Приоритеты

      «Ты — мутант».       Сангвиний всегда помнит об этом. Его называют Ангелом, считают божеством, сыном божества, но он всегда помнит правду. Он всего лишь мутант, которому повезло вызывать своим видом восторг, а не отвращение.       «Ты мутант, и ты должен знать своё место».       Он помнит это. Он не может по-настоящему возглавить собственный клан. Он может командовать армией, многими армиями, объединённым войском Чистокровных. Может вести людей за собой. Может быть правителем, судьёй, заступником, обвинителем. Но никогда не сможет стать во главе своей собственной семьи.       Он бесплоден, и это, пожалуй, к лучшему. Мутант не должен продолжать свой род. Это правильно, но где-то в глубине души всё равно обидно.       Он думает, что, возможно, находится в лучшем положении, чем другие мутанты. Он не должен воздерживаться всю жизнь, ему нет нужды отказывать себе в удовольствии. Он может лечь с женщиной и не беспокоиться о последствиях. Это довольно приятно.       И все же порой ему кажется, что невозможность иметь настоящую семью делает его куда более ущербным, чем крылья. Крылья, пусть это самый яркий признак мутации, совсем неплохи. Они дарят ему свободу. Подсознательно, боясь признаться в этом самому себе, он обожает их. Полёт — одно из самых потрясающих чувств, что ему доводилось испытывать в жизни. Он нипочём не променяет способность летать на приемлемый в обществе внешний вид.       Но дети?.. Свои, настоящие дети от женщин, которых он любит, и которые любят его?.. Пожалуй, здесь бы он поторговался.       Но некому предложить ему торг, и в редкие свободные минуты Сангвиний развлекает себя тем, что играет с чужими детьми.       Впрочем, в племени нет чужих детей. Чистокровных не так много, чтобы бросать на произвол судьбы сирот. Девочки слишком ценны, им обязательно находятся приёмные родители. Мальчики, будущие воины, остаются на попечении всего племени и вместе носятся по лагерю, играя в охотников на мутантов.       Они не боятся Сангвиния так, как многие взрослые. Они не пытаются пасть перед божеством ниц и не стесняются попросить его показать небо.       Он соглашается. Ему не трудно.       — Я тоже хочу летать, как ангел, — шепчет один из мальчишек, изо всех сил вцепившись в его запястье. В голосе смесь восхищения и ужаса.       Мальчику пять лет, он потерял свою семью во время пыльной бури, и его зовут Рал, по крайней мере, так называют его сверстники.       Сангвиний может видеть будущее, но он не всесилен. Он многого не знает. Не знает, что пройдёт всего несколько лет, и уже подросток Ралдорон станет одним из первых ваалитов-новобранцев Девятого легиона.       Процедура инсангвинации ещё только разрабатывается, процесс нестабилен. Многие новобранцы погибают, несмотря на все усилия, даже на переливание крови примарха. Выживают сильнейшие.       Сангвинию больно думать о погибших мальчишках, но боль сменяется радостью, когда он наконец воссоединяется со своим легионом.       Потому что теперь, по прошествии стольких лет, у него наконец есть свои, кровные дети. Не считая крыльев, они похожи на него, как должны быть похожи сыновья на своего отца. Он смотрит на них сквозь навернувшиеся на глаза слёзы. Он ещё не знает их как следует, но уже, заранее, любит их. Любит свой легион, своих генетических сыновей, свои уменьшенные копии в алой броне. Он готов сделать для них всё. Если понадобится отдать всю свою кровь, он охотно пойдёт на это.       Но отцовская любовь — ничто рядом с целями Великого Крестового Похода. И не только слёзы счастья дрожат на ресницах, когда Сангвиний смотрит на своих сыновей.       Он должен послать их на смерть.       Они созданы не затем, чтобы он был счастлив, а чтобы принести Согласие и счастье всему человечеству. Поэтому они должны умирать.       Он принимает это, как ранее принимал своё место в иерархии Чистокровных. Но каждая смерть, которую он видит — как удар ножа в грудь, как перо, вырванное из крыла. И на каждом обряде поминовения ритуальные слёзы на щеках, нарисованные тушью, размываются настоящими.       Сангвиний не знает, ощущает ли кто-то из братьев смерть своих детей так же, как он. Он не решается спросить об этом. Лишь однажды, как бы между прочим, он спрашивает Хоруса, что тот чувствует, когда умирают его легионеры.       — Мне обидно, если это потери, которых можно было избежать, — отвечает тот. — В другом случае — такова жизнь. В этом их долг, как и наш, в конце концов. Войны не выигрываются бескровно.       — И всё? — переспрашивает Сангвиний, чувствуя лёгкое разочарование.       — Ты слишком сентиментален, брат, — улыбается Хорус и целует его.       У поцелуя вкус смородины и ежевики, как у вина, которое они пьют. Сангвиний обнимает брата и жалеет, что затронул неприятную тему.       Конечно, Хорус что-то чувствует, просто не хочет показать слабость, признаваясь в этом. Наверняка. Сангвиний решает больше не спрашивать его, чтобы не расстраивать. Ведь он любит брата — почти так же сильно, как своих детей.       Их отношения не сразу заходят так далеко, но однажды наступает момент, когда глупо дальше отрицать очевидное и отказывать себе в близости. Объятий и поцелуев скоро становится недостаточно, чтобы выразить все чувства.       Хорус предлагает Сангвинию быть снизу, и тот соглашается, хотя у него ещё ни разу не было секса с мужчиной в такой позиции, да и быть, конечно, не могло. Он немного сомневается в себе и очень волнуется, однако соглашается сразу. Потому что он любит брата, и, конечно, ни за что ему не откажет.       А ещё где-то в глубине души он помнит, чем отличается от братьев и к чему это ведёт. Он боится, что, если станет спорить сейчас, то Хорус больше не захочет близости с ним, и это будет ужасно. Другого шанса может не быть.       Мутант должен знать своё место, верно же?       Но это нелегко, гораздо сложнее, чем кажется на первый взгляд. Всё дело в крыльях, из-за которых Хорус просто не знает, как подступиться к брату. Как ни крути, они мешают, постоянно лезут под руку и то и дело норовят дёрнуться, а рывок крыла по силе равноценен или даже превосходит удар с ноги. В этот момент Сангвиний впервые в жизни ненавидит свои крылья, а заодно и себя — за то, что он мутант, и за то, что ничего не может с этим сделать.       Наконец им удаётся найти удобную позу, и Сангвиний замирает, опасаясь пошевелиться. Хорус входит в его напряжённое, непривычное к такому обращению тело, и это больно до слёз, до крика. Но Сангвиний не кричит, только стонет сквозь зубы, а слёзы высыхают на щеках раньше, чем Хорус успеет их заметить.       Потом он убеждает себя, что так и должно быть. В первый раз всегда больно, говорит он себе. Но он привыкнет и ему понравится. Должен привыкнуть.       Потому что Хорусу нравится, он счастлив, и ради этого, конечно, стоит немного перетерпеть. Ведь Сангвиний любит брата, и готов сделать для него всё. Почти всё.       Только всю свою кровь ради брата он отдавать не будет. Кровь принадлежит его детям, его легиону.