Часть 1
6 апреля 2018 г. в 16:10
— Чего это они? — кивнул на лидеров команды Шипачев, обращаясь к Войнову — Слава просто, как показалось Вадиму, был в раздевалке гораздо больше, чем все остальные члены команды в этот период времени; кто-то ушел в зал на растяжку, кто-то еще даже не пришел, а кто-то просто всем своим видом показывал, что не собирается идти на контакт с кем-либо перед важным соперником.
— А? Чего? — удивился Войнов — он сидел в раздевалке уже довольно давно, Шипачеву правильно показалось, но внимания ни на что не обращал, уткнувшись в свой телефон.
Вадим легонько кивнул головой в сторону Ковальчука и Дацюка — капитан и его заместитель ругались о чем-то очень остром в половину голоса — выглядело это довольно весело, если не принимать в расчет того, что обычно лидеры СКА не ругались вообще. Войнов от удивления забыл даже рот закрыть, а большие глаза распахнулись так, словно Илья и Павел не ругались, а целовались. Илья постоянно нервно тряс своим свитером в руках, что-то очень активно и яростно доказывая Павлу, Дацюк же тыкал пальцем в грудь Ковальчука, пытаясь привести все новые и новые аргументы в пользу своей точки зрения. Ни Слава, ни Вадим никогда не видели лидеров такими — если уж и возникали между ними какие-либо разногласия, то это мгновенно вспыхивало, перерастало в мордобой и также быстро угасало, но никак не выставлялось на обозрение в форме весьма невежливого и несдержанного разговора. Как бы вежливо капитан и его почетный зам не общались с журналистами, фанатами или Олегом Валерьевичем Знарком, всем разговорам они предпочитали разок другой взмахнуть кулаком и доказать противнику, что не всегда все разногласия решаются дипломатией — в хоккей, все-таки, настоящие мужчины играют.
— И правда, Шипа, чего это они? — Вячеслав даже отложил свой ненаглядный телефон, не отрывая взгляд от них. Шипачев пожал плечами и устало посмотрел на Славу — мол, у тебя хотел узнать; и уже даже не они одни пристально наблюдали за капитанской ссорой. — Пошли поинтересуемся, что ли…
— Сиди, — Вадим остановил попытку Славы подняться, придерживая защитника за плечо. — Там уже другой миротворец пошел на разведку, — Шипачев указал на осторожно крадущегося в сторону капитанов Шестеркина, который всем своим видом показывал, что если ему случайно тоже перепадет пару толчков в плечо или ласковых словечек — спасайте, пацаны.
Вадиму и Вячеславу не было слышно, о чем спросил Игорь, вставший рядом с ними и осторожно вступивший в разговор, в принципе, как не слышно было то, о чем так яростно спорили два капитана, но жарко ругающиеся Илья и Павел на мгновение прервали свой диалог и так посмотрели на голкипера, что Шестеркин отошел от них практически сразу и с таким видом, словно у него перед глазами пронеслась вся его жизнь. Шипачев засмеялся, а вот Слава задумался — что же такое могло произойти, что главы команды сейчас, за сорок минут до матча, готовы загрызть друг друга — а это явно не к добру.
— Шестера! — крикнул Вадим, наблюдая за вратарем, приунывшим и поникшим. — Иди сюда!
На зов нападающего Игорь поскакал резво, словно был на кастинге нового Коня-Огня, и ему хватило нескольких секунд, чтобы отказаться подле Шипачева, прижимаясь щекой к сильному плечу нападающего.
— Успехов в миротворческой миссии по примирению никаких? — издеваясь, спросил Слава.
— Никаких, — вздохнул Игорь, грустно взглянув в сторону Кови и Дацюка — после вмешательства Шестеркина, казалось, стало только хуже, и теперь уже Паша не тыкал в ключицу пальцем, а сжимал кулак перед лицом Ковальчука, а Илья, натянувший уже игровой свитер, размахивал руками с еще большей интенсивностью, не боясь задевать своими подвижными конечностями грудь Дацюка. — Вы не знаете, что с ними?
Шипачев пожал плечами, а Слава встал на коньках и пошел в сторону капитанов, оглядываясь на Широкова — второй альтернативный с усердием зашнуровывал коньки и даже не пытался взглянуть на грандиозный разрастающийся скандал прямо у него под боком.
— Вы, — с придыханием сказал Слава, почему-то забыв половину слов, что он заготовил. Кови и Дац снова остановили свои жаркие речи, уставившись на несчастного Войнова, как дикие бешеные волки, готовые растерзать и съесть неугодного им человека. — Да, вы двое, — Войнов споткнулся на всех трех словах, которые смог выдавить из себя, но все-таки собрал волю в кулак и продолжил, — хватит ругаться. На вас вся раздевалка смотрит. И без вас нихрена настроя нет, а вы еще и сейчас последний распугаете.
— А тебя, Слав, это ебать не должно, — внезапно сказал Павел, но все-таки посмотрел за спину Войнова — на них и правда все пялились.
Капитан посмотрел по углам раздевалки и пробежался взглядом по потолку, а потом внезапно глубоко вздохнул, стискивая зубы и перекидывая взгляд на Кови. Илья нахмурился и смутился, а Войнов на секунду даже выпал из реальности — он, конечно, все прекрасно понимал, но вот такое отношение к себе отчаянно отказывался даже осознавать. Капитан, конечно, очень важная фигура, кубок Стенли, туда-сюда, но Слава тоже въебать может.
— Меня может ебать и не должно, — громко и твердо сказал Вячеслав, звякая лезвием конка по бетонному полу. — А вот команду, к сожалению, ебет. Мне кажется, любую команду волнует, когда ее лидеры ведут себя подобно вам.
— Ну отвернись, не смотри, — подхватил слова Павла Илья, сжимая кулаки и чуть ли не топая ногой. — О чем хотим, о том и разговариваем. Прости, что разрешения не спросили.
— Да вы откровенно ругаетесь! — возмутился Слава. — Идите хоть в коридор!
— «Ругаться» и «разговаривать» — это синонимы, — фыркнул Ковальчук. — Так что разворачивайся, Слав, и катись отсюда, — Илья махнул рукой в сторону Шипачева и Шестеркина, которые все также стояли на своих местах. — По-хорошему предлагаю, — альтернативный капитан красноречиво посмотрел на защитника, всем своим взглядом выражая неприязнь к действиям сокомандника.
— Ну охуеть, что теперь сказать, — Вячеслав даже плечами не пожал, быстро ретировавшись с места своего морального поражения. — Даже не возразить ничего.
А Ковальчук с Дацюком даже не думали переставать делать то, что начали минут десять назад. Войнов удивленно взглянул на них и вернулся к переодеваниям; Шипачев и Шестеркин, раскрыв рты, даже не думали что-то говорить — по удивленным глазам Вадима и даже немного испуганным глазам Игоря было все понятно.
Даже совершая очень активные движения в огромных количествах, которые так и кричали всем, кто их видел, что сейчас эти двое непременно сцепятся и не разойдутся до тех пор, пока не сломают каждую косточку в теле противника, Илья и Паша оставались слишком тихими, чтобы кто-то смог услышать, а чем они говорили, а многие даже и догадаться не могли, что же могло послужить началом таких жарких споров среди капитанов. Войнов не обратил внимания на то, о чем они говорили — Илья тараторил так неразборчиво, было открытием, что Дацюк умеет читать по губам, а Паша говорил отчетливо, быстро и отдельными короткими фразами — казалось, что эти двое придумали свой особенный язык, на котором теперь так активно материли друг друга.
— Вой, а чего это они? — спросил подошедший Плотников — Сергей только вернулся с разминки в зале и застал лишь третий акт этого спектакля, однако, практически ничего не пропустил.
— Да бес их попутал, — прошипел Вячеслав, натягивая трещавшее джерси на себя. — Шипа, застегни нагрудник, расстегнулся, сука, — казалось, все нервное настроение Ильи и Паши передалось и ему тоже — уже чесались руки набить какого-нибудь полевого игрока их сегодняшнего соперника — магнитогорского Металлурга.
— Ладно, Слав, не злись на них, — сказал Игорь, во все глаза продолжая наблюдать за разборками Ильи и Павла.
Шипачев, застегнув нагрудник Вячеслава, удалился к своему баулу, чтобы переодеться в форму перед раскаткой; Игорь, стушевавшись, извинился и ушел по той же причине; Плотников, не получивший ответа на заданный вопрос, пожал плечами и ушел. Войнов остался со своими мыслями наедине.
***
— Скоро Матч Звезд, — зачем-то сказал Павел, понуро склонив голову и рассматривая свои коньки. — Как ты думаешь, поедем от нашего дивизиона? Дадут приглашение или как обычно, самим договариваться? — это была не та тема, которая вообще его как-либо трогала последние несколько лет, но им просто нужно было о чем-то поговорить кроме этого.
— Я думаю, нам нужно извиниться перед Славой Войновым, — сразу же ответил Ковальчук, который не следовал примеру капитана и смотрел под самые своды арены, словно увидел там что-то интересное. — Что думаешь об этом?
— Что было бы классно увидеться с Сережей на Матче Звезд, и не пришлось бы искать с ним встречи каждый раз по поводу и без, — Дацюк смотрел под свой конек — и вместо чего-то ожидаемого и интересного это оказался кусок ленты с клюшки. — Я в любом случае поеду. Это такое громкое и красивое событие.
— Чего ты заладил со своим Матчем всех Звезд? — вскипел Ковальчук. — Мы Славке нагрубили, а ты тут со своим… матчем! Да еще и матчи в регулярном чемпионате проигрываем. Да еще и кому! — Илья потряс клюшкой в воздухе с таким лицом, словно на секунду стал богом-громовержцем Зевсом, а в руках его же клюшка стала молнией, которую он был готов метнуть прямо в центр ледовой площадки, чтобы все сгорело и больше никогда не волновало Ковальчука. — Были бы соперники важные… А это. Капуста какая-то.
Илья швырнул клюшку со скамейки на трибуны и уже решил уходить в раздевалку, как Паша остановил, схватив альтернативного капитана за край джерси. Ковальчук дернулся, намереваясь вырвать свой свитер желательно вместе с рукой Павла, но Дацюк держал предмет его формы своей сильной рукой без краги, поэтому избавиться от цепкой хватки капитана было не так просто. Ковальчук предпринял попытку дернуться еще раз, но чуть не упал — конек соскользнул на кусочке ленты. Все события вели к безудержной истерике.
— Сядь ты уже, — гаркнул Дацюк, стукая крюком клюшки о борт. — Опять в раздевалке смотреть на нас будут.
— И правильно делают, что смотрят, — громко сказал в ответ Кови, на скамейку рядом с Пашей все-таки плюхнулся, пусть и с самым недовольным лицом. — Мы бы с тобой еще громче говорили, — Ковальчук отдавал себе отчет в своих действиях, и ему было стыдно перед ребятами за то, что они увидели сегодня в раздевалке перед игрой, особенно перед Игорем и Славой, которым попало совершенно ни за что. — А представляешь, о чем бы говорили ребята и как бы смотрели теперь на нас, если бы узнали?
— Ребятам наплевать, — равнодушно сказал Дацюк, — а от того, что они что-то узнают, мало изменится наша жизнь.
— После таких новостей мало у кого жизнь меняется, — злобно фыркнул Ковальчук. — А наша с тобой жизнь не просто поменяется, она соберет вещи и свалит в теплые края, жить, наверно.
— Сядь и замолчи, — Дацюк не стал слушать всех причитаний Ильи и просто заткнул его, и даже если бы Ковальчук начал что-то говорить против слов Паши, то Дацюк бы смерил альтернативного капитана убийственный взглядом и заткнул бы уши пальцами, чтобы не слушать ничего.
Ковальчук примостился плечом к плечу капитана и замер. Так тоскливо ему давно не было. Встал с утра не с той ноги, поругался со всеми домашними и продолжал ругаться со всеми, кого только встречал на пути; потом попался на пути совершенно такой же Дацюк, и их химия перестала быть простой химией, а превратилась в ядерную. Паша предложил ему покинуть раздевалку и поговорить обо всем интересующем за дверьми помещения, где слишком много заинтересованных лиц, но Ковальчук просто горел прямо сейчас поговорить обо всем волнующем его. На двоих у них было много интересов, но один интерес объединял больше, чем что-либо может объединять друзей, и был это…
— Мозякин, — сказал Павел, резко разворачиваясь к Илье.
— Где Мозякин? — как ребенок, вскочил Ковальчук, осматриваясь по сторонам.
Дацюк рассмеялся и указал клюшкой на противоположные от скамеек трибуны. И правда, Мозякин и Коварж стояли на трибунах, Сергей переоделся в уличную одежду и накинул куртку, не застегивая ее, а Ян был в строгой белой рубашке и черном пиджаке. Коварж жонглировал мандаринами или какими-то другими оранжевыми небольшими цитрусовыми, а Сергей смеялся. Илья страстно желал узнать, какого черта здесь происходи и как долго он пялился куда-то сквозь стены, что попустил предысторию всего происходящего, но Дацюк ничего не хотел говорить ему — он лишь смотрел на представление, развернувшееся по ту сторону от площадки, широко улыбаясь.
— Какого черта они делают? — не присаживаясь на свое место, спросил Кови, прищуриваясь и смотря на то, чем занимаются нападающие уральской команды, с явным непониманием.
— Ну, Ян, кажется, кидает в воздух шарики для пинг-понга и ловит их, а Сережа смеется над ним, потому что Ян упустил уже штук пять, — вскинув брови и поглядывая на Ковальчука взглядом, полным скептицизма, Дацюк попытался объяснить внезапно ослепшему Илье ситуацию.
— Это мандарины, — сказал Илья, резко поворачиваясь к капитану — он уже практически перелез через бортик и покатился к противоположной стороне площадки.
— Это не имеет значения, блять, — Паша дернулся и первым встал на лед, буквально перепрыгивая через борт.
— Ты хочешь поехать к нему? — спросил Ковальчук.
— А ты хочешь мне помешать? — с вызовом спросил Дацюк. — Или хочешь позволить мне упустить возможность хоть немного поговорить с ним вне льда? Как говорит Знарок: «Не упусти возможность упустить возможность», — с нервным смешком сказал Павел, с нежностью смотря в сторону капитана Металлурга. — Пошли, хоть немного питерской вежливости и культурности проявим — поздороваемся. Знаешь, как по-чешски «привет» будет? — Дацюк выгнул бровь и покатился задом, чтобы разговаривать с Ильей, а не с пустотой, которая и без этого заполняла его изнутри.
— Удиви меня своими познаниями, — Ковальчук ждал шутку, и он ее получил:
— «Иди нахуй отсюда, Коварж, ты мешаешь нам», — сказал Дацюк и громко захохотал — его хохот, больше сравнимый сейчас с неприятным ржанием лошади, стекал под своды стадиона и капал на лед.
— Смотри не удиви нежного чешского форварда своими глубокими познаниями в его родном языке, — попросил Ковальчук — он прекрасно знал, что если они позволят себе обидеть Яна действием или словом, то Мозякин не вспомнить по свою репутацию и возраст, он перелезет через стекло и набьет их, как грушу в спортзале, а они даже ничего с этим сделать не смогут — они просто не смогут сопротивляться ему.
— А ты смотри случайно не напомни Яну, что ты сегодня травмировал его чешского друга, — Дацюк явно не понял, что Кови говорил совершенно серьезно, и язвительно напомнил о том, что во время второго периода сегодняшней игры Томаша Филиппи под руки увели с площадки после столкновения именно с Ильей.
Кажется, двух нападающих в синих домашних свитерах Мозякин и Коварж все-таки заметили; Мозякин, кажется, поглядывал на них краем глаза, а вот Ян с улыбкой наблюдал за двумя приближающимися питерскими форвардами, растеряв все свои мандарины. Илья все еще страстно желал узнать, почему эти двое разгуливаю по арене и не уезжают праздновать разгромную победу над великими и ужасными хоккеистами из СКА, почему Ян кидается мандаринами и почему Мозякину так идет ярко-красный цвет — серьезно, этот чертов магнитогорец и без огромного красного пуховика на нем так и просится под струю огнетушителя, а тут красная матовая ткань, обрамляющая его со всех сторон, созданная для привлечения внимания.
— Эй, Сергей, Ян, добрый вечер, — Дацюк помахал нападению соперника рукой и вежливо улыбнулся — еще немного вежливости и напускной учтивости от их капитана, и весь ужин Ильи бы оказался на льду, — как жизнь, как самочувствие? Как вам наша погода?
Судя по удивленным лицам Яна и Сергея, они ожидали как минимум приглашения нахуй — а тут такие слова.
— Прекрасная погода, — сказал Ян по-русски, добродушно улыбаясь и поглядывая на Мозякина — капитан кивнул ему, или соглашаясь с Коваржем, или как бы говоря ему, мол, ты все правильно на чужом языке сказал, молодец.
— Да и здоровье прекрасно, — Мозякин положил руку на плечо Коваржа и снисходительно улыбнулся. — Но, мне кажется, нам пора, — вероятно, разговаривать с ними у магнитогорского капитана не было никакого желания, он поднял с пола мандарин — и это оказался не фрукт семейства цитрусовых, а мячик для тенниса, с которыми обычно тренировались вратари. — Приятно было повидаться.
— Да погодите же вы, — Ковальчуку даже показалось, когда он отъехал немного вперед, что Дацюк позади него стоит в деловом костюме и с моноклем — такой вежливости и добропорядочности в голосе Павла он не слышал уже очень давно. — Мы же с миром, да, Илюш?
Ковальчук взглянул на Пашу — лицо капитана перекосила злость, а сам он вцепился взглядом в руку Мозякина, которая лежала на плече Коваржа. Пусть Дацюк и производил впечатление самого вежливого человека в Петербурге, но Ковальчук видел — магнитогорцы давно прочувствовали всю атмосферу и собираются ретироваться, и Паша сделает все, чтобы этого не произошло. По-хорошему, сейчас, чтобы перебраться на трибуны с площадки, им было необходимо вернуться к скамейкам, перелезть там и уже оттуда бежать, огибая арену, но Дацюк и Ковальчук прекрасно знали короткий путь — через бокс для штрафников.
— Гопники ленинградские, — прокомментировал происходящее Мозякин, наблюдая вместе с открывшим от удивления рот Яном за тем, как два питерских капитана с самыми серьезными лицам перебираются через стекло, коньками упираясь во все возможные выступы. — Сказали бы, мы бы сами к скамейке подошли, — Сергей пожал плечами, понимая, что желание поговорить у них очень даже серьезное.
— Невежливо гостей заставлять гоняться туда-сюда, — сказал Ковальчук, внезапно для себя перенимая у Дацюка ядовито-вежливый тон, — да, Паш?
— Совершенно верно, — кивнул Павел и спрыгнул на бетонный пол трибун. — Мы просто хотели узнать у тебя кое-что, — сказал Дацюк, обращаясь к Мозякину. — Ты едешь на Матч всех Звезд? — Ковальчук, до этого момента не понимающий, к чему идет разговор, хлопнул себя рукой по лбу.
Снова на лицах магнитогорских нападающих отразилось искреннее детское удивление — больше всех был удивлен Ян, чему способствовала его подвижная мимика и минимальный набор русских слов, значение которых он бы понял в этой ситуации.
— До него дожить еще надо, — Мозякин пожал плечами. — Но приглашение было. Поеду, наверное, — Сергей покосился на Яна, а потом снова посмотрел на приближающихся Илью и Павла. — А в чем проблема?
— Да просто интересно стало, — сказал Дацюк, присаживаясь на место недалеко от Яна. — У тебя же юбилейная поездка в этом году. Десятый раз, все-таки, — напомнил Мозякину Паша со светящимся от счастья лицом. — Ты сам-то не забыл?
— Да нет… не забыл, — Мозякин словно проглотил несколько слов и не мог вздохнуть — именно так он выглядел сейчас. — Просто как-то не придавал этому значения? А ты с каких это пор ко мне в статисты нанялся, а, Дацюк? — видимо, на юбилейный Матч всех Звезд Сергею было наплевать, и он решил закончить совершенно ненужный диалог шуткой.
Павел словно язык проглотил — такого отпора он не ожидал, и тогда Ковальчук, набравшись храбрости, решил вступить в разговор. Он протопал по нижнему ряду мест к стоящим неподалеку Яну и Сергею и красноречиво посмотрел на Дацюка — капитан только плечами пожал, мол, твори, что душа твоя пожелает.
— Ты же, ну, единственный, кто на всех десяти Матчах был, если считать и будущий, — сказал Ковальчук, привычно ныряя взглядом под своды арены, чтобы не встречаться взглядом с Сергеем — иначе бы он просто не знал, что бы мог делать в такой ситуации. — А это, ну, рекорд. Своеобразный, конечно, немного сомнительный, но рекорд, — Илья осмелился похлопать Мозякина по плечу и широко улыбнулся.
— Ну да, в этом ты совершенно прав, — кивнул Сергей, призадумавшись и поворачиваясь к Яну. — Я думаю, нас уже ждет команда, нам пора идти, — видя все еще удивленное лицо Коваржа, Сергей решил не продолжать разговор с питерскими капитанами и ретироваться в относительно безопасную раздевалку. — Всем удачи, всем пока, — и только когда магнитогорские нападающие уже передвигались утиными шажками, покрякивая от напряжения, к выходу, Ковальчук заметил Осалу — финн стоял, немного выглядывая из-за стены, и жестами зазывал своих лидеров обратно. — Пока-пока! — на прощание Сергей так обворожительно улыбнулся им, что ни Ковальчук, ни Дацюк не смогли сдержать томного вздоха.
Компания магнитогорских нападающих неспешным шагом удалилась в сторону своей раздевалки, а Илья с Пашей даже не переглянулись.
— Какого хрена ты опять завел этот тупой разговор по Матч Всех Звезд? — вскипел Ковальчук, жалея, что под руками не было ничего, что он мог бы кинуть в Дацюка — клюшка валялась на трибунах, краги уже лежали в раздевалке, а шлем был потерян где-то на скамейке. — Конечно же, блять, он поедет туда, он единственный, ради которого вообще можно этот матч раз в год устраивать — больше там никто никого не ждет! — фыркнул Илья. — Можно было еще что-то спросит у него? А еще не ехать на него с таким лицом, словно ты его убить собираешься, но это так, по настроению! — прорычал Ковальчук и, на найдя, что бы ему такое кинуть в Пашу, пнул носком конька какую-то железную трубу — лезвие конька звякнуло и развалилось на две части.
— А ты бы предложил что-то лучше, гений? — Дацюк решил не оставаться в стороне и тоже прикрикнуть на альтернативного капитана, пока их не нашли и не вернули в раздевалку — по идее, их уже должен был искать Знарок с арматурой в руках, чтобы настучать палкой за каждый нереализованный момент на этом матче. — Я хоть вообще смог сделать так, чтобы он с первых мгновений не послал нас. Ты видел, как этот Коварж смотрел на тебя? — капитан махнул на Ковальчука рукой. — Одно его слово — и тебя бы также по борту красиво прокатили, как ты их этого Филиппи, — Ковальчуку было плевать, как на него смотрел чех — его интересовал взгляд лишь магнитогорского капитана.
— Ну и пусть, — глупо улыбаясь, сказал Илья. — Он улыбался нам, когда уходил, ты видел это?
— Да, — таким же тоном крякнул в ответ Павел. — Жалко не было телефона с собой, чтобы заснять этот момент.
***
Ярно Коскиранта и Оскар Осала друзьями не были, но выпить пива после игры, как самые настоящие братишки, могли и делали это с превеликим удовольствием. Оскар любил слушать, что ему рассказывал Ярно о произошедшем или назревающем случиться на Родине — в отличие от своего соотечественника, играющего за Магнитогорск, Коскиранта был в Финляндии гораздо чаще, потому что имел возможность быстро и без проблем смотаться за сутки до Хельсинки и обратно на трехколесном велосипеде, а Оскар за это время даже до Москвы бы не долетел. Более того, жена Ярно была родом из небольшой Ваасы, откуда родом был и сам Оскар — двух нападающих разных, но соперничающих клубов, что-то определенно роднило сразу после сине-белого флага, гимна и строчки про гражданство в загранпаспорте паспорта. Ярно часто был в Ваасе, а один раз даже передал посылку от Оскара его родителям.
Вместе с командой Оскар жил в большом отеле, и если обычно они встречались на нейтральной территории, чаще всего уже на месте назначения, то сейчас Оскар сердечно извинился перед Коскирантой и попросил его подъехать к его отелю вместе с его водителем. Ярно вздохнул, ругнулся и выехал со своим русским водителем по высланному в сообщении адресу. Мало ли, что там случилось у Осалы.
— Еще раз привет, Ярно, и еще раз извини за то, что я опоздал, — Коскиранта ждал на подземной парковке под отелем всего-лишь несколько минут и не совсем понял, к чему были эти адреса и просьбы забрать, так как он бы с удовольствием подождал Осалу лишние минут десять в кафе, а не на парковке — но Оскар выглядел так, словно вся паника, разведенная им, была оправдана. — Снова логисты сменили сеть отелей, снова неразбериха с номерами, — Оскар пожал плечами и сел в машину — дверь ему учтиво открыл Ярно.
— Посиди пока, я закурю, — сказал Ярно, останавливаясь перед Оскаром и вынимая пачку сигарет из кармана джинсов.
— Лучше пошли выйдем, здесь, наверно, лучше не курить, — Оскар кивнул на довольно большую надпись на ближайшем столбе на английском — «не курить». — Здесь отвратительная и строгая охрана, нигде такой больше не видел. Пошли, я видел курилку, — Оскар поправил шнурки на кроссовке и поднялся с сидения.
— Можешь немного подождать? — попросил Ярно водителя и пошел за Оскаром.
Погода в Петербурге была не самая приятная, но лучше, чем когда день за днем солнце и луну заменяли бесконечные серые низкие тучи — пусть уж сигарету тушит небольшой порывистый ветер, а не соленый дождь. Оскар показал рукой в сторону производственных помещений отеля, где был виден зеленый значок и табличка, и они отправились туда. Коскиранта с наслаждением прикурил сигарету и предложил одну Оскару — однако, Осала отказался.
— Постоянно, как в Питер приезжаете, так начинается, — сказал Ярно, имея в виду ситуацию с отелем — второй раз магнитогорская команда была на выезде в Петербурге и второй раз они очень неудачно заселились в отель.
— Да ладно, мне кажется, со всеми бывает, — Оскар пригладил волосы и сразу перестал быть похож на растрепанного бегуна. — Самое главное, чтобы ничего из случившегося не отразилось на игре — как по мне.
— Тут я с тобой согласен, — Коскиранта пожал плечами, — однако, видимо, вас не тревожит вообще ничего, что может потревожить вне игры, — усмехнулся Ярно, вспоминая, как магнитогорцы на их же территории оттаскали их, как котят, лично Коскиранту неслабо так толкнул Платонов, за что получил двухминутное удаление, и это было единственное, чем отличился финн в сегодняшнем матче — заработал большинство для своей команды, которое реализовали его партнеры, пока сам Ярно думал, что вот-вот отправится к праотцам прямо на скамейке.
— Мы довольно слабо играли сегодня, — Ярно бы сто процентов подумал, что Оскар язвит, но лицо Осалы было серьезным. — Но наши промахи — это мелочи. Меня очень удивили ваши первые два звена, а еще я просто не понял, что произошло, когда в нашем меньшинстве против нас вышли Дацюк, — Оскар, как и все иностранцы, произносил эту фамилию с таким трепетом и страхом, и так радовался, когда правильно произносил, — и Ковальчук, — здесь потуги имитировать чужой акцент были уже не такими страшными, как в случае с капитаном, — они даже не играли с нами, они просто стояли на месте. А один раз Ковальчук сделал пас на Дацюка, шайба просто пролетело мимо него, но Павел даже не покатился за ней, — кажется, Оскара реально заботили причины такого поведения противника. — Я вообще не понял, что это было.
— Ладно, давай не об этом, — махнул рукой Ярно, делая глубокую затяжку. — Лучше давай решим — отправимся за город или останемся в том стилизованном ресторане, где я еще бутылку разбил, — каждый раз они ужинали где-то в разных местах, а в этот раз Оскар изъявил желание посетить любое место, где они уже были раньше. — Что скажешь? Или у тебя есть еще какие-то предложения?
— Я не думаю, что если мы поедем за город, то мы не попадем в пробку, — Оскар пожал плечами, — но, если честно, я надеялся, что ты сам решишь.
— Когда я решаю что-то сам, то это непременно становится похоже на свидание, особенно если ты напиваешься и мне приходится перед всеми извиняться за то, что ты нажрался, как скотина. — фыркнул Ярно, смотря на тлеющую сигарету, зажатую между пальцами. — А я не думаю, что это нужно кому-то из нас, — Коскиранта снова сделал затяжку и выпустил дым тугой струей вверх. — Когда ты организовываешь нам встречи в Магнитогорске, то это больше всего на свете похоже на романтическое свидание. Хоть книгу пиши.
— Эй, я даже близко не виноват в этом. Большинство заведений Магнитогорска, где можно хорошо поужинать, делятся на две группы — в первой тебе могут предложить только романтический ужин, а вот во второй группе тебя ожидают заведения, в которых тебя скорее всего убьют, — Оскар усмехнулся. — Хватит смолить, ты похож на паровоз.
— Не смей читать мне нотации по поводу моего здоровья, может, я всю жизнь мечтал быть паровозом, — Коскиранта закатил глаза и снова сделал затяжку.
— Ту-ту, паровозик Япа отправляется с вокзала Хельсинки прямо в ад! — рассмеялся Оскар, однако, что-то заставило Ярно широко распахнуть глаза и даже выронить сигарету изо рта.
Оскар не стал истерично спрашивать, что случилось — очевидно, что не сердце прихватило у финна и не почку; он повернулся и стал пристально вглядываться туда, куда так удивленно смотрел Ярно — далеко и смотреть не пришлось; прямо у них за спинами стояли Ковальчук и Дацюк — Павел держал в руках большой букет роз, осторожно прижимая его к себе, чтобы не помять бутоны, а Илья перехватывал за живот большого серого мишку в джерси СКА. Капитаны переговаривались на негромком русском и смотрели с сторону отеля; Ярно и Оскара они не заметили, и финны поспешили скрыться за какой-то машиной.
— Какого хрена они тут делают? — прошептал Оскар, затаптывая сигарету Коскиранты, чтобы случайно не устроить пожар — рядом было много машин.
— Я понятия не имею, — Ярно пожал плечами. — Но они нас не увидели. Интересно, к кому они собрались с цветами и мишкой? — Ярно посмотрел на своего соотечественника так, словно Оскар должен был знать ответ на это вопрос. — Может, пошли извиняться перед вашим чешским форвардом?
— Если это была шутка, Коскиранта, то она была не смешная, — заметно помрачнел Осала. — И даже если и так, то им здесь ловить нечего — Томаш сейчас в больнице, — Оскар поджал губы и снова внимательно посмотрел на капитанов питерского клуба. — Они знают, что ты можешь быть здесь?
— Конечно, я ведь сообщаю им обо всем, чем собираюсь заняться вечером, — фыркнул Коскиранта. — Конечно не знают, вероятно, догадываться может только Микко Коскинен — он просто знает, где искать меня, если у нас на выезде играете вы, но Микко никому и ничего обо мне не докладывает.
— А они знают, что игроки нашей команды остановились в этом отеле? — спросил Оскар.
— Ты так говоришь и спрашиваешь, словно я их третий лучший друг и всегда таскаюсь за ними, — зарычал Ярно, надрываясь под грудой вопросов от Оскара. — Я вообще понятия не имею, что они могут делать в такое время суток и с чертовыми цветами около вашего отеля! — Коскиранта всплеснул руками, но сразу же успокоился. — Так, нам надо найти моего водителя и валить отсюда — я даже знать не хочу, чем они тут занимаются. Может, ребенка какого пришли поздравить, или жену чью-то, — Ярно решил обложить себя и Оскара массой каких-то утверждений, пока Оскар не предпринял попытку что-то сделать.
— Вполне возможный вариант, но что такие медийные личности, как эти двое, делают тут без охраны и кучи фотографов? — Оскар мыслил правильно — обычно такая делегация непременно сопровождалась оператором или фотографом. — А Илия, вон, даже шарф до ушей натянул, — кивнул на альтернативного капитана Осала.
Ярно ничего не стал отвечать соотечественнику — они вдвоем наблюдали за целым развернувшимся спектаклем, вернее, подготовкой к нему. Ковальчук десять раз поправил шапку, из-под которой он выпустил челку на один глаз, натянул еще раз десять шарф на лицо, крепче завязывая его за капюшоном куртки, чтобы не обнажить нос, и в итоге от Ковальчука остались лишь глаза — при этом Дацюк держал в руках еще и темные очки, которые им не пригодились. Павел перекрестил Ковальчука, отдал ему букет цветов и какой-то пакет; и Кови двинулся во всем этом вооружении в отель.
— Мне интересно, если бы нас заметили, то нас бы на месте убили или отвезли в лес, чтобы избавиться от нас потихоньку? — только и спросил Ярно.
— Ну, в Санкт-Петербурге же много лесов, — задумался Оскар, — не мы первые — не мы последние, как говорится.
— Я считаю, что нам надо как можно скорее убираться отсюда, — Ярно дернул Оскара за рукав куртки и кивнул в сторону ворот отеля. — И так, чтобы он нас не заметил. Иначе ко мне будут вопросы — я чувствую это. Посмотри на него, — Коскиранта указал рукой на капитана, — он выглядит так, словно помогает Ковальчуку замести следы убийства.
— Откуда мы знаем, чем они тут занимаются, — Оскар не стал исключать это предположение сразу же, потому что после увиденного им несколько секунд назад он уже бы ничему не удивился в этой жизни. — Так или иначе, у меня нет желания следить за ними, а все увиденное мы можем списать на то, что в нашей жизни вдруг стало слишком мало конспирологии, — Оскар вышел из-за машины и уже пошел к выходу, как вдруг его снова за рукав куртки схватил Коскиранта. — Эй, просто иди и делай вид, что ты его даже не увидел. Даже если он заметит нас, то он не подойдет и не спросит, потому что подумает, что мы его не видели. Погнали, Ярно. Где твой водитель?
— Все еще на подземной парковке, — сказал Коскиранта.
— Вот черт, придется огибать Павла, чтобы не вызвать подозрений, — Оскар плюнул на землю и глубоко вздохнул. — Сейчас придет водитель это машины и пристрелит нас, — только сейчас финны заметили, что они отираются около чьей-то пятой BMW. — Ладно, Ярно, пошли, мы смелые и глупые.
Коскиранта и Осала вместе вздохнули и пошли к подземной парковке. Оскар, кажется, имел опыт в таких ситуациях — он был примерно также эмоционален, как кирпич. Чтобы разрядить обстановку, Оскар заговорил о том, как сильно в последние года увлекся гольфом, и Ярно принялся судорожно вспоминать питерские гольфклубы и поддерживать беседу. Быстрым темпом, практически прижавшись к Оскару, Ярно пересек самый опасный участок, и тут ему зачем-то понадобилось взглянуть на капитана — и именно в этот момент Дацюк посмотрел прямо на них.
— Блять, Оскар, он нас заметил! — зашипел на ухо соотечественнику Ярно, значительно прибавляя шаг и цепляясь онемевшей рукой за предплечье Осалы.
Оскар выругался на финском и оглянулся, не сбавляя темп — и оказалось, что Дацюк уже бежит за ними, быстро сокращая расстояние в десяток метров между ними. Коскиранта просто не знал, что он мог бы предпринять в такой момент наивысшего стресса — и он просто побежал, хватая Осалу за руку и уносясь со скоростью, близкой к скорости света, в сторону подземной парковки. Оскар просто не успел понять, что случилось, и побежал, пытаясь выдрать свою руку их мертвой хватки Ярно, что оказалось не так просто. Дацюк что-то крикнул им вдогонку, но Оскар ничего не расслышал, да и сейчас, когда уши заложил ветер и отчаянный мат Коскиранты, мало было слышно даже собственных мыслей в голове.
Ярно плюхнулся на заднее сидение своей машины, затаскивая туда и Оскара — Осала даже чуть ногу не прищемил дверью, пытаясь подняться к Ярно, пока армейский легионер на финнском орал своему водителю, чтобы тот трогался — но водитель, вот беда, понимал лишь по-русски и по-английски, а даже в условиях очень сильного удивления и испуга по-финнски не понял бы ни слова. Оскар наперебой заорал водителю перевод на английский всего сказанного Ярно, и только отошедший от шока водитель завел машину, как к автомобилю уже подбежал Дацюк, так сильно хлопая раскрытой ладонью по капоту машины, что Оскар едва не родил от страха.
— Сидеть, партизаны финские, — Павел оставил в покое капот машины и перебрался к стеклу со стороны Оскара — Осала выдернул руку из стальной хватки Ярно и опустил стекло. — Чего побежали-то? Я же поздороваться хотел, — однако, Дацюк не выглядел как человек, желающий просто поздороваться — по своему взволнованный и растрепанный, он бешено смотрел на Ярно и Оскара.
Хохот Оскара было не остановить, а вот Ярно, кажется, вспомнил все молитвы, что когда-либо слышал или учил.
— Честно, я испугался — ты побежал за нами, — попытался оправдаться Оскар, понимая, что никаких внятных слов от Коскиранты сейчас никому не добиться.
— Как будто Сатану увидели, — попытался описать происходящую ситуацию Павел, опираясь на машину и восстанавливая дыхание. — А вы чего это тут вдвоем делаете? Оскар, предположим, живет здесь, а ты, Ярно?
— У нас свидание, — не моргнув, сказал Оскар.
— Ты серьезно сейчас? — но вот Павел, кажется, даже не думал принимать что-то из сказанного Осалой за шутку, и Оскар даже успел удивиться.
— Мне поцеловать его, чтобы ты поверил мне? — Оскар не сдавала позиции, и, кажется, в шутку магнитогорского нападающего поверил даже сам Ярно.
— Нет уж, спасибо, избавь меня от такого зрелища, — Дацюк прищурился и вытер руку о куртку — он опирался ею на машину, а металл корпуса не был самым чистым. — Уезжаете? — потерявшись в возможных вариантах продолжения этого совершенно ненужного разговора, Павел выбрал самый глупый и очевидный.
— Ага, с вашего позволения, конечно же, — Оскар за все это время не проронил ни одного неуверенного слова, но теперь словно подавился целой фразой.
Дацюк убрал руки от машины и позволил Оскару закрыть окно, а потом Ярно отпустил свой язык, который прикусил во время разговора Осалы и Павла, и скомандовал водителю трогаться. Машина медленно выехала с парковки, и Ярно шумно выдохнул.
— Свидание? — возмущенно спросил армеец, ударяя Оскара в предплечье кулаком, не сильно, но ощутимо.
— Не спрашивай, какого черта у меня вырвалось именно это, — огрызнулся Оскар, — и не смей бить меня сюда, — Осала указал на то самое место, за которое так сильно держался своей стальной ладонью Коскиранта, когда они пытались убежать.
Ярно теперь даже и не знал, что делать. Так много вопросов в голове, но при этом ни одного ответа. Но с него непременно спросят за этот случай. Как же сильно ему хотелось узнать, какого черта капитаны его команды забыли здесь.
***
Атмосфера в одном из номеров игроков хоккейного клуба из Магнитогорска была просто сказочной и веселой. Чего стоил один только Самсонов — вратарь лежал в пол лицом уже часа два и отказывался подниматься, а потом и вовсе перестал подавать признаки жизни. Мозякин для очищения совести потыкал в парнишку пультом — и голкипер издал громкий всхрап. Кошечкин, сидящий в кресле и вроде как смотрящий телевизор, но на самом деле сверлящий пустым взглядом стенку за телевизором, даже вздрогнул от этого адского звука и уже потянулся рукой перекреститься. В соседней спальне за приставкой сидела пачка молодых «командировочных» из Зауралья и практически половина основного состава команды — просто потому, что было скучно по отдельности, ждала свою заказанную минут сорок назад пиццу. Коварж что-то читал, лежа на кровати Мозякина. На балконе тусовался отряд защитников Металлурга, состоящий из Будкина, Бирюкова и Береглазова, которые обсуждали там свои секретики.
Вылететь сегодня вечером не удалось, и Илья Петрович, скрипя сердцем, попросил свои подопечных перетерпеть ночь в отеле, а завтра утром они уже будут парить над просторами их большой страны, перелетая домой. Мозякин с нетерпением ждал таких моментов — на сердце появлялась какая-то необычайная легкость, когда Сергей снова видел свой город, родной аэропорт и длинные серые улицы. Сергей удобнее устроился на кровати Яна и принялся листать каналы — питерский новостной им довольно поднадоел, и с разрешения старшего голкипера искал что-то интересное.
— Слышь, защита! — Кошечкин потянулся в кресле и повернулся полубоком к балкону, где его громкий голос услышали все сидящие — Саша, Леша и Женя что-то делали с ноутбуком. — Балкон там изнутри прикройте — Илью продует, полы холодные! — попросил Василий, глубоко вздыхая и путаясь в большом мягком одеяле ногами.
— Так ты его на кровать прогони, — зевая, Будкин встал рядом с дверью балкона, но на прощание все-таки решил вставить свои две копейки.
— Ты сначала подними этого, — не остался в стороне Кошечкин, — кабана, — усмехнулся Вася, выгибая спину, которая затекла от долгого пребывания в сидячем положении. — Серый, толкни его, а то он вообще не шевелится, — указав на Илья, сказал Кошечкин, обеспокоенно глядя на капитана.
Мозякин сделал усилие, сел на кровати и перегнулся через край, активно тыкая голкипера в бок пультом. Самсонов очень красноречиво промычал какое-то ругательство в пол, а потом повернулся на бок. Ян наблюдал за всем происходящим с улыбкой и додумался кинуть Илье подушку. Самсон потер глаза и подсунул подушку под голову, снова проваливаясь в сон.
— А я от бессонницы мучаюсь, — с завистью сказал Мозякин, вздыхая.
— Это все потому, что ты старый, с тебя уже песок сыпется, — Коварж перевернулся с одного бока на другой, перелистывая страницу.
— Очень смешно, — фыркнул Сергей. — Посмотрим, как ты будешь смеяться, когда будешь спать на этом песке, — Мозякин пригладил волосы и несколькими красноречивыми жестами отряхнул себя, делая все, чтобы мнимый песок ссыпался с него прямо в центр кровати Яна.
— Ну, может хоть где-то на песочке полежу, — сказал Коварж, не отрываясь от книги — он листал страницы с какой-то необычайной скоростью. — Если не на морском песочке, то хоть на твоем.
— Фу, какой ужас, — подал голос Самсонов и отлепил лицо от пола. — Еще предложи поплакать над тобой, чтобы водичка рядом соленая была, — Илья потянулся, как кот после долгого сна, широко зевнул и оглядел публику. — Если ты не против этой затеи, то включай «Хатико», Серег, — Самсонов заметил на себе взгляд Коваржа — чех улыбался и смотрел на Илью так, словно уже ждал обещанный ему песочек.
Мозякин ничего не стал включать — на канале «Дом Кино» шел какой-то советский фильм, и когда Сергей листал каналы, Кошечкин попросил остановиться именно на этом и не продолжать поиски. Кроме бесконечных программ о рыбалке и охоте, реалити-шоу и каких-то политических дебатов в пакет каналов в этом отеле больше ничего не входило, а поэтому из двух зол выбирали меньшее. Сергей откинулся на кровати и, вздохнув, посмотрел в потолок. Из соседней спальни вышел Никита Бобряшов с ноутбуком в руках, направился к балкону, передал его балконному десанту и также изящно и тихо ушел, сверкая пятками в разноцветных носках.
— Может, на ужин пойдем? — предложил Кошечкин, пытаясь распутать плед и устроиться как можно удобнее.
— Мы же только ужинали, — сказал Ян, делая из листка какой-то отельной брошюры закладку, вкладывая ее между страниц и захлопывая книгу. — Тебе определенно хватит на сегодня.
— Эх, ну почему второй завтрак есть, а второго ужина нет? — Василий протянул руку к потолку и окончательно скатился с кресла — плед уже не грел ноги, подушка под спиной осела к пояснице, и поэтому Кошечкин решил подвинуть Сергея, примостившись на кровати Коваржа и подложив себе под ноги жесткий кожаный пуфик, украденный с дивана.
— Ну, воротчики, я вас не узнаю сегодня, — удивился Мозякин. — Одного не разбудить, хотя в обычное время носится так, словно шило в одном месте, — Сергей красноречиво посмотрел на Самсонова, который с самым недовольным лицом сел на полу, и теперь его можно было увидеть, лишь немного подняв голову с кровати. — Второй уже пятый раз ужинать идет, хотя вот хоть бы раз все съел за ужином.
— Все, разозлили капитана, жди беды, — улыбнулся Кошечкин.
Сергей ничего не ответил на это выпад и лишь перевернулся на другой бок. Спорить ему не хотелось, особенно с Яном, и поэтому Сергей решил немного подремать — вечером он планировал одеться теплее и выйти на прогулку, может, захватив с собой Василия Владимировича. Погода, конечно, оставляла желать лучшего, но в Петербурге практически никогда не было солнца, а поэтому жаловаться на погоду не было никакого смысла. Однако, Сергею нравилось гулять по мрачной северной столице, утыкаясь носом в шарф и рассматривая отпечатавшиеся на небе острые уголки крыш невысоких зданий. В Петербурге была совершенно другая атмосфера, тонкие ниточки и лепесточки которой Сергей мог почувствовать в старых кварталах чешской Праги, на больших площадях итальянской столицы, среди широких улиц Парижа, где не сверкали стекла магазинов — его жена называла это «духом Европы». Иногда требовалось окунуться в «европейский» воздух и коснуться гибрида русской и иностранной культуры, требовалось даже такому человеку, как Сергей, настоящему русскому мужику.
В дверь громко постучали, даже дернули ручку несчастной двери. В кресле дернулся задремавший Кошечкин, сматерившись, Ян оставил в покое листание социальных сетей и посмотрел на дверь, словно ожидая, кто же подойдет к двери, Самсонов, готовившийся заснуть уже в сидячем положении, окончательно очнулся от всех чар Морфея и даже уже готовился встать с колен, чтобы открыть дверь, как вдруг дверь соседней спальни, о существовании которой уже все забыли, распахнулась.
— ПИЦЦА-А-А!!! — из дверного проема вывалился Бобряшов, Дронов, наступающий ногой на плед, накинутый на плечи Шенфельда, следом важно и спокойно вышли Никита Пивцакин и Илюша Берестенников. На сколько было понятно, в комнате еще оставались Калетник и Железков, решившие не покидать темного уютного помещения.
— Вы там плодитесь что ли? — Кошечкин закатил глаза, наблюдая, как из спальни Самсонова выходят и выходят люди.
Шутка Василия была наглым образом проигнорирована, но Кошечкину до лампочки было все происходящее, до тех пор, пока всех находящихся Шенфельд не заинтриговал фразой:
— А вы кто и к кому? — спросил Антон, почесывая нос — он уже стоял впереди всей толпы самых голодных с кошельком.
Мозякин имел возможность видеть, кто стоял в дверном проеме — это был курьер с какой-то огромной игрушкой в руках и букетом цветов. Публика, естественно, заметила все гораздо раньше капитана, и кто-то уже удивленно покрякивал.
— Это Сергею Валерьевичу Мозякину от игроков клуба СКА, — сказал курьер, почесывая глаз перчаткой и обнимая медведя за шею. — Мне поручено передать все прямо ему в руки, — курьер топтался на пороге, натягивая кончиками пальцев шарф на нос.
Услышав свое имя, Сергей аж икнул от удивления.
— Серега-а, попал ты, — захохотал Самсонов, поднимаясь на ноги и подходя к двери.
Мозякину пришлось встать с кровати и подойти к двери, иначе бы этот цирк продолжался и дальше. На пороге, переминаясь с ноги на ногу, стоял курьер с увесистым пышным букетом кроваво-красных роз, подарочным пакетом в той же руке, в другой руке держал большого плюшевого мишку в джерси северного армейского клуба.
— Это что это такое? — только и смог спросил Мозякин — одноклубники вокруг него притихли, ожидая, что же случится дальше. — Это от кого и кому?
— Говорю же, от СКА для капитана Металлурга, — курьер нетерпеливо оглядывался по сторонам, пытаясь вручить Мозякину букет роз так, чтобы не помять ни одного бутона. — И вот еще, — когда Сергей принял букет, наконец перестав тупо смотреть на курьера и сделав шаг через толпу своих удивленных однокомандников, мужчина принялся впихивать ему медведя, — и еще вот не забудьте! — пакет, в котором звякнули друг о друга две бутылки, уже никуда не влезал, и курьер вручил его Шенфельду. — А теперь распишитесь, — курьер вытащил из кармана блокнот и небольшой карандашик — Мозякин честно даже не хотел читать, под чем он подписывается и зачем, поэтому наскоро расписался на листке с серыми буквами и передал все владельцу.
Мозякин даже не знал, смеяться ему или удивляться, держа этот большой и явно дорогой букет прекрасных сочных роз. Курьер пристально смотрел на него, заталкивая блокнот в карман куртки и поправляя рукой шарф.
— Удачи, — сказал курьер, натягивая шапку на уши и машинально поправляя челку, обнажая глаз, и у Мозякина не осталось никаких сомнений.
— Ковальчук, Илья, ты что ли? — удивленно спросил Сергей, передавая букет стоящему рядом Никите.
Глаза курьера распахнулись, и он припустился со всех ног по коридору к выходу, только пятки засверкали. За каким-то чертом Мозякин без уличной обуви сорвался за ним в одних отельных тапочках, которые додумался натянуть перед тем, как выбежать из номера и погнаться за Ковальчуком — а он бы не убегал, если бы Мозякин ошибся. Отдохнувший и сытый, Мозякин быстро нагнал Ковальчука, но Илья, сдернувший шарф с лица неаккуратным движением руки, когда обернулся, чтобы посмотреть, продолжается ли погоня за ним, окончательно себя выдал и припустился вперед, включив вторую космическую. Мозякин почувствовал, что если сейчас побежит за ним по лестнице, то непременно навернется в этих тупых тапочках с лестницы, и поэтому остановился.
— Это что, — Кошечкин собственной персоной поднялся с кресла, цепляя за собой плед, — это что, реально Ковальчук?
— Если меня не обманывает мое чертово зрение — то да, это Ковальчук, — Мозякин был удивлен не меньше, когда все-таки вернулся в номер. — Я его пронзительные глаза из тысячи узнаю, так что он зря пытался обмануть меня с помощью шарфа, — Сергей улыбнулся, немного наклоняясь и опираясь на коленки. — Так, — Мозякин глубоко вздохнул и выпрямился, — что это, блять, такое? — капитан окинул взглядом медведя на руках Илья Самсонова, пакет в руках Антона и букет, который с восхищением рассматривал Никита Бобряшов. — У меня слишком много вопросов к этим людям из «сборной красной армии», они сегодня слишком много херни воротят.
— А почему цветы? — спросил Береглазов — на шум с балкона выперлись защитники, которые пропустили какую-то часть представления, но застали кульминацию.
— Да тут и интереснее есть! — воскликнул Шенфельд, вытаскивая из пакета две бутылки красного вина и передавая их Берестенникову. — Так это еще и не все! — удивлению Антона не было предела. — Смотри, открытка, — нападающий вытащил из пакета сложенную пополам синюю бумажку и передал ее лично Сергею. — О-ой, а это что? — Мозякин глазам не поверил.
В руках Шенфельда была коробочка для колец — именно такие коробочки открывали перед девушками, вставая с самым заманчивым предложением перед ними на колено. Открывать ничего Антон не стал, а передал коробочку Мозякину; однако никому их многочисленных присутствующих смеяться не хотелось, хотя это было единственное, что казалось возможным в этой ситуации. Кошечкин красноречиво посмотрел на Мозякина, и капитан решил на глазах у всех открыть коробочку.
Серебряное кольцо заманчиво блеснуло в тусклом свете от лампочек в номере. Мозякин даже рот забыл закрыть. На внутренней стороне кольца виднелись маленькие изящные серые буквы гравировки.
— Так, у всех шуток есть границы, — сказал Мозякин, — но это уже не похоже на шутку, — Сергей вытащил кольцо из черной бархатной коробочки и посмотрел на него, немного прищурившись. — Ты смотри, еще и размер мой, — Сергей надел кольцо на указательный палец, но тут же снял. — Объяснения есть у кого?
— На обручальное похоже, — заметил Кошечкин, сыто прищурившись.
— Да не дай бог, — охнул Сергей, судорожно заталкивая кольцо обратно в коробочку. — У всех из этой ненормальной команды такие шутки? — Мозякин не видел в таких жестах ничего смешного, но до последнего не хотел выдавать перед игроками своего клуба смятения, которое поселилось внутри него. — Вино, цветы, медведи, кольца — я им кто, барышня? — возмутился Сергей. — Так, видеть ничего не хочу из этого, — фыркнул Сергей и махнул рукой на все презенты Ковальчука.
— Ну не выкидывать же? — сказал Никита, не понимая, куда он может деть увесистый букет живых цветов.
— Ну, вон, в вазу кинь, — несдержанно сказал Мозякин, плюхаясь на кровать с кольцом в коробочке в руках. — А это Ковальчуку при встрече отдам. Вот кони армейские, — засмеялся Сергей. — Посмотрим, как в следующий раз он мне за свою учтивость будет объясняться, — со снайперской точностью Мозякин кинул коробочку в подарочный пакет, раскрытый Антоном именно для этой цели.
Спустя пару мгновений толпа в гостиной-спальне рассосалась — наконец пришел курьер с заказанной пиццей, который теперь извинялся перед Шенфельдом за долгую доставку. У Самсонова была своя тусовка в его небольшой спаленке, Коварж, Мозякин и Кошечкин не были заинтересованы в участии в ней, а спать еще не хотелось. Фильм за время разборок и гонок-преследований с Ковальчуком кончился, и теперь уже Кошечкин встал у руля, листая каналы с самым каменным лицом.
— Скомканный выезд, — заключил Мозякин, падая на кровать и подтягивая к себе подушку. — Хочу домой и в зал — тренироваться. Устал я от культурной столицы и ее странных жителей.
Кошечкин поддержал капитана многозначительным кивком головы и продолжил заниматься своими делами — все никак он не мог уютно устроиться своими длиннющими ногами в довольно-таки коротком пледе, от чего большая просторная комната постоянно наполнялась какой-то возней.
***
— Ты, блять, понимаешь, что там без малого была вся команда их? И вратари, и нападение все пять пятерок, ебанный в рот, и что же теперь они подумают обо мне? — если бы Дацюк не прикрикнул сорок раз на Илью, чтобы тот пристегнулся, сидя на переднем сидении рядом с ним, то Ковальчук просто бы открыл дверь и вышел на скорости сорок два километра в час, не желая жить с пониманием, какую херню, но натворил. — Почему я вообще пошел туда сам? — Илья хватался за голову, стискивая между пальцами свои волосы. — Почему мы не могли послать туда профессионала? Почему, блять, сто и одну розу ты смог придумать и гравировку на кольце, блять, тоже, а напомнить, что есть нормальные курьеры — нет? — обычно в таких ситуациях Илья бы просто пожал плечами и развел руками, мол, бывает, но только не сейчас, только если это не связано с Мозякиным, с этим чертовым магнитогорцем.
Илья бы все отдал, чтобы увидеть его в форме их армейского клуба, а лучше вообще без какой-либо одежды или формы. И сейчас, глядя в глаза Дацюка, когда они стояли на перекрестке, Илья прекрасно понимал, что Павел не просто разделяет его желания — у него в голове есть предложения и несколько интереснее.
— А я даже знаю, почему ты спалился, — наконец решил сформулировать свое предположение Дацюк. — Просто для тебя слова «Илья, действуй как можно быстрее, не задерживайся ни на мгновение, не смотри ему в глаза, сунул, плюнул и пошел, как говорит Знарок» для тебя ничего не значат, — Павел стукнул руками по рулю.
— А ты сам попробуй не смотреть ему в глаза и не задерживаться рядом с ним, когда в живую ты видишь его два раза в год, и при этом обстановка вокруг вас не самая лучшая! — огрызнулся Ковальчук, складывая руки на груди.
— Ты себе в этой ситуации найдешь миллион оправданий, так что я даже слушать тебя не буду! — заткнул альтернативного капитана Дацюк, немного приспуская окошко. — Я тебе так скажу, Кови, это не единственная наша проблема. Даже если бы ты не спалился, то про то, что мы с медведем и цветами тусовались около их отеля, то про нас бы доложили.
— В каком смысле? — больше напугать Ковальчука уже ничего не могло сегодня.
— Ты только ушел, как через минуту мимо меня прошли Ярно Коскиранта и Оскар Осала, — сообщил Дацюк, устало потирая виски. — Как только эти двое поняли, что я заметил их, как припустились рысью и попытались сбежать без объяснений на машине. Этот финн магнитогорский, — Дацюк только не плюнул от злости, — все так вывернул, типа это не они с Ярно нас заметили, когда мы около отеля тусовались, а это я их «свидание» спалил, — процедил Паша, показывая пальцами кавычки.
Илья и без этого сегодня слишком много нервничал, а тут прям целое событие для сердечного приступа. Ярно можно было заткнуть, запугать, но обо всем непременно узнает Херсли и Коскинен; а вот с магнитогорским игроком могли бы возникнуть проблемы. Хотя, какие проблемы могут быть хуже, чем-то, что вся команда соперника видела, что Ковальчук занимается курьерской доставкой и вручает букеты «лично Сергею Валерьевичу Мозякину». От тоски хотелось выть, а от злости — напиться, но Илья решил выместить злость на машине капитана — он с силой ударил по бардачку кулаком и, сложив руки на груди, обиженно надулся, нахохлившись, словно воробей на морозе.
— Это полный пиздец, — заключил Ковальчук, понимая, какие последствия могут быть у всего этого цирка. — А если они, когда приедут в Магнитогорск, все своим местным репортерам расскажут. Газетчики же сделают из этого такую историю, — Илья уже представил себе все возможные концовки этой ситуации.
— А может и никто не расскажет — посмеются, выкинут нашего Тишку-мишку, выпьют вино, еще раз посмеются и свалят в свой Магнитогорск, — Дацюк, конечно, понимал, что современным журналистом мелких изданий о спорте дай только словечко — они вокруг него сенсацию нарисуют, еще и доказательства своим теориям найдут, но все-таки сохранял спокойствие в этой ситуации, потому что был не таким истеричным, как Илья.
— А ты, блять, я посмотрю, спокоен, как осенний лес в заповеднике! — но Кови даже не собирался успокаиваться — сейчас он найдет еще сотню и один повод поволноваться в этой ситуации и внушит все свои поводы поволноваться и Павлу. — Ну ясен хуй, про тебя же никто не расскажет, ты же у нас всем из тени заправляешь! А как сделать какую-нибудь грязную работенку — так «Илюшенька, ну я же по лицу твоему вижу, ты сам хочешь», — Ковальчук сдержался от того, чтобы сплюнуть в машине — он и без этого слишком неуважительно и неаккуратно относился к чужой собственности.
— Меня обязательно раскроет это рыжий хитромордый финн, — сказал Дацюк, сворачивая куда-то с шоссе. — Это, блять, первое, что он сделает, когда увидит Мозякина или узнает от кого-то в отеле, что ты там был и что притащил Сереже, — иногда, конечно, хотелось свалить все на Ковальчука и наслаждаться лишь плодами, но иногда слишком много почестей доставалось альтернативному капитану, и Паша просто терялся в этих мыслях — делать все самому, сваливать на Ковальчука или пытаться действовать с ним наравне, зная, что он все равно перетянет на себя одеяло.
Как оказалось, Дацюк сворачивал куда-то по навигатору. Ковальчук старался держать свои кулаки подальше от приборной панели и дорогих навороченных гаджетов для автомобиля Паши, а от этого забился куда-то в угол, пока ремень безопасности тянул его обратно; однако, сейчас Кови удобно устроился на сидении и заглянул в навигатор, с удивлением обнаруживая, что они едут к ресторану, где подавали блюда грузинской кухни — Дацюк часто нахваливал его, но Илья, постоянно обещающий непременно заценить что-то из блюд, лишь кивал головой и мгновенно забывал обо всем, что ему рассказывал Павел.
— На ужин меня везешь? — крякнул Ковальчук.
— На ужин я везу себя, — поправил его Павел, — а ты можешь прямо сейчас из машины выходить, я тебя не держу, — для пущего эффекта Дацюк даже притормозил, но Илья уничтожающе посмотрел на капитана. — Я за целый день всего-то пару бананов съел. Сейчас бы целого барана умял, — видимо, чтобы избежать всех этих мыслей, Паша решил переключится на свой аппетит.
Илья мысленно согласился с ним и спокойно устроился в кресле. Так много мыслей — и все пляшут ламбаду и отказываются собираться в кучку. Здесь все — и Мозякин с его огненно-красной курткой, которая так покорила Кови, и тренерские установки, каждую из которых Ковальчук на пару с Дацюком благополучно провалил, и просьба Николь быть с ней хоть немного вежливее, в чем Ковальчук ей сегодня в это самой «вежливой» форме и отказал, и Слава Войнов, который хотел хоть немного заткнуть их сегодня в раздевалки, когда они с Дацюком решали прямо у всех на виду, что же они подарят ему — большого лисенка или большого мишку. Илья глубоко вздохнул; сейчас хотелось только одного образа в голове — непременно, им должен стать Сергей.
— Расслабься ты, — Дацюк улыбнулся и осторожно ударил Ковальчука кулаком в плечо — видимо, это должен был быть дружеский жест, однако, Паша немного перестарался, ведь Кови вскрикнул и накрыл место удара своей ладонью, с шипением сжимая.
— Расслабишься с тобой, — процедил Илья, прикусывая губу и потирая плечо пальцами.
— А я ни не прошу расслабляться со мной, — Дацюк припарковался на стоянке перед рестораном и вышел их машины, застегивая куртку, чтобы не продуло вспотевшую шею.
Ковальчук вышел из машины следом за ее владельцем и захлопнул дверь, ныряя руками в карманы куртки. На улице стремительно темнело, сумерки сгущались над Питером еще в тот момент, когда они вышли из Ледового и отправились за цветами, а сейчас небо уже напоминало ночное.
— Именно в такие моменты мне так сильно хочется, чтобы он был мне хотя бы другом, — вдруг сказал Дацюк — он тоже загляделся на пышные объемные мазки серых туч на темном небе. — Чтобы его можно было взять с собой ужинать, просто приехать к нему и ничего не делать, возиться с ним и ездить вместе по его делам, как мы с тобой, — Паша глубоко вздохнул. — Я был бы рад даже такому, минимальному, вниманию.
Ковальчук хотел бы вспомнить тот момент, когда влюбился в Сергея, но ему всегда казалось, что это чувство живет в нем с того самого момента, как они впервые увиделись. Илья даже точно не помнит, где и при каких обстоятельствах они увиделись, но точно знал — когда Илья впервые увидел Сергея еще в форме «Атланта», ему уже была знакома эта нежная добрая улыбка, словно они с Сергеем всегда знали друг друга. А вот Дацюк говорил, что осознал всю глубину чувств к Сергею во время прошлой Олимпиады, когда во вратарском резерве был Кошечкин, и Сергей с семьей приезжал проведать его и посмотреть на самый позорный вылет на домашней Олимпиаде. Тогда Мозякин заглянул в раздевалку после игры и словом поддержал поникшую команду, он стоял рядом с Павлом, и под конец чувственной речи магнитогорского капитана Дацюк обнял его, чуть не расплакавшись.
Однако, прошло некоторое время, пока Илья и Дацюк не сознались друг перед другом в своих чувствах к Сергею Мозякину. Все заметил более внимательный к таким вещам Паша, обнаруживший, что Ковальчук таскает в своей визитнице потрепанный листочек с автографом Мозякина — обычно никто так не делает, особенно если это человек, с которым ты открыто соперничаешь на льду; но Дацюк сразу подумал на схожий со своим случай, почему — до сих пор не знает, наверно, подсказала интуиция. Более того, Павел сам хранил автограф Сережи, но только не у всех на виду, в визитнице, а среди многочисленных бумажек — писем от поклонников, копий каких-то фотографий, маленьких рисунков и других автографов, которые Дацюк держал дома и подальше от глаз своей семьи. Конечно, удивлению их обоих не было предела, первое время после такого открытия Паша и Ильей даже некоторое время старались не разговаривать друг с другом, ощущая какую-то слепую опасность; но потом дружба победила, и за все время между ними не возникло ни капельки ревности — оба находились в равных условиях, понимая, что у них нет никаких шансов завоевать сердце Мозякина. Но, как говорил Знарок, красная армия не сдается, а потом Илья перефразировал в «голубая армия тоже не отстает», и поэтому с таким девизом Дацюк и Ковальчук втихаря от всей планеты вытирали друг другу слюни, которые в компании друг друга же пускали на капитана магнитогорской хоккейной команды.
— Хорошо, что народа мало, — промурлыкал Дацюк, находя забронированный столик — подальше от любопытных глаз и нежелательных зрителей.
— Всегда приятно найти фотографии себя, жующего и с набитым ртом, в каком-нибудь хоккейном фан-сообществе, — засмеялся Ковальчук, присаживаясь на большой диванчик и вытаскивая из кармана телефон.
Когда разобрались с заказами: Дацюк заказал себе цыпленка табака с чесночным соусом, а Ковальчук взял хинкали и шашлык из баранины. С немого позволения Павла Ковальчук заказал и бутылочку чачи. Паша бы в любом случае отказался от любого алкоголя — бросать машину в другом районе города он не хотел, хотя в любой момент мог уехать на такси.
— Смотри, чтобы плохо не было, а то потом Знарок визжать будет, — предупредил Паша.
— Ничего, повизжит и перестанет, — махнул рукой Илья и взял из салфетницы салфетку, комкая ее между пальцев. — Следующая тренировка только послезавтра, так что я не просто огурцом буду, я буду свежее любого овоща, — Илья многозначительно потряс пальцем — после чачи его ждет веселое путешествие домой, потом веселая лекция от Николь, что он «чертов алкаш и вообще иди спать на диван, Илья, ну еб твою мать, без букета больше в таком состоянии даже не смей возвращаться», а потом и веселое утро рядом с белым фаянсовым другом. — Ты сам-то вообще видел Знарка без похмелья?
— Видел, — кивнул Паша, — но чаще всего я вижу его таким, словно он пьет и не закусывает, — признался Дацюк, оттягивая ворот футболки и почесывая кадык. — Выглядит, конечно, как огурец, но скорее как маринованный.
— Да и почему бы не нажраться после такого отвратительного проигрыша, — сказал Кови, оглядывая стол в поисках чего-либо еще, что можно потеребить, кроме салфеток — нашелся лишь рукав своей толстовки.
— Еще бы ты только из-за проигрыша хотел нажраться, — хмыкнул Паша.
Ковальчук не хотел думать ни о чем другом, кроме как о том, что же теперь о нем будет думать Сергей. Может, он отнесется ко всей это шалости с подобающим ему настроением — посмеется, потом выкинет все его презенты, а вдруг и разозлится, не захочет потом вообще никакого дела иметь с ними. Он всегда был таким серьезным к таким вещам, относился к презентам с аккуратностью, но не выбесит ли его такая наглость со стороны Ильи и Паши? Да плевать Илья хотел на букет роз и Тишку-мишку, на которого Дацюк в магазине судорожно натягивал джерси СКА, на вино, которое Илья минут сорок выбирал в винном магазине с лицом знатока, пока не решился обратиться к сомелье; его больше интересовало, как Мозякин отнесется к небольшому рукописному посланию от Дацюка и к кольцу от Ильи. Неужели и его он тоже выбросит, или оставит? А что будет с Ильей, если он увидит свой подарок на руке Мозякина когда-либо в своей жизни? Наверно, у Ильи просто будет истерика, у него и без этого истерика каждый раз, когда ему удается хоть немного поговорить с Сергеем.
— Он сильно удивился, когда увидел у тебя в руках букет и мишку? — спросил Паша.
— Мне кажется, он скорее не понял, что произошло, — облизнув губы, сказал Илья. — Он смотрел на меня, как баран на новые ворота, так странно и пронизывающе. Может, он даже сразу понял, что это я, но просто думал, что может ошибаться.
— А… в чем он был? — Дацюк, конечно, был не таким импульсивным и немного не так выражал свои чувства по отношению к Сергею, но Илья прекрасно знал — Павел влюблен в Сережу не меньше, чем Илья. — В какой одежде, в смысле, — улыбнулся Павел, видя удивленный взгляд Ильи.
— В спортивном, — сглотнув, сказал Ковальчук, ему даже ничего вспоминать не надо было — образ немного помятого и недовольного капитана Металлурга стоял перед глазами, а прогонять этот образ не было никакого желания. — В клубной футболке, в клубной олимпийке, немного заспанный и потрепанный. Когда мне открыли дверь, он лежал на кровати и краем глаза смотрел на меня, подошел ко мне только тогда, как я назвал его имя. Такой…милый, — Ковальчук не смог сдержать улыбку. — У него такая нежная улыбка.
— Так хочу, — Павел подавился словами — он всегда боролся с собой и со своим желанием делиться с Ильей своими переживаниями по поводу Сергея, и когда Илья красноречиво посмотрел на Пашу, то Дацюк решил не молчать, — прикоснуться к нему.
— Прикоснуться, — задумчиво повторил Илья. — Знаешь, мне кажется, что однажды мы подеремся из-за него. Потому что я тоже хочу прикоснуться к нему.
— Послушал бы нас кто-нибудь со стороны — посчитал бы сумасшедшими, — фыркнул Дацюк, пожимая плечами. — Как ты думаешь, мы уже достигли терминальной стадии сумашествия? Интересно, есть ли в МКБ какая-либо болезнь, которая характеризует нас?
— Я не знаю, как называется эта болезнь, но я точно знаю, что такие люди называются маньяками, — усмехнулся Кови. — Помимо постоянных навязчивых мыслей я еще и вещи его коллекционирую. Вот, только недавно выменял свитер со своей подписью и подписью Широкова на его свитер с пятном крови, помнишь, когда он с Андроновым сцепился, — иногда Илья казался просто идиотом, но его интерес был вполне здоровым — это пока еще до собирания зубов со льда не дошло.
— У меня есть его тренировочный свитер, — а иногда это напоминало разговор двух коллекционеров, но даже тут Дацюк не считал все ненормальным.
Кови и Паша рассмеялись, осматриваясь в поисках их официанта, и вдруг заметили, что к ним направляется официанта в белой рубашке и с бутылкой грузинского вина. Ковальчук удивился, так как заказывал он чачу, а больше с вином официанту некуда было идти — в их стороне больше никого не было.
— Прошу прощения, — официант Игорь остановился около их столика и поставил бутылку, завернутую плетенку, на стол. — Двое посетителей с того столика, вероятно, ваши коллеги-хоккеисты, попросили передать вам это, — другой официант принес бокалы и мгновенно испарился, а Игорь указал рукой в сторону, откуда пришел.
Ковальчук аж всхлипнул от удивления, а Дацюк приподнялся с места и посмотрел вдаль, куда указал ему официант. Оттуда ему махали Ярно Коскиранта и Оскар Осала; финны явно заметили своих товарищей гораздо раньше и решили таким своеобразным способом известить Илью и Павла о том, что они тоже здесь находятся.
***
Уже после Нового года, когда праздники отгремели, похмелье отошло, а несколько матчей регулярного чемпионата были удачно сыграны, то пришло время ехать в Астану — столица Казахстана в этом году принимала такое торжественное и веселое событие, как Матч всех Звезд. Дацюк улетел днем ранее, решив не ждать Илью, а Ковальчук, захватив Шестеркина, Херсли и Гусева, прилетел только на следующий день.
— Пах, а ты чего прилетел-то? — спросил Игорь при первой встрече, когда Дацюк пришел к ним в номер. — Ты же не был приглашен на матч, — это милейшее и наивнейшее создание явно не понимало всех мотивов. — Я бы на твоем месте хоть денечек дома посидел, — Шестеркин вытянул ноги и с блаженной улыбкой растянулся на кровати, спихивая Гусева.
Никита матернулся, роняя телефон и окончательно падая с кровати под натиском сильной ноги основного вратаря СКА. Дацюк поднял глаза сначала на Игоря, однако, парень смотрел в потолок и ровно дышал, а потом перевел пристальный взгляд на Ковальчука — альтернативный капитан развалился в вызывающей позе в кресле, листая ленты в социальных сетях.
— Мне интересно посмотреть на все происходящее своими глазами, а не через экран телевизора, — попытался оправдаться Дацюк, — да и дома мне делать нечего. Все домашние на отдыхе, бросили меня в дождливом Питере, а слушать претензии от тренера, что я не хожу на тренировки «по собственному желанию», — Паша использовал стандартные оправдания, но Шестеркин, кажется, даже не стал вслушиваться.
Дацюк переглянулся с Ильей и улыбнулся уголком губ. Естественно, они оба прекрасно знали, почему Илья одним из первых согласился поехать в Астану, а Дацюк бросил все дела в Питере и рванул вслед за альтернативным капитаном. Наверно, потому, что в Астане была прекрасная погода, и сидеть в Питере под чередующимися дождями и снегопадами было как-то не интересно.
— Ты собираешься, Дац? — спросил Ковальчук, поднимаясь с кресла и оглядываясь в поисках своих штанов.
— Я готов, в отличии от тебя, — Дацюк фыркнул, указывая рукой на отражение Кови в зеркале — ассистент Крюк стоял и растерянно смотрел по всем углам, не понимая, куда таинственным образом пропали его серые спортивные штаны. — Собираемся активнее, прима-балерина труппы красной армии, активнее, — Дацюк встал в позу, хлопнул в ладоши и с вызовом посмотрел на Ковальчука.
— Твои крики и возмущения не ускорят процесс, — Ковальчук не нашел искомое и пошел в свою спальню в поисках своего чемодана. — Лучше закажи такси, Пах! — крикнул уже из комнаты Ковальчук.
Дацюк недовольно цокнул, вздохнул от всепоглощающей безысходности и достал телефон. В аэропорту он сразу же нашел несколько номеров служб такси, чтобы потом не бегать в панике в поисках хоть какой-нибудь машины. Заказав машину в одной службе такси, Павел успокоился и спокойно устроился напротив зеркала, пытаясь пригладить растрепавшиеся волосы.
— Я наше-ел! — Ковальчук наконец вылез из спальни, натягивая штаны прямо на ходу. — Я наше-ел штаны. Это было очень сложно, но я справился. Игорь, дай конфетку, у тебя есть конфетки, я знаю, — Илья нашел валяющуюся в кресле куртку, но она принадлежала Гусеву, а это могло означать лишь то, что теперь у Ильи уйдет еще сорок минут, чтобы выйти из дома.
— Уймись, Ковальчук, и пошли уже, такси минуты через три приедет, — Паша взглянул на сообщение, которое пришло и диспетчерской службы такси.
— Игорь, ну дай! — клянчил Ковальчук, снова начиная кружиться по комнате в поисках мобильного телефона и шарфа.
— Да не дам я тебе, даже не проси, — возмущенно пролепетал Игорь, дрыгая ногой и задевая сидящего Никиту. — Ты миллионер или как, не можешь себе конфетку самостоятельно купить?
— Мне с миллиона сдачи не дадут, — Ковальчук показал Шестеркину средний палец. — Где это телефон чертов? Только две минуты назад в руке держал его!
— Да вот твой мобильный лежит, хер ты моржовый! — заголосил Дацюк, уже обувшийся и полностью одевшийся, не собирался ждать своего партнера по команде больше тридцати секунд. Какой-то тапочек, стоящий у порога, полетел в Илью, а второй приземлился в кресле — именно там и лежал гаджет, на поиски которого тратилось каждый раз огромное количество времени.
— Все, нашел, — Илья торжественно потряс телефоном в руке и затолкал его в карман джинсов. — Дядя Паша, давайте таким же волшебным образом мой шарф найдите, — засмеялся Кови, заглядывая в шкаф и вытаскивая оттуда куртку. — Ладно, не кричи, — Илья подмигнул ему, видя, что Дацюк сейчас лопнет от злости. — Пошли, — Ковальчук проверил, на месте ли бумажник и прочие важные вещи, — так, детки, родные мои, хорошие, — Илья помахал рукой Никите и Игорю, — покушайте, спать поздно не ложитесь, про братика Патрика не забудьте, а то замерзнет! Не скучайте!
— Да съебитесь вы уже! — заорал в ответ Шестеркин и кинул подушку в сторону закрывающейся двери.
Дацюк захохотал, но смех пришлось быстро унять, потому что позвонил таксист — приехал он быстро потому, что отель находился в центре Астаны, а рядом Дацюк видел несколько машин с логотипом этой службы такси.
— Ковальчук, ты позвонил? — с хитрым лицом сказал Паша.
— Естественно позвонил, меня дважды просить в таком случае не надо, — довольно крякнул Ковальчук, размахивая своим шарфом, как ковбойским лассо. — Он сказал, что он будет ждать нас по во-от этому адресу, — Кови вытащил из кармана листочек, который был выдран из ежедневника Дацюка.
Павел даже остановился — прямо по среди коридора, замерев и пустым взглядом уставившись вдаль. Ковальчук просто должен был спросить, нормально ли долетел Мозякин, ну просто так, потому что уже на следующий день играли команды двух их дивизионов, но никак не договориться о встрече.
— Ты понимаешь, Пах, он сам сказал «Илья, а давайте до матча поговорим, знаешь, есть тут недалеко ресторанчик небольшой, я через минут сорок там буду ужинать, вы приезжайте с Пашей, если хотите» — именно так и сказал, — Илья схватил Павла за плечи и посмотрел на него таким счастливыми глазами, что тут же все счастье передалось и Дацюку — питерский капитан схватил Ковальчука в объятия и закружил его по коридору, стискивая Илья руками с такой силой, что Кови даже ногами начал дрыгать чтобы откреститься от тесных объятий Паши.
Хорошо, что коридор рядом с вип-номерами в отеле был практически пуст — Илья и Паша даже и представить не могли, что о них вообще могли подумать постояльцы отеля.
— Ты совершенно серьезно? — Дацюк внезапно стал серьезным, все еще не отпуская Илью — альтернативный капитан завис над полом, продолжая дергать ногами, как рыба на суше хвостом. — Ты, мать ее, совершенно серьезно?
— Совершенно серьезно, Пах, — Илья был таким счастливым, что, казалось, сейчас надави на него чуть больше — и он просто обратится ярким солнцем и пойдет орать на улицу, как ставший отцом мужчина. — Поехали быстрее, Дац, а вдруг, он ждет нас там уже?
— Конечно поехали! — Дацюк выхватил из рук Ковальчука листочек с адресом, крепко сжимая его, и они чуть ли не бегом направились к выходу. — Черт возьми, Илья, это же просто потрясающее событие! — сейчас Паша напоминал маленького ребенка, которому внезапно сказали, что вместо стоматологической больницы они с родителями едут в парк развлечений.
Мозякин со своим заказом сидел за довольно-таки большим столиком и ждал своих питерских коллег — хотя до последнего теплилась в нем надежда, что никто к нему не придет, он спокойно поужинает в своей компании и уедет в свой отель. Сергею надо было кое-что отдать Илье и Павлу — только потом, с подробного доклада Оскара Мозякин узнал, что во всем этом, скорее всего, замешан и Дацюк. Он носил подаренное ими — или же все-таки это командный подарок, Сергей понятия не имел, что думать об этом подарке — кольцо, носил на среднем пальце. Странно было то, что каким-то образом в команде СКА угадали размер колец, которые он носил обычно, или же его просто знали.
Короче, вопросов к капитанскому дуэту сборной красной армии у Мозякина была масса, а вот ответов было мало.
Береглазов хотел сопроводить капитана Металлурга на встречу, о которой Сергей заранее предупредил всех, кого надо было предупредить, но Мозякин сказал, что, кажется, никто не собирается его убивать, а значит дополнительная компания ему не нужна.
И только одна мысль не давала Мозякину покоя. Так сразу можно было сказать, что с такими предположениями Мозякин явно торопится, но постепенно паззл стал складываться, сразу же после этого неоднозначного подарка. Красные розы не дарят просто так, да и не для кого не было секретом, что капитан Металлурга имел некую слабость к таким цветами, конечно, не в качестве подарка себе, а просто как украшение интерьера или фотографии; вино, которое потом они попробовали всей командой, хотя и большую часть выхлебали Дронов с Самсоновым напару, оказалось просто превосходным; в открытках, одна их которых лежала вместе с вином, а вторую Сергей нашел, когда уже очень поздно вечером перебирал большие красивые бутоны букета, стоящего в вазе, были наполнены нежными и ласковыми словами поддержки; а гравировку на кольце, которая находилась с внутренней стороны, Сергей так и не смог рассмотреть. Сколько бы не пытались рассмотреть ее ребята, сколько бы Мозякин сам не возился с лупой, сколько бы Юля Мозякина не пыталась понять, что же может быть выгравировано на блестящей поверхности, они никак не могли разобрать надпись, а потом Сергей и вовсе забыл, что хотел что-то разузнать по поводу этого кольца.
Просто в одно прекрасное утро Мозякин нашел это кольцо на тумбочке и решил надеть — в итоге носил уже несколько недель, снимая лишь для того, чтобы вновь посмотреть на маленькую надпись гравировки.
После подарков, которые были адресованы капитану Металлурга типа как «от всей команды СКА», последовал рассказ Оскара. Осала рассказал о том, как Дацюк и Ковальчук прятались по углам около отеля, как Дацюк потом нервно подрагивал, смотря в раздевалке на Коскинена, как, со слов Ярно, Кови и Павел не раз прессовали его из-за того случая, спрашивая не гей ли он, раз Оскар так неудачно и, вероятно, неубедительно пошутил про свидание.
— Их реально это так сильно волнует? — Мозякин тогда очень удивленно посмотрел на Оскара, когда Осала остановил его после тренировки на льду и попросил минуточку внимания.
— И, ну, если Ярно пожал плечами и сказал, что это просто неудачная шутка, то вот их такой ответ явно не устроил — Коскиранта сказал, что Дацюк даже как-то погрустнел, но, мне кажется, ему просто показалось, — Оскар явно как-то неоднозначно относился к этой ситуации, словно подозревая что-то, но мыслями своими с капитаном не делился, до определенного момента, конечно, — и тогда Ковальчук спросил, на полном, блять, серьезе спросил: «а есть ли в коллективе Металлурга геи?», и тогда Коскиранта вообще в осадок выпал.
— Ебанный в рот, — только и смог выдать Сергей, даже не зная — пугаться ему или удивляться. Однако, если Оскар говорил ему это — значит, он к чему-то вел, просто так, между делом, о таких вещах не говорят.
— Ты пока не удивляйся слишком сильно, все еще впереди, — усмехнулся Оскар. — Ярно, естественно, сказал, что нет, коллектив Металлурга совершенно натуральный и ни у кого никаких наклонностей нет, и тогда Илия и Павел о чем-то начали разговаривать на русском. Ярно не смог перевести все, что они сказали, но, как ему показалось, речь шла о тебе, вернее, речь о тебе шла совершенно точно, но вот в каком контексте о тебе они говорили — Ярно не понял. И если вспомнить про цветы, кольца, те знаки внимания, что они оказывали тебе в Ледовом после нашей последней игры, вспомнить про то, что они тусовались около нашего отеля в Питере и пытались втихаря доставить тебе все эти презенты «типа как от клуба», а не сделали все гораздо проще, а потом приложить это ко всему, что рассказал мне Ярно — то, как мне кажется, тебе стоит немного задуматься. Это типичное поведение человека…
«…который не рассчитал дозу наркотика», — подумал тогда Сергей, потому что верить в слова Оскара ему не хотелось — было как-то страшно.
— Сергей, будет в миллионы раз лучше и тебе, и им, если они просто шутят или проспорили кому-то — эта тема всегда так остра, особенно в России, особенно в таком виде спорта, как хоккей, — Оскар положил руку на плечо Мозякина, — но если вдруг окажется, что кто-то из них, а может и в двое, по-настоящему ощущает к тебе что-то, то это может стать опасным не только для них, но и для тебя.
— Оскар, давай не в этот раз, — попросил Сергей, лишь поджимая губы и отправляясь быстрым шагом в раздевалку.
И только потом Мозякин узнал от директора экипировочного магазина в Магнитогорске, что Дацюк выкупил у него несколько месяцев назад один из тренировочных свитеров Мозякина, а Ковальчук какими-то окольными путями забрал из коллекции клубных болельщиков измазанный в крови капитанский игровой свитер с фамилией Сергея. И Сергей даже не знал — что ему теперь думать.
— Сереж, — пока Мозякин зависал, держа в руках мобильный телефон и смотря пустым взглядом в одну точку, уже приехали «ленинградские гопники», — привет, — Илья как-то виновато улыбался, а Павел просто стоял и смотрел на руку Сергея; Мозякин посмотрел на свои пальцы тоже — на среднем пальце блестело подаренное Ковальчуком кольцо.
— Не стойте, присаживайтесь, — Сергей очнулся от своих мыслей и указал рукой на два стула напротив него. — Как дела? Как долетели?
— Нормально долетели, только мой рейс позавчера немного задержали, — улыбнулся Дацюк, присаживаясь и оглядываясь в поисках официанта. — А ты?
— А Илья у меня все уже спросил, — Мозякин вскинул голову и положил подбородок на руку, словно ему было лень сидеть. — Я думал, Илья тебе все передал, — в голове у Сергея крутились только слова Оскара, а Сергей всеми силами пытался избавиться от его навязчивых предположений. Мозякин думал бы и дальше, что все это плохая шутка в нелепом исполнении питерских капитанов, но вот только версия, изложенная Оскаром, была слишком уж гладкой, все факты слишком уж аккуратно вписывались в эту историю.
Ковальчук с Дацюком синхронно побледнели, расположившись за столом. Ковальчук спрятал взгляд за ладонью, а Паша лишь мельком посмотрел на Мозякина, а потом стал смотреть в окно.
— Капитанишь завтра, Илья? — спросил Мозякин, пытаясь перевести тему, чтобы говорить не приходилось ему одному.
— Ага, — Илья счастливо улыбнулся, понимая, что ему не придется отдуваться за все сказанное ранее, — завтра уже встречаемся на льду?
— Если честно, то уже не помню, играем ли мы перекрестно по конференциям или по дивизионам в конференции, — Мозякин, конечно, приехал, но до конца не понимал, зачем он приехал — он просто легенда, которая постоянно находится на таких событиях в центре внимания. — Может, играем, а может и нет, — Сергей взял в руки чашку кофе и внимательно посмотрел на гущу.
— Ага… — погрустнев, сказал Паша.
Вся эта бесконечная тягомотина с непонятными диалогами и невыясненными моментами так надоела Сергею, но капитан не мог просто в лоб взять и спросить все, что бушевало у него в мыслях. Мозякин глубоко вздохнул, поднял руку со стола и показал своим гостям кольцо — почему-то внезапно Сергею самому показалось странным, что он его носит.
— Илья, — Сергей посмотрел на Ковальчука и снял кольцо с пальца, перекатывая его в руках. — Ты тогда просто взял и убежал, а я даже не смог догнать тебя — в тапочках был, — Мозякин улыбнулся и случайно уронил кольцо на стол — звякнув, ювелирное украшение укатилось на другую половину стола и остановилось практически между Ильей и Пашей. — Там есть какая-то надпись, но я не смог ее прочитать, — Сергей говорил про гравировку на внутренней стороне кольца. — Может, ты скажешь мне, что она означает?
Дацюк и Ковальчук, не отрываясь, смотрели на лежащее на столе кольцо. Они словно были загипнотизированы. И только секунд через сорок Паша отмер и потянулся дрожащими пальцами к кольцу, приподнимая его над столом двумя пальцами, а потом сжимая в ладони.
— Ты… ты носил его все это время? — удивленно спросил Илья.
— Ну, не все это время, но носил, — Сергея пугала такая реакция и отсутствие ответа на свой вопрос. — Оно довольно-таки красивое, но мне интресно — с какой целью вы вообще сделали мне такой подарок? — Мозякин решил говорить твердо с этими двумя, но почему-то теперь каждый вопрос давался ему с трудом.
Дацюк и Кови переглянулись, а потом Павел взял кольцо двумя пальцами, словно приготовился надевать его на палец, Илья протянул руку Сергею и вытянул ее перед магнитогорским капитаном внутренней стороной ладони вверх в доверительном жесте.
— Дай мне руку, Сереж, — попросил Илья, нежно улыбаясь и опуская глаза.
Мозякин только и смог, что открыть рот и продолжать удивленно смотреть на питерских капитанов; однако, все-таки протянул руку Илье для рукопожатия. Но Ковальчук усмехнулся и осторожно взял руку Сергея, прижимая его ладонь к своей и накрывая сверху, поглаживая пальцами сбитые костяшки, и притянул ее ближе к себе — Мозякин сначала уперся боком в стол, но потом приподнялся, так как Кови только и делал, что тянул его руку на себя. Паша резковато сдвинул ладонь Ковальчука и аккуратно приподнял указательный палец Сергея, надевая кольцо.
— Там надпись… на латыни, — сглатывая, сказал Павел.
— Там написано «победитель», — улыбнулся Илья и выпрямился на стуле. — Это наш с Дацюком подарок. Мы долго решали, какую гравировку сделать, а потом подумали, что именно это слово характеризует тебя в полной мере, — Илья выглядел таким смущенным и даже слегка покраснел, а Павел боялся вообще посмотреть на Сергея, постоянно отводил глаза.
Мозякин выдернул руку из ладони Ковальчука и сел обратно на место, максимально отдаляясь от Ильи и Паши.
— Я…понимаю, что… — Мозякин глубоко вздохнул. — Нет, я не понимаю, — Сергей взял со стола салфетку и скомкал ее в руке. — Я не понимаю, к чему это все. Зачем эти мишки, розы, ананасы, кольца? — возмутился Сергей, наконец выпуская свое искреннее негодование. — Я вам барышня что ли? — Мозякин ударил кулаком по столу — не сильно, конечно, но вполне ощутимо, даже посуда и столовые приборы вздрогнули.
— Погоди, не кричи, — попросил Илья, но Мозякин уже нахмурился, а это означало, что кричать магнитогорский капитан будет только громче. — Мы правда не хотели оскорбить тебя таким образом, — вздохнул Ковальчук, наклоняя голову — кажется, онемевший Дацюк только смотрел пустым взглядом в стол. — Ты просто… должен понять нас, — Ковальчук очень сильно хотел испариться прямо со стула куда-нибудь в бар, нажраться там и умереть счастливым, не самым молодым и пьяным в канаве неподалеку — но только не пытаться объяснить что-то Сергею. Павел так вообще был не при делах, сидел, словно его здесь вообще не было. — Пах, ну и хули я один отдуваюсь? — наконец возмутился Кови, понимая, что еще один раз он что-то отдаленное скажет вслух, не относящееся к делу, и Сергей его просто с асфальтом сравняет.
— Я люблю тебя, — сказал как отрезал Павел, и Илья чуть не умер. — И вот это пень тоже тебя любит, — Дацюк кивнул на Ковальчука — альтернативный капитан СКА, кажется, уже пережил клиническую смерть. — Очень сильно. Надоело вату катать и смотреть на тебя, — сказал Паша, и в это время Мозякин поднялся с места поднялся с места. — Тоже мучайся теперь, — договорил Дацюк, а Сергей просто взял и ушел в сторону уборных.
Ковальчуку хотелось разораться, но они все еще были в общественном месте, и их окружали люди, немного, но окружали. Он просто положил голову на стол и крепко сжал свою толстовку в ладонях — хотелось перевернуть стол, избить кого-то и нажраться так, чтобы потерять зрение и память.
— Что. Ты. Наделал? — отчеканил Илья, стискивая зубы и глубоко вдыхая.
— Я устал, — сказал Павел, — Мне это просто надоело. И правда — чего это мы с ним, как с барышней возимся? — пусть все знает, пусть понимает, почему мы себя так ведем, пусть не задает вопросы, — Илья раскраснелся и был похож на вулкан, а Паша был его полной противоположностью — сидел, как ледяная статуя, не шевелился, на лице не проскочило ни одной эмоции. — Хуже уже не будет, Илья.
— Теперь он будет морозиться от нас с двойным усилием, — прошипел Ковальчук. — Теперь он возненавидит нас, а потом еще и расскажет своим друзьям, а том, какие мы на самом деле, — драматизируя, Илья уже представил, как бросает нынешнюю жизнь и едет скрываться в Австралию, где погибает в неравной битве с пауком. — А потом… что с нами будет потом?
— Не знаю, Кови, но я хочу пойти за ним, — сказал Дацюк, встал, и целенаправленно отправился туда, куда ушел минутой ранее Мозякин.
— Ты совсем с ума сошел? — Илья был готов закричать на него вопреки всем правилам поведения, но Дац лишь потянул его следом за собой. — Я буду совершенно не удивлен, если он убьет нас на месте, господи, я буду даже рад такой возможности!
— Сергей! — Паша чуть ли не с ноги открыл дверь — Мозякин стоял около раковины, опираясь на нее спиной, смотрел в сторону пустых кабинок и, сложив руки на груди, хмурился. — Давай поговорим, — попросил Паша.
— Съебались, — только и сказал Сергей, отворачиваясь к раковине и открывая воду, чтобы умыться.
Ковальчук опередил Павла, заходя в туалет быстрее, чем это сделал капитан СКА. Мозякин, наблюдая за Ильей в зеркале, крепко сжал кулаки — отходить ни от кого он не стал бы, а с удовольствием постоял бы за свое личное пространство.
— Ты на цветы обиделся? — спросил Илья.
— Да при чем тут эти ваши цветы! — вспылил Сергей. — Что я, дурак — на цветочки обижаться? Да ты хоть меня в свадебное платье наряди — я лишь посмеюсь, — Сергей внезапно стал грустным. — А вот словами лучше не разбрасываться. Я все узнал про то, как вы до Коскиранты докапывались, как свитера мои у коллекционеров выкупали — и мне не хватало до подтверждения моего самого нелюбимого предположения только ваших слов. Я до последнего надеялся что все, рассказанное мне Оскаром и другими людьми — это просто ваша неудачная шутка, но все оказалось немного не так, как я надеялся.
Ни Илья, ни Павел не решались сдвинуться с места и что-то сказать. Мозякин выглядел очень разочарованным; он глубоко вздохнул, закрыл воду в кране и снова опустил глаза.
— Вы долго еще здесь стоять будете? Идите уже, — фыркнул Сергей, опираясь бедром о каменную плиту раковины. — Разговаривать с вами я ни о чем не буду, — предупредил Мозякин.
— Паш, — Илья кивнул в сторону выхода, — пошли, — однако, Дацюк никуда не собирался. Он просто смотрел на Мозякина, а потом сделал к нему несколько шагов.
— Теперь ты ненавидишь нас? — спросил Паша.
— Господи, что же должно отучить говорить тебя такую хуйню? — взвыл Илья, хватаясь за волосы.
— Глупости, — Сергей проигнорировал Ковальчука, — я даже не думал об этом. Просто… как теперь мне относиться к вам, как я относился к вам прежде? Это вряд ли будет возможно. Я… — Мозякин съежился, словно испугавшись. — Так не хочу думать об этом; короче, если вы не уйдете, то дайте уйти мне, — Сергей изящно обогнул двух питерских нападающих, словно сейчас они были на льду.
— Сереж! — позвал Илья.
Мозякин обернулся, стоя уже за дверьми.
— Обещай, что ты будешь носить кольцо, — попросил Паша, понимая, о чем хочет заговорить Ковальчук.
Мозякин улыбнулся и кивнул — потом ушел, оставляя Ильи и Павла со своими мыслями и догадками. Дацюк посмотрел на себя в зеркало — кажется, таким бледным он себя еще никогда не видел. Кови тер глаза — почему-то от безысходности и колющего чувства в сердце хотелось волком выть.
— И… что будет дальше? — спросил Илья, надеясь, что хоть у старшего товарища есть ответ на этот вопрос.
— Понятия не имею, — ответил Дацюк, пожимая плечами. — Но он сказал, что не будет ненавидеть нас. Разве нам недостаточно, а, капитан Крюк?
Примечания:
пб всегда открыта