Идущая по грани или Сказки Зелёного Леса

      Аварэ впустила Халлорна. Тот вошёл. Повернулся. Заговорил не сразу, словно собираясь с мыслями.       — Легохенгиль…       Она скрестила руки.       — Лаихенэлен, нам всем надо… — эльф наткнулся на взгляд Леди, выставил перед собой ладони в примирительном жесте. — Вижу, вижу, ты спокойна… Ты же понимаешь, всё эта Тварь, яды, медальоны, заклятия, которым он подвергся.       — Хм, — она отошла вглубь комнаты, как бы перекрывая лорду путь, не предложив даже сесть.       Да он и не усидел бы! Чувствовал, что разговор не будет долгим. А Леди сказала:       — Я прекрасно вижу грань, где на него действовало заклятие, и где его собственная воля.       — Да, — лорд не удержался от колкости, — ты всё видишь и понимаешь. И что? В тебе тверда решимость уехать!       — Ты пришёл уговаривать, — взгляд ее проницательных глаз цвета морской волны скользнул по собеседнику, веер густых ресниц опустился. Голос звучал негромко и ровно, но его невероятная глубина, казалось, проникала в самое нутро, — и собираешься использовать озеро, а также лечение подвергшихся заклятию, как предлог, чтобы меня задержать. Не волнуйся! Я не уеду, пока не исполню то, что должна.       Халлорн чувствовал, что весь его пыл и готовность высказаться остались за порогом покоев Леди, едва он перешагнул его. Едва посмотрел на неё. Вся его горячность и уверенность улетучились, растаяли как дым, рассыпались в прах о спокойствие и уверенность в принятом ею решении. Ещё в первую встречу неведомая и странная дева поразила его идущей от неё скрытой и словно спящей силой, чуждой эльдар, и в тоже время близкой всем Перворождённым.       Леди стояла, по-прежнему скрестив руки и глядя перед собой. Он понимал, почему Трандуил три с лишним тысячи лет назад полюбив, всю эпоху был одержим этой женщиной, а едва стоило той вернуться, почти испугался и повел себя столь непредсказуемо: друг его юности жаждал и боялся любви зеленоглазой аварэ. А заклятие медальона и отравление только усугубили в нём это.       Какое-то отчаяние и обида закрались в сердце — он видел, как эти двое, пусть краткий миг, смотрели друг на друга, а потом вновь упрятали свои чувства от посторонних и самих себя; видел, что они любят! И что же, гордыня, да какой-то нелепый страх мешают им быть вместе? Трандуил, по его словам, боится быть отверженным. С какой стати, если она любит его? Хотя и прячет это за неприступным видом… Вот тут, однако, надо оговориться: он так и гадал бы об истинных чувствах Леди к Лесному Королю, если бы не Галадриэль. Неужели из-за сестры? Халлорн почувствовал, что аварэ снова смотрит на него и его мысли, скорее всего, для неё не тайна.       Короткая усмешка едва тронула её губы, но глаза остались серьёзными:       — Не бойся, твоё аванирэ в порядке, у тебя на лице всё написано. Ты переживаешь за друга — это понятно.       — Он звал тебя! — произнёс лорд, и слова прозвучали так, словно никакие аргументы не могли перевесить их значение. — Со всей болью и отчаянием любящей души, вкладывая в этот зов весь холод одиночества прошедших веков!       Он видел, как Леди слегка побледнела и прикрыла веки.       — Я слышала, — сказала она тихо. Да, она слышала, и её сердце готово было разорваться в тот момент! Но тиски доводов разума заставили смирить рвущиеся на волю чувства.       — Слышала и не ответила. Почему?       Лаихенэлен открыла глаза:       — Потому что не хочу давать ему надежду, которая трудно осуществима.       — Но ты ведь любишь его! — почти простонал лорд.       Она ответила лишь миг спустя, словно колеблясь. Но ответ прозвучал уверенно и твёрдо:       — Люблю. Хотя я давным-давно запретила себе даже думать об этом. Ты доволен?       — Тогда почему, балрог побери, вы не можете быть вместе? — Воскликнул Халлорн. — Почему надо обязательно мучить друг друга?       — Я не обязана отвечать тебе, но скажу. Потому что изначально он отдал свою любовь моей сестре, и есть плод этой любви — Леголас. Потому что я познала другого и родила дочь. Потому что со смертью Эленвен Долг всецело лёг на мои плечи. А его наличие исключает для меня возможность быть чьей-либо женой.       — У тебя есть дочь?       Леди снова помолчала.       — Есть. Появление на свет Эленьвэ во многом обусловлено исполнением Предназначения. Пойми, ни я, ни моя сестра, мы никогда не принадлежали себе. Мы рождены, чтобы исправить то, отчего когда-то пошатнулось Равновесие.       — И что же это? — подавленно спросил лорд.       — Этого я тебе не открою, — произнесла Леди, и Халлорн понял, что спрашивать дальше просто не имеет права. — У Эленвен ещё был шанс: они могли быть счастливы с Трандуилом. Однако она не послушала меня, не воспользовалась шансом, дарованным ей судьбой, поступила по-своему и… — Аварэ отвернулась. — Мне тяжело говорить об этом.       Халлорн опустил голову:       — Понимаю, — глухо, — но ты ведь приехала сюда не только рассказать Леголасу о матери. Есть и другое…       — Не только. Есть. И я буду говорить об этом с Владыкой.       Лорд поднял взгляд. Значит, официальная встреча. Он не скрывал грусти. Внутри у него всё продолжало протестовать, словно и не звучали слова Леди о Долге, сестре и прочем. Ясно одно: для Лаихенэлен это неоспоримые аргументы, препятствия, которые для неё трудно или вообще не преодолимы.       — Король назначит время и выслушает вас, госпожа, — машинально пробормотал он. Лёгкий кивок был ему ответом.       Всё ещё пребывая в смятении и понимая, что теперь долго будет осознавать услышанное, лорд остановился на пороге.       — А ты уверена, что не повторяешь сейчас ошибку своей сестры?       Он не осмелился взглянуть на неё. И зря! Возможно, несмотря на прямую, гордую осанку, полную уверенность в своём решении, непроницаемое выражение лица, он заметил бы в её глазах искорку того же смятения, что испытывал сам. Смятения, которое вызвали в Леди его последние слова.       Халлорн ушёл, а Лаихенэлен, оперевшись о стол руками, сокрушённо покачала опущенной головой… Это ОНА, стоя перед Великим Орлангуром, дерзко говорила, что только любовь и рождённые в ней дети смогут исправить Рок, а Эленвен говорила о жертве… Видела ли сестра дальше, чем она? Их мысли всегда были открыты друг другу, до того момента, как на Эленвен обрушилось проклятие назгула. Но предчувствие смерти не оставляло их обеих с самого начала, когда покинув родной край, они двинулись в свой первый поход на Запад, навстречу судьбе. Когда она увидела вспыхнувший свет в глазах сестры при виде западного эльда, предназначенного им этой самой судьбой. Лаихенэлен решила, что Любовь и дети выпали на долю Эленвен, а жертва будет состоять в том, что она, Лаихенэлен, откажется от этого и возьмёт на себя Поиск. На деле же всё перемешалось. Сестра, полюбив, родила сына и принесла себя в жертву, погибла, и уже три тысячелетия Лаихенэлен не могла простить себе этого! Ведь она подозревала, предчувствовала и не уберегла! Эленвен сумела перехитрить и её, и отца. «Ах! Что же ты наделала, Эленвен!». Бремя Долга всецело пало на неё. Отправляясь сюда, аварэ знала, что столкнётся с однажды отринутой любовью вновь, и снова слова Золотого Дракона, до конца осознанные и принятые только после смерти Эленвен, звучали в голове: «Помни: твой Путь по грани — путь одиночества, позволишь себе любить — будешь страдать, и будут страдать любящие тебя, самые дорогие и близкие тебе…»       Цели были определены и оговорены. Они последний раз прогуливались вдоль берега Залива перед её отъездом. Волны с беспокойным шелестом накатывали на берег, а горизонт тонул в туманной завесе.       Король Ильвэ, подняв на неё бесконечно мудрый и печальный взгляд, молвил:       — Давняя трагедия, по которой никогда не перестанет скорбеть сердце, наложило печать на уста, и мы молчали об этом в течение тысячелетий, — он отметил, как она мгновенно напряглась.       — Прошу, Владыка, не надо.       Ильвэ прервал её жестом и продолжил:       — Я должен это сказать тебе, девочка. Ты знаешь, Лаихенгель, твоя холодность и неприступность могут убедить кого угодно, но только не меня. Я вижу, что искра в твоём сердце не погасла окончательно, несмотря на время и всю твою волю. Судьба снова сведёт вас, и пламя может разгореться вновь. Поверь, любовь не подвластна разуму! Чтобы не говорил Великий… И это может быть твой шанс.       Он внимательно посмотрел на неё, но ни сведённые брови, ни упрямо вздёрнутый волевой подбородок, ни стальная решимость в глазах не могли обмануть его. На самом дне этих огромных, непроницаемых для других глаз, он нашел подтверждение своим словам в мимолётном, едва уловимом даже для него, мелькнувшем «нечто». И она это знала, но не желала признавать и, похоже, сама верила в то, что говорила, ибо ответ её был твёрд и непреклонен.       — Владыка, я постараюсь достигнуть соглашений и без исполнения этой части Пророчества.       — Я знаю, Лаихенгель, — сила его голоса, мягкая и в тоже время осаждающая, проникла в самое её нутро, задев самые чувствительные струны души. И голос её зазвучал уже несколько надломленно, но по-прежнему решительно:       — Я пройду свой Путь одна. Я не желаю причинять страдания…       — Скажи это отцу своей дочери.       — Тем паче! Хватило и его… Я не имею права посягать ещё и на любовь, принадлежавшую моей сестре. Как я смогу посмотреть в глаза её сыну?       Серый взгляд Вечного Короля блеснул:       — Любовь не может «принадлежать» кому бы то ни было. Любовь, она и есть — ЛЮБОВЬ. И, похоже, тебе предстоит ещё понять это, Лаихенгель… В любом случае, у тебя есть выбор.       — Есть Эленьвэ и Леголас, — продолжала настаивать Леди.       — Эленьвэ — да! А вот сыну западного короля тебе ещё предстоит не только поведать о матери, но и донести до него…       Поток воспоминаний был прерван новым неуверенным стуком в дверь. Леголас вошёл бледный, подавленный. Обычно живые и светящиеся, словно овеянные весенним ветром, черты как-то угасли, заострились и стали строже. Нахмуренные брови, руки за спиной и прямая осанка делали его похожим в этот момент на отца. Леди видела, как трудно ему приходится, какого смятения полно его сердце. Сейчас она почти физически чувствовала, как начинает просыпаться дремавшая в нём родная и ей кровь.       «Подумать только, в этом мальчике течёт кровь почти всех эльфийских народов Арды. Неудивительно, что он рождён с великой судьбой».        Она молчала, давая ему время собраться и начать первым.       — Я говорил с отцом…       — И что же он… рассказал тебе?       Их голоса звучали очень тихо. Принц словно смотрел сквозь время, а перед аварэ вспыхивали картины прошлого, и давние чувства возвращались вновь.       — О том, как в конце Второй Эпохи, за несколько лет до Битвы Последнего Союза в нашем Лесу появился странный отряд. О бое, и как он очнулся раненый в лагере эльфов-чужаков. Как над ним склонялась дева с меняющими цвет глазами, сумевшая пробудить и завладеть его сердцем, доселе не ведавшим счастья и мук любви. И лишь позже он узнал, что дев было двое. Двое сестёр-близнецов, одна из которых потом стала моей матерью. Как вы уходили, а он не знал, что дева, отдавшая ему себя, ставшая ему женой, уносит в своём чреве его дитя. Она ничего не сказала, иначе он ни за что не отпустил бы…       — Эленвен ещё сама тогда не знала, что беременна… Всё произошло слишком быстро.       Они помолчали. Леголас стоял вполоборота к своей собеседнице.       — Как два года спустя, перед самой войной Последнего Союза, — снова заговорил Леголас, — друг моего отца, лорд Халлорн привёз маленького мальчика с голубыми глазами… Меня, — он проглотил комок и, наконец, повернулся к Леди, встретился с ней взглядом. — Я знаю, сейчас не время для долгих расспросов, но ты обещала, и со временем ответишь на всё, о чём спрошу.       — Да.       — Расскажи мне сейчас основное, коротко. То, что касается моего рождения.       Леди на краткий миг прикрыла глаза. Целую эпоху она шла к этому разговору, бережно хранила тайну в сердце, и сейчас должна, наконец, исполнить свой долг. Должна поведать о том, что произошло три тысячи лет назад, вернувшись мысленно в тот чёрный день, заново испить до дна чашу непереносимого страдания, щедро посыпая солью и без того кровоточащие раны души.       — Саурон угрожал всему Средеземью, — начала она. — Его щупальца протянулись и на Восток тоже. Ты знаешь, что я и твоя мать обладаем Даром, и нам, как Видящим, было дано говорить с Тем, кому поклоняется мой народ. Он предупредил нас о великой опасности. По Его слову, наш Владыка — Вечный Король Вод Пробуждения Ильвэ, послал нас, числом двенадцать, с разведывательной миссией к Закату, чтобы оценить масштаб угрозы. Мы достигли Лориэна и встретились с Владычицей Галадриэль. Потом пришли в Зеленолесье. На наш отряд напали орки, мы яростно сражались, но их было слишком много. Неожиданно пришла помощь в лице твоего отца и двоих его спутников. Оба эльфа погибли в ходе боя… Мы отступили, унося с собой тяжело раненого Трандуила. В нашем тайном лагере мы лечили его, и, как только он смог стоять на ногах, дал клятву, что сохранит наше присутствие в тайне и покинул нас. До сего момента Трандуилу не была ведома любовь. Он задел сердце моей сестры и… моё… Видя, какое пламя зажглось в душе Эленвен, я отступила. Мы были близнецами, и я любила её! Они тайно встречались несколько раз. Потом мы ушли. Ты родился далеко отсюда…       — Ты почти повторила рассказ отца.       — Я знаю, что ты хочешь услышать. — Её голос казался ровным, но принц чувствовал, что каждое слово отзывается в сердце Леди невыносимой болью, бередя прошлые, так и не зажившие раны.       — Прошу…       Леди судорожно сцепила пальцы. Сколько раз она представляла, как расскажет ему ВСЁ. И как же это тяжело! О, эти молящие голубые глаза напротив и тихий шёпот! Она сглотнула комок в пересохшем горле и заговорила.       — Битва была страшной! Не уступающей знаменитым сражениям прошлых эпох, что произошли на западе, а также тем, которые довелось пройти тебе. Мы сражались по колено в крови. Если бы не Чёрные Гномы и дорваги, ужасно подумать что могло бы случиться! И если бы не твоя мать, я сейчас не говорила бы с тобой. Эленвен была смертельно ранена и умирала у меня на руках. Перед смертью я поклялась ей, что доставлю сына к его отцу и расскажу о ней. Твоя мать любила тебя, Леголас… Я поклялась и закрыла ей глаза. После войны на востоке и перед войной на западе, вернувшись в Зеленолесье, я тайно встретилась с Халлорном. Он единственный знал о романе твоих родителей, и я передала ему тебя.       Леголас понял, что Леди щадит его, намеренно опуская страшные подробности, и ему ещё предстоит о них услышать. Принц был благодарен, ведь его душа и так была переполнена, терзаема и другими заботами, несколько отступившими в свете открывшейся ему главной тайны его жизни. Он снова заглянул в неимоверно посветлевшие от душевной боли глаза Лаихенэлен, но он хотел УВИДЕТЬ как это случилось!       — Покажи мне, — его горячий, полный мольбы шепот калёным железом обжёг сердце Леди.       — Нет. Я не могу допустить, чтобы ты пережил подобное.       — Я ХОЧУ. Я имею права! — сказал он уже громче. С настойчивостью, не приемлющей отказа.       — Леголас! — мука исказила прекрасное лицо аварэ. Несколько мгновений она медлила, но вглядевшись в него, узрев столь отчаянное желание и готовность, нехотя согласилась: — Хорошо.       Горячие пальцы легли на виски принца.       От войска осталось меньше трети. Силы на исходе. Скорей всего, они обречены. Лаихенэлен, с ног до головы в крови, своей и чужой, впрочем, как и её сородичи. Пал отец. Принц Орвэ тяжело ранен. Они будут биться до последнего! Даги вихрем кружатся в смертельном танце. Только что к её ногам рухнул огромный истерлинг, а в спину ей уже летит короткое копьё. Разворот, и она на лету успевает перерубить древко. Волосы давно слиплись под шлемом, пот заливает глаза. Лаихенэлен отбивается от нескольких противников сразу. Страшные луки степняков знают своё дело. Чёрная толстая стрела, наверняка поразила бы её, но вот мелькает тень, и воин принимает на себя чудовищный по силе удар, предназначенный для неё. Взметнулись тёмные косы. Волна холодного ужаса и отчаяния поднимается в сознании Лаихенэлен, а сердце вдруг забывает, как биться… Она подхватывает оседающее тело. Жестокий спазм сдавливает горло и из груди вырывается лишь хрип: «Эленвен!» Лаихенэлен склоняется над сестрой, струйка алой крови вытекает изо рта последней. «Держись, Эленвен! Я сейчас». Она знает: рана смертельна! И всё-таки шепчет: «Нет! Я не позволю тебе умереть». Она открывается полностью, стараясь влить свою жизненную силу в сестру… и натыкается на барьер! «Эленвен?!» «Не надо, оставь, мне уже не поможешь… Час пробил…» — Бульканье, хрип. «Об-б-бещай». Каждое слово даётся с неимоверным трудом: «Обещай, что от-ттт-ве отвезёшь сына к его от-т-отцу и расс-кажешь м-м-мальчику о-б-бо мне. Чт-то я люб-би-ла ЛЮБ-Б-ЛЮ его». Дева задыхается. Из горла выплескивается кровь. Слёзы застилают глаза Лаихенэлен, она держит лицо сестры в ладонях. Капли падают на бледнеющие щёки Эленвен и смешиваются со слезами и кровью той. «Клянусь, я клянусь всё исполнить. КЛЯНУСЬ!!!». На миг глаза умирающей вспыхивают: «Кори' мм-о-антъи-тейн»*. Губы шепчут в ответ: «Кори эте о антъи мейн»**. «Живи жжи-ви за н-нас об-беих. Т-тты п-помнишь: одна д-ддуша на д-двоиххх». По телу Эленвен пробежала судорога, и глаза незряче уставились в такое же голубое и глубокое, как сами они, небо. Лаихенэлен зарыдала, неистово прижимая к себе сестру. И тут она чувствует на себе взгляд. И навсегда запоминает это ощущение. Обводит пустыми глазами кровавое пиршество. Боль. Невозможная, невыносимая боль потери… Дикий звериный рык вырывается из её груди. С такой безумной яростью обрушивается она на врагов, что те просто боятся подступиться к ней. Она нападает сама, настигает и крушит без пощады. Кровь. Кровь. Кровь. Сама Смерть в её облике собирает в тот день свой страшный урожай, и ничто не может насытить её. Со склонов гор раздаются звуки труб Чёрных гномов…       Видение угасло в сознании застывшего Леголаса. Аварэ опустила заледеневшие руки.       — Так вот за что ты хотела просить прощения?       Леди кивнула:       — Твоя мать спасла жизнь мне, пожертвовав собой, хотя она вообще не должна была участвовать в той битве. Мы расстались в одном из селений. Проводив войско, Эленвен должна была вернуться с тобой во дворец Владыки Ильвэ, а со временем, когда минует опасность, и в Зеленолесье. Но у сестры были свои доводы, скорее всего, предвидя гибель — мою и нашего отца — она решила по-своему: переодевшись и в тайне догнав войско, Эленвен сражалась вместе с нами. Ни отец, ни я не знали этого, хотя меня и мучило некое предчувствие во время всего марша. Но я не могла допустить и мысли, что она решится оставить тебя. А твоя мать приложила все силы, чтобы не быть обнаруженной, иначе её непременно отослали бы обратно. Да хоть связанной! Я узнала её лишь в самый последний миг, когда было уже поздно…       Леголас увидел влажные дорожки на бледных щеках. Лаихенэлен, казалось, сама удивилась этому.       — Когда ушла твоя мама, я плакала последний раз в жизни. Мои слёзы высохли на три с лишним тысячи лет. Ибо ни что не могло потрясти меня больше, чем случившееся. Ведь Эленвен унесла с собой часть меня, мы были одним целым.       Леголас подумал, что никогда ещё не видел таких крупных слёз, сверкающими каплями падающих на высокую грудь Леди, и она не стыдилась их. Он молчал, потрясённый и подавленный. Несколько часов назад он не посмел всхлипнуть на отцовском плече, скупыми слезами плакал сам король! И теперь, словно наяву видя гибель матери, не смог, как тогда в лесу, сдержать себя. Судорожный спазм сдавил горло, заставил опуститься на колени и закрыть лицо. И снова её мягкие руки обнимали и утешали его, разделяя их общее горе.       Некоторое время спустя, всё ещё прижимая к себе голову принца, Лаихенэлен заговорила вновь:       — Я выполнила клятвы данные твоей матери. Я вернула тебя отцу, и ты вырос достойным, доблестным эльфом. Она бы гордилась тобой, как гордимся я и твой отец! Моя вторая клятва… её я смогла исполнить лишь спустя эпоху, и теперь ты знаешь, кто была она, твоя мама. Великий Орлангур! Это я должна была остаться в землях Дор-Феафарота, а она — жить, вернуться к Трандуилу и воспитывать тебя. А лучше ей было сразу остаться в Зеленолесье, мы бы ушли без неё. Почему, почему я не настояла! — горестное восклицание эхом отдалось в сердце принца. — Тогда бы ты родился в Зеленолесье.       После короткой паузы голос Леди остался всё также глух, но зазвучал ровнее:       — Тобой пройден сложный путь, и я чувствую в тебе тоску, которая отчасти ведома и нам, Невозжелавшим. Ты уйдёшь, последуешь вслед за своим сердцем. А оно… зовёт тебя к морю, и Трандуил вновь останется один…       Трандуил. Как больно в груди!       От упоминания его имени запретное чувство охватило её с новой силой. Леголас немного отстранился:       — И ты тоже об этом!       — Артанис предупреждала тебя о Зове Валар?       — Да. Но теперь я чувствую, что не смогу уйти просто так. Ты пришла, и многое мне предстоит узнать от тебя. И, главное, ты права, я не могу оставить отца. — Он замолчал, а Леди напряглась, понимая, куда он клонит.       — Лаихенэлен, — произнёс он имя аварэ на квенья, — ты же… не покинешь его?       — Леголас!       Принц поднялся, прошёлся по комнате.       — Я все понимаю. Он признался мне, что на самом деле любил именно тебя. Возможно, и мама, осознавая это, поступила…       — Не надо, — сдавленно прошептала Лаихенэлен, не в силах больше выносить эту боль.       — Так неужели ты разобьёшь ему сердце в третий раз?       Похоже, Леголас стал последней каплей, пробившей её броню. Она закрыла лицо руками. Принц несколько мгновений медлил, потом подошёл и ласково обнял её за плечи.