, она бы, наверное, ушла за ним. Неважно, каким способом, она бы нашла… Не представляя, как жить без него, она сейчас существовала только Роном, которому скоро заканчивать школу, Леа, которой еще надо будет как-то объяснить, что папа больше никогда не почитает ей перед сном про мишку Паддингтона, и Вики, которая будет теперь знать отца только по фотографиям и воспоминаниям матери и брата. Джоанна пыталась принять произошедшее, разумом понимая, что все равно это придется сделать. Боль никуда не денется, все врут, время не лечит, но она нужна детям, она должна взять себя в руки. Почему же сердце так упорно зовет его, отказываясь верить в то, что… — Знаешь, я никогда не смогу поверить, что его больше нет… Джоанна открыла глаза. Аделина сидела в кресле у окна и задумчиво листала фотоальбом. Совсем недавно, всего месяц назад они с Кристианом решили распечатать самые удачные фотографии. При свете луны, такой же яркой, как сейчас, сидели, выбирали кадры, смеялись, вспоминая те или иные события. — За эти дни я, как дура, несколько раз набирала его, — не смотря в ее сторону, не отрывая глаз от фотографий, Аделина сейчас изливала свою боль той, которая понимала ее, как никто другой. — Все казалось, что вот сейчас он возьмет трубку и скажет привычное: «Привет, кнопка». В детстве мне хотелось убить его каждый раз, когда он так называл меня. А сейчас… — Аделина всхлипнула, прикрыла рот рукой, — сейчас я бы отдала все на свете, чтобы снова услышать это дурацкое прозвище… Она, наконец, подняла голову и посмотрела на нее. Сколько они молчали, глядя друг на друга, глотая вновь нахлынувшие слезы? Аделина медленно закрыла альбом, положила его на столик рядом. Протянув руку, включала и выключала кнопку на лампе. — Когда возникают проблемы, когда нужно найти ответ или принять важное решение, он тоже всегда так делает. — Джоанна никак не могла заставить себя говорить о Кристиане в прошедшем времени. — Смеется, что это волшебная лампа, — улыбка тронула ее губы, — стоит потереть ее, и все налаживается. Аделина протянула руки и мягко коснулась бархатной поверхности абажура. Свет в лампе померк под ее ладонями. Замерев, она начала медленно раздвигать руки, смотрела, как свет становится все ярче, освещая погрузившуюся в плен наступающей ночи комнату. — Я загадала желание, — Аделина зачарованно смотрела на проступающий рисунок на абажуре, — если тень от лампы закроет полный диск луны, это будет знак оттуда, — она посмотрела в окно на сверкающее первыми звездами небо, — что это ошибка, он жив и обязательно вернется к нам. И тогда я скажу ему все, что думаю о нем. Что он, засранец, не должен был так нас пугать, что он невыносимый, безнадежный и… От звука внезапно распахнувшейся двери Аделина вздрогнула, ее руки дернулись. Лампа покачнулась, словно решая, оставаться ей на месте или подчиниться гравитации, под взглядами трех пар глаз все же накренилась и словно в замедленной съемке упала на пол. Абажур раскололся, но лампочка уцелела. Аделина и Джоанна посмотрели друг на друга, а потом подняли головы. Отражающийся на стене полный диск луны закрылся тенью от абажура ровно по окружности, словно в отдельно взятой комнате наступило свое солнечное затмение. — И любимый… — зачарованно смотря на стену, закончила Аделина, резко повернулась к Джоанне. — Он жив! — улыбнулась она ей. Джоанна кивнула, сжала руки в кулачки. Вошедший в комнату Макс медленно потянулся за телефоном. Конечно, Жан предупреждал… Но все равно ему стало не по себе. Он впервые видел, чтобы с ума сходили одновременно.***
— Почему? — он усмехнулся, снова проведя у нее за ухом. Ее передернуло, а ведь не так давно… — Что такое, любимая? — Руки убери… — раздалось глухое от противоположной стены. Он чуть повернул голову, улыбнулся. — Почему? — она не верила своим глазам. — У тебя пластинка заела, милая, — снова посмотрев на нее, он усмехнулся, протянул к ней руку, но та замерла в воздухе. Увидев, как она метнула в него гневным взглядом, а у другой стены зазвенели наручники, он засмеялся. — Вы, как дети, ей-богу! Неужели вы думаете, что сможете как-то остановить меня, помешать мне? Лучше бы подумали о том, что для вас все только начинается… — Зато для тебя все очень скоро закончится! — вдруг зазвенел привычными нотками ее голос, она тряхнула головой, уверенно глядя в его глаза. — Как только… — Что? Что «как только»? — смеясь, прервал он ее. — Как только, — он резко развернулся в сторону мужчины у противоположной стены, — его преданные холуи найдут меня? — Из тебя получатся хорошие ремни, — с нескрываемой ненавистью в голосе произнесла она, он лишь слегка повернул голову в ее сторону. — Будет очередь из желающих порезать тебя на кусочки. — Ну, пока что я наблюдал лишь очередь желающих попрощаться… с тобой… — повернув голову к противоположной стене, он несколько секунд улыбался, наслаждаясь их непониманием происходящего, потом поднялся, пройдя мимо сундука, взял лежащую на нем газету, подошел к мужчине, присел теперь уже перед ним на корточки, усмехнувшись, бросил газету первой полосой вверх. — Согласись, она так прекрасна в своем горе… Тот опустил взгляд на газету. «Директор Управления внешней безопасности Кристиан Рокье, погибший три дня назад в результате покушения, был сегодня похоронен на кладбище Пер-Лашез рядом со своими родителями». Текст, заставивший его перестать дышать. И ее фотография. Какой-то папарацци все же умудрился ухватить любимое лицо, ставшее цветом схожим с мелом, когда Макс сажал ее в машину. — Мразь! Звон наручников, непонятно откуда взявшиеся силы двигали им, когда он увидел это. Он умудрился все же достать его свободной рукой, схватив за горло, но был слишком слаб, чтобы справиться с молодым, крепким мужчиной. Тот, однако, не без усилий разжал его пальцы, резко вывернул руку, заставив захрипеть. — Не трогай его! Ее полный гневного возмущения звонкий крик остался без ответа. — Прибереги силы… — зашипел он ему в ухо, дернув за руку, резко оторвал его плечи от пола, продолжая вжимать колено в живот. — Они тебе совсем скоро понадобятся… Дверь заскрипела, яркий луч света ворвался в темницу. Она невольно зажмурилась. — Там босс звонит, тебя требует. На пороге стоял один из их тюремщиков, она узнала его по голосу. — Скажи, иду… Дверь захлопнулась. Он отпустил его. Рухнув на матрас, узник пытался снова ровно дышать и успокоить заполошно бьющееся сердце. — Так что, думаю, ты понимаешь, что никто не будет тебя искать. И никто не помешает мне получить то, к чему я шел столько лет. Ты непрост, но и я подготовился. Он поднялся и уверенным шагом хозяина положения направился к двери. — И все же, почему?! — крикнула она ему вслед. Он замер, уже у самой двери повернулся к ней. — Что есть такого в мире, что убило в тебе человека?! — Пять… — он повернулся к ней, усмехнувшись на ее ошеломленный, непонимающий взгляд, посмотрел на мужчину у стены. Тот повернул на него голову, вздохнул, прикусив губы. — Вот он понял. — Что… пять?.. — Пять миллионов евро трастового фонда. Кристиан повернулся и посмотрел на того, кого еще не так давно считал едва ли не сыном, и который, по сути, оказался банальным вором. Пусть и высокого полета. Ошеломленная Саша лишь открыла рот, молча смотря на стоящего у двери. — Увидимся… — Дэймон усмехнулся и, хлопнув дверью, снова погрузил их в темноту.