Цубаки Савабэ всегда была пацанкой...

Цубаки Савабэ, насколько помнил Косей, всегда была пацанкой, и похоже, именно поэтому он не злился на нее. Никогда. Не при каких обстоятельствах. «Пацанка в юбке…» — думал Арима, когда эта девчонка пыталась перелезть через железный забор, чтобы спереть вишню с дерева соседа. А потом, заливаясь звонким смехом, прыгала ему на спину и кричала «Беги!», когда разъяренный хозяин дома показывался на пороге. Можно было ее ненавидеть за это, но нет. Смотря в ее медовые глаза и детскую улыбку, он лишь закатив глаза, потирал ушибленный локоть и смеялся над тем, как она по своей рассеяности валится с лавочки и обиженно надувает губки. Цубаки Савабэ всегда была пацанкой, и поэтому Косей не удивлялся, когда его подруга заваливалась к нему домой в час ночи в одной спортивной майке и с бейсбольной битой в руках. — Поиграем в «Надавай Косею по макушке битой»? — она сонно потирает глаза, а Арива усмехается, за что и получает первый удар по коленке. — Ой, промахнулась. Сейчас точно попаду! — и весело хихикая, мчится за кричащим на весь дом другом. Можно было ненавидеть ее и за это, но тоже нет. Просто невозможно сердиться на ту, что тихо сопит под боком и шепчет что-то из кричалок на бейсбольных матчах, а он, лишь грустно улыбается, приложив лед к новому синяку на лбу. Цубаки Савабэ трудно было не заметить на переменах в школе. Несясь по коридору, как угорелая, и сшибая всех и вся на своем пути, она орала что-то угрожающее впереди бегущему Ватари, что, как всегда, украл ее портфель. Она не пыталась казаться милой и нежной, как все девушки, Цубаки вела себя так, какой она была всегда — девчонкой со шрамами на худых коленках и короткими каштановыми волосами, насквозь пропахшими карамелью и детскими мечтами. Именно за это ее любил Арима. Именно за это ее любили все. Такой была его лучшая подруга. Девчонка в бейсбольном шлеме с большими янтарными глазами и длинными ресницами. Девушка с характером мальчишки, которая всегда носит юбку и длинные серые гольфы. Пожалуй, единственное, чего боялось это ходячее сумасшествие — горя Косея. Она нередко называла его своим младшим братом и трепала за темные волосы, пока тот, возмущенно крича, пытался отбиться от нее. Цубаки любила, когда мальчишка играл на рояле, любила его длинные пальцы, что быстро бегали по белоснежным клавишам, но делал он это очень редко, и Савабэ одобряла его решение. Больно было смотреть в его голубые печальные глаза, на которых вот-вот могли навернуться слезы, больно было видеть как кривятся его тонкие губы, когда мальчишка вновь хочет заплакать. Косей Арима всегда был слабаком, и именно так считала девушка, смотря на то, как ее друг вновь прогуливается по мосту, одиноко свесив голову. — Косей! — она сшибает его с ног на землю и прыгает на его хрупкую спину, лучезарно улыбаясь. — Прибью, дурак, снова меня одну оставил! — Ц-цубаки, я… — и он виновато поднимает на нее взгляд серых глаз и понимает, что когда та улыбается, мир вокруг расцветает нежными лепестками сакуры. Он проводит рукой по ее шелковистым волосам, вынимая из ее волос маленький розовый цветок, что сорвал с рядом стоящего дерева ветер, и Цубаки отчаянно краснеет, когда тот проводит рукой по ее щеке. Косей, заливаясь краской, подается вперед, невесомо касаясь ее бледно-алых пухлых губ и тут же испуганно отстраняется, глядя, как меняется лицо подруги. — Я-я не это имел ввиду, Цубаки! Я просто… — Глупый, глупый Косей, — радостно хохочет девушка и слезает со спины бедного парня, что сейчас больше походил на спелый помидор, чем на мальчишку с бледно-молочной кожей. — Больше так не делай, иначе в следующий раз получишь битой по черепушке! И поправив лямку висящего на ее спине портфеля, шатенка подпрыгивая, пошла вперед, напевая только знакомую ей мелодию, словно несколько секунд назад ничего не происходило. Именно за это ее любил Арима. Она никогда не закатит истерики, как обычная девчонка. Потому что Цубаки Санабэ — пацанка с радугой и сладостями в голове, потому что Цубаки Савабэ — его лучшая подруга.