Джинн из бутылки

      Битлджус расхаживал по комнате. Он начал делать этого с того самого момента, как снова очутился в своем пристанище, будучи оторванным от Лидии без возможности больше воспользоваться преимуществом. Его поношенные ботинки тяжело ступали на сильно прогнившие половицы, а руки были крепко скрещены на груди. Однако все его мысли были обращены только на одно единственное воспоминание: как ее теплые губы практически коснулись его. Как он держал ее прямо в своих руках, а она отослала его назад перед тем… перед тем как… Что?       Он долго ругался и проклинал все и вся. Вначале все это казалось таким простым. Сняв с себя тяжелую шерстяную куртку, Битлджус бросил ее в пыльный угол и продолжил измерять шагами комнату, но уже в рубашке. Он предполагал, что девушка будет легкой добычей, столь глубокой и темной, и запутанной, и легковерной. В начале все, что она должна была защищать, были ее друзья, которых, надо признать, он недооценил. Но затем Лидия выросла. Это ведь была проблема всех живых, не правда ли? Они всегда менялись.       На первых парах он заглядывал к ней лишь изредка, когда находилось время между бесчисленными проблемами и возможностями сбежать от них на несколько часов. Для него было открыто несколько дверей, хоть не всегда, и ему нравилось вырваться ненадолго на улицу, кожей почувствовать солнце, а, когда было возможно, оставаться там как можно дольше. Он помнил момент… Лидию в голубом пасхальном платье, когда та стояла напротив зеркала и мрачно хмурилась, а ее мачеха ворковала и кружилась над ней. А позже, на той же неделе, ее черное пальто и полосатые брюки, которые выглядели очень знакомо. Это было первым намеком на то, что она не забыла его.       Ее костюмы стали более искусными и украшенными, и ее родители купили ей прекрасную швейную машину, которую Битлджус безуспешно попытался украсть. Вспомнив, как Бабс сердечно отчитала его в ту ночь, он осклабился от воспоминания ее яростной ругани. Ах, да. Он сам приковал себя к этим наблюдениям. Фотографии, костюмы, искусство и книги… Интересы Лидии были обширны и глубоки. Философия, история, ужасы и, в большинстве своем, театры. Она даже изучала пиратов и создала прекрасный пиратский костюм для Ярмарки Ренессанса в северной части Нью-Йорка. А вот это было действительно забавно, он улыбнулся, вспоминая, как преследовал Генри Моргана*. Какое существо было бы рядом с ним, она была бы…       Затем она пошла в колледж, Скидмор, в Саратога-Спрингс. Это было хорошее решение. Она расцвела там, и Битлджус следил за ней уже чаще, он стал ощущать себя несколько странно, ему словно было сложно вздохнуть, когда он видел ее в комнате. В шестнадцать лет она была разве что интересна. В восемнадцать – мила. В двадцать… Закрыв глаза, он почувствовал ее поцелуй. В двадцать лет она была за пределами его описаний.       И в какой-то момент, в течение сегодняшнего дня, он забыл то, что пытался сделать. Когда возможность предстала перед ним, он прилетел к ней, чтобы избавить ее от надобности выбить всю дурь из голов тех идиотов. Его мысль была проста: если ему удалось бы влюбить ее в себя, то он был бы свободен, как птица. Лидия не отослала бы его назад, если бы была без ума от него; в любом случае, такова была теория. Раньше это работало, пускай даже и недолго. Но затем она спросила его остаться, и он… пробыл с ней всю ночь. След от ее тепла все еще оставался на его коже и был настолько сильным, что можно было решить, что это было больше, чем просто воспоминание. Он тяжело вздохнул, мотнул головой и случайно взглянул на себя в зеркале. В отличие от Мира живых, в Междумирье зеркала действительно чертовски работали.       Битлджус рассматривал себя, что делал далеко не часто. Дикий, изможденный, бледный… мертвый. Запавшие глаза, а форма его скул была четко обведена. Рубашка, что он носил, была не-так-уж-чиста-и-выглажена, а его бриджи были из темной старой шерсти, которые заканчивались чуть выше тяжелых ботинок. Не совсем материал для GQ**, хотя он и ненавидел это признавать. Лидия была для него слишком хороша. Не говоря уже о том, что он банально не выделял никакого тепла, в то время как она была такой теплой. О чем он думал? Ему всего лишь нужно было ошиваться поблизости достаточно долго для того, чтобы убедить ее не посылать его, а затем исчезнуть из поля зрения и оставаться тихим какое-то время. Приносить ей подарки время от времени. Как к этому всему относился его чертов гардероб? Или температура тела, раз уж на то пошло?       — Я не видела тебя таким серьезным с тех пор, как тебя съел песочный червь.       Он развернулся, раздосадованный, что его поймали за столь очевидным самосозерцанием. Джуно сидела на его кухонном стуле, спокойно куря и смотря на него с любопытством. Битлджус сердито глянул на нее, но она осталась невозмутимой.       — Ты когда-нибудь вообще стучишь? — проворчал он, но она не ответила. — Что? Чего тебе надо, бабуль? Потому что что бы это ни было, мой ответ нет.       — Во что ты играешь, Битлджус? — слова отозвались в его голове уже другим голосом. Его хмурый вид еще больше помрачнел.       — Я не играю. Разве мне не разрешено иметь друзей? — произнес он, но сам понимал, насколько неубедительно это звучало, и потому ненадолго закрыл глаза, досадив самому себе.       — Друзья? Вот, значит, кто ты? — резко поддавшись вперед, спросила она. — Вот, значит, что ты, внучок, делал в постели этой бедной девочки? — Битлджус настороженно посмотрел на нее, но Джуно жестом остановила его, подняв высохшую руку. — Ты ведешь опасную игру с ее сердцем. А мне не стоит напоминать, что Лидия находится под защитой, — она приподняла бровь, и он обнаружил себя сидящим рядом с ней вместе с полупустой бутылкой виски и грязным стаканом. На самом деле выпивка не помогала, но заставляла чувствовать себя лучше и помогала занять чем-то руки. По крайне мере, пить и одновременно душить свою бабушку он не мог.       — Джуно, — остановившись, Битлджус попытался снова. — Лидия, — он сильно волновался, это было так тупо. — Я больше не знаю, в какую игру я играю. Честно говоря, не думаю, что я вообще уже играю. Думаю, теперь это она ее ведет, — произнеся это, Битлджус опрокинул полстакана виски и посмаковал его вкус. Джуно взглянула на него с тенью удивления.       — Возможно, для тебя еще есть надежда, — с некой убежденностью сказала она.       — Сомневаюсь, — однако его губы дрогнули в улыбке. Он пристально посмотрел на старого призрака. — Что она сказала тебе про меня? — тон его казался беспечным, но в глазах отчетливо читалось совершенно иное. Джуно задумалась.       — Она думает, что ты что-то задумал. И знает, что ты хочешь заполучить свободу. Но так же она прекрасно осведомлена о том, на что ты способен, и это полностью твоя вина.       — Ты сказала ей, что у меня зашкаливают гауссы, — осуждающе произнес он, радуясь, что ему было, чем ответить.       — Я сказала ей правду. Разве ты не собирался рассказать, насколько ты могущественен? С твоей-то подпорченной славой? — голос Джуно становился все громче, что заставило Битлджуса вздрогнуть. — Ты сам загнал себя в цепи, Битлджус! Ты и больше никто. Это все равно, если бы ты приходился самому себе тезкой за все то добро, что сделал для себя. Ты должен был уйти, когда у тебя был шанс, — она вздохнула, в равной части от усталости и отвращения. — И теперь ты на грани кражи сердца, живого сердца, и собираешься утащить его вместе с собой.       — А она пойдет? — прошептал он. — Падет ли она вместе со мной? — Джуно никогда не слышала, чтобы он так говорил. Вся злость мгновенно улетучилась, она встала и погладила его по непослушным волосам.       — Возможно. Вопрос в том, позволишь ли ты?       Через минуту она подошла к двери, воздержавшись от своего обычного драматического ухода. Битлджус продолжал хмуро смотреть на стол с пустым стаканом в руках. Когда Джуно обернулась, то собиралась лишь попрощаться, однако он выглядел таким несчастным, что она сжалилась над ним. Самую малость.       — Если тебя это утешит, то она очень сильно тебя любит. И я верю, что ты это заслужил, — произнеся это, она ушла, ее шаги в коридоре вскоре затихли. Но даже после того, как бутылка опустела, Битлджус еще долго не двигался с места.