Вечерело, а Ури всё лежала на кровати в эфирном обличье, то бездумно глядя в стену и притворяясь спящей, то читая. Как назло, в сумочке оказалась лишь хранительская Памятка «на период стабилизации равновесия», где синим по золотому (глаза болели уже после первого прочтения) было указано, что в «период нестабильности» отношений между Вечными вводятся в действия дополнительные ограничения, а необходимость соблюдения правил В.Е.Т.О. возрастает в разы — как и наказание. Хотя, что уж там наказание… Думать надо своей головой, а не ждать, пока по ней постучат.
За экранирование Ури не беспокоилась, хотя именно об этом в первую очередь спросила Раф, тихо заметив про инструкцию и получив в ответ немного резкое «всё в порядке». После она как будто испарилась: её не было в домике, её не было слышно на озере. Ангелесса с горечью заметила, что подруга в отрыве от ненормальных приключений и вскружившей голову вседозволенности была на редкость незаметной. Почти позабытое беспокойство взяло: а вдруг снова что-то случилось? Вдруг помощь нужна?.. Да нет, справится. Она же уже не маленькая. О себе надо думать, вот. И не в смысле гордыни, а в смысле самоконтроля. Например, над словами.
Кабирия, идущая на каменистый пляж с солнечными очками, немного поязвила, в полной тишине рассказала «правдивую историю с веселым концом» про блондинку, пляж и ведро песка в голове, поругала еле-еле работающую связь с городом, а, проходя мимо прикроватной тумбочки, плюхнула на неё покупной круассан с шоколадом и заявила, что шоколад ненавидит, а выбрасывать лень. Ури шоколад любила, но только не когда он липнет к вещам и мебели, а поэтому с чистой душой его «выбросила»… а, слизав с губ последние крошки, снова рухнула на кровать.
Итак, она заговорилась и сболтнула лишнего.
Немного лишнего, но вроде бы достаточно для попадание под пункт раскрытия смертным тайны вечных, за который до этой весны и так было достаточно суровое наказание… Мики, кажется, именно за такое на второй год и оставили. А сейчас к этому прибавилось и то, что любое преступление черты старых законов могло стать поводом к войне! И тогда уже будет неважно, кто нанёс первый удар: неизвестно, будут ли писать об этой войне в учебниках по истории — после неё писать может оказаться попросту некому и не для кого.
…и да, фактически, «их» компания уже попадалась смертными, но не ангелы же! Компании дьяволов было как всегда всё равно. А Ури, на свою беду, не могла разгуливать перед смертными в истинном облике, а на утро преспокойно напиваться в кафетерии соком (далеко не факт, что в стакане мрачных противников был лишь он)!
Ури казалось, что разговор — тот разговор, в котором она, рассказывая о мифологии, немного увлеклась и вызвала интерес и без того непростой подопечной — будет иметь последствия — и хорошо если только для миссии. Стыд оттого зверски свербел под солнечным сплетением, а седьмое чувство напевало заупокойные мелодии.
Были бы тут Мики и Дольче! За два года практики, за сотню стычек с дьяволами, за десятки «вылазок» Ури настолько сблизилась с ними, что сейчас нехватка ощущалась особенно остро. Мики, старше её всего на пару земных лет, всегда могла утешить, сказав очевидную вещь простыми и уверенными словами или бесхитростно пошутить про статистику исключений — двадцать из сотни, а также про то, что процент не получивших среднее хранительское образование всё же крайне мал. И, пусть то была школа, пусть то было безоблачное время, не грозящее в любую минуту обратиться войной, сейчас подруга точно нашла бы нужные слова: или, как всего три месяца назад, достала бы «стратегический запас» конфет и заявила, что в неизвестности перед неизбежным лучше поберечь силы. Конфеты, кстати, закончились за одну ночь (продолжай ангелы поглощать их в масштабах, соизмеримых с километрами вымотанных нервов, Гас бы, право слово, оскорбился). А Дольче… Дольче всегда могла обнять и заявить, что всё обязательно наладится. В такие моменты ей хотелось верить.
Нелепость ситуации заключалась в том, что умом-то Ури понимала: ничего такого не произошло, и в обычное время она честно бы покаялась перед деканом, но сейчас… Сейчас была совершенно иная ситуация: ни Архана, ни Кэсседи рядом нет. А ещё седьмое чувство противно пищало под ухом, подсказывая, что надежда на то, что подопечная всё забудет слишком уж смелая.
И вдруг солнечный свет, проникающий в комнату через распахнутое окно, померк. Жалюзи заколыхались, задребезжали, а с озера раздались первые крики… Крики знакомых подростков! Ури подбросило вверх. Опасность? Опасность! Но где, что, как, почему так рано?! Она должна… Здесь лучше использовать суховей или попытаться вырастить из песка гигантскую мухоловку?..
Путаясь в собственных крыльях, практикантка провалилась через стену бунгало — и ринулась вперёд, понимая, что суховей все же опасней для смертных…
—…и чтоб ни следа этой гадости!
— Да что так орать-то, сестр…
— Да любого можно заикой сделать, когда червяк — на собственной расческе!
— Так это ты кричала?..
Ури потрясенно моргнула, подходя ближе к источнику шума, по пути заметая чахнущие на глазах ростки мухоловок песком — для надежности. Ветер продолжал гнать облака, и на бредущего по пляжу ангела снова легла тень — но вполне безобидная. Крики не сулили беду. Смертные любят поднимать шум из-за пустяков.
…как и она, ринувшись в полной боеготовности — не иначе как повторять «славный подвиг» Сульфуса, с той лишь разницей, что мухоловка или суховей поразили бы не одного человека, а десятки! Наверное, она всё же переволновалась из-за всей этой ситуации с апокалипсисом. Но может ли это стать оправданием собственной глупости? Едва ли.
С Тарани все было в норме. Более чем в норме. Кажется, они помирились с Корнелией: сидели на крыльце и сообща перекрикивались с Питером, рассыпавшим своих многострадальных червяков по домику. Хотелось бы верить, что дело было не только в них, и девочки правда сделали нужные выводы.
— Прости за то, что напугала, — раздалось сверху, и Ури вздрогнула, поднимая голову.
Раф сидела на крыше в эфирном облике, босиком и в спортивном костюме, и с интересом прислушивалась к крикам смертных, склонив голову набок и закусив конец шариковой ручки. На коленках лежал крошечный блокнот, который та, заметив интерес подруги, торопливо уменьшила и спрятала в карман. Смысл сказанных слов дошёл до Ури не сразу: лишь снова обратив внимание на уже успевших снизить накал разговора до тихого внушения «червям-на-кухне-не-место» подопечных.
— Ты раскидала червяков? — тихо спросила она, так и стоя на земле, не зная, куда податься.
— Не совсем. Я… — замялась Раф, виновато понурившись и обратив взгляд на собственные пальцы. Кажется, заранее заготовленное оправдание только что вылетело из головы, превратившись в тихий и немного наивный вздох: — Но… это ведь сработало?
Хотелось бы напомнить про то, что подставлять Питера для того, чтобы помирить девочек — низко и, к тому же, не особо эффективно (если судит по лекциям Архана), но Ури не стала. Не потому что это, кажется, сработало. Просто… как она может делать кому-то замечания, сама не способная иногда себя контролировать? И так ли уж она разбирается в дружбе, если буквально за пару минут подопечные успевают поссориться, помириться и снова сидеть на кухне, заливисто смеясь, а она месяцами топчется на месте не в силах сделать хоть какой-нибудь верный шаг.
— Что-то не так? — обеспокоенно спросила Раф, протягивая руку.
Ури покачала головой, взлетая и присаживаясь рядом. Призывом к порядку и разумности можно испортить отношения, молчанием — расписаться в собственной малодушности и бросить подругу на пороге беды, бессловно одобряя её поступок. Именно так бы она рассуждала ещё год назад, но сейчас — не тот случай. Нет больше маленькой робкой девочки, слишком рано отрастившей крылья и спустившейся на землю, что безусловно бы прислушалась — есть безусловно сильный ангел, о своей силе прекрасно знающий. Что сказать ей сейчас? А надо ли что-то говорить?..
Раф решила не ждать ответа и вместо этого тихо заговорила, сцепив руки в замок и опустив взгляд в черепицу:
— Послушай, я… я правда не хотела вмешиваться, тем более это касается твоей подопечной… Просто следовала за Корнелией, увидела этого мальчика, Питера — и мне пришла в голову идея! Она сработала. Но… ты имеешь право злиться. И… и не только за это.
— Я не злюсь! — щёки мулатки вспыхнули краской. Неужели её мысли так отражаются на лице, что их можно принять за негативную энергию? Неужели она совсем не держит себя в руках?
— Прости, — Раф сникла, поняв замешательство подруги совсем по-другому. — Я забыла… не важно. Просто… что я могу для тебя сделать?
Ури вздрогнула, пристыженно чувствуя себя шантажисткой. Видит небо, она не хотела, чтобы разговор шёл именно так, не хотела заставлять подругу чувствовать себя виноватой, но как же сложно общаться с ней сейчас! За тот год, что она потратила на взращивание собственной зависти, изменилось многое, и любой разговор напоминал минное поле, по которому идёшь с завязанными крыльями и одной лишь палкой в руке. Ангелесса настолько устала продумывать следующий шаг, что одним махом изнеможенной руки смахнула на пол всю шахматную доску:
— Ты можешь стереть подопечной память?
— Что? — подруга опешила и, кажется, чуть не съехала с крыши.
Ход оказался удачным: неловкость как рукой смело, оставив лишь изумление. Что бы ни говорили дьяволы, а правда всегда работает лучше любой лжи и недоговорок!
— Я сболтнула лишнего, — с обманчивой бодростью начала Ури.
Когда она поведала обо всём, что произошло в лесу, солнце почти опустилось за кроны деревьев, а восток погрузился во тьму. Странно, но эта история лишь успокоила Раф. Она глубоко вздохнула, чуть помедлив, опустила руку ей на плечо, легонько и мягко сжав и выдохнула:
— Причин паниковать нет.
— Что?..
— Смертные забывают нас слишком быстро. Здесь, вдали от цивилизации, эта девочка не сможет проверить твои слова через библиотеку или интернет, спросить ей не у кого, рассказать в первые полчаса было некому — а, значит, и опасности почти нет.
— Это имеет смысл, — задумчиво протянула Ури, но тут же потрясла головой. — Но я чувствую, что с ней что-то не так!
— Седьмое чувство?
— Да! Я чувствую, эти девочки — особенные!
— Да, — блондинка кивнула. — Они… не думаю, что так просты, как изложено в задании. Вся это история с подопечной Анг Ли, Хай Лин…
— Поэтому не надо оставлять у них такую информацию! Раф, пожалуйста…
И снова разговор превратился в невесть что!
— Я не могу. Не имею права применить способности…
— Почему-то месяц назад ты всё могла! — сорвалось с губ быстрее, чем успел отреагировать разум. — Или дело в том, кого тебе надо было…
— Вовсе не в этом! — Раф побледнела, и на её лице проступило то, что вызывало опасения весь этот год, то, что сподвигло её выдать Дольче Кэсседи, не усомнившись в увиденном и сочтя за благо оттолкнуть друзей ради фантомных надежд и желаний. Но, прежде чем Ури успела подобрать нужное слово, подруга снова сникла, отведя взгляд. — Если ты помнишь, я вообще тогда не знала, что случилось! Только когда применила силы, поняла, что именно у них произошло.
— Прости, — выдохнула мулатка, чувствуя себя последней гадиной.
— Ничего.
— И всё же… что случилось?
Раф смерила её усталым горьким взглядом — и вытащила из кармана ветровки аккуратно сложенную в несколько раз бумажку слишком уж знакомой цветовой гаммы. Ури неверяще пробежалась взглядом по тонкой вязи на золотистом пергаменте. Практикантка… девятый ранг… Превышение полномочий с применением врожденной ангельской способности (мыслечтение и фрагментарное стирание памяти) к смертному… Выносится….
— Предупреждение?.. — не исключение, не арест — ничего страшного! Приписку она заметила не сразу. — Третье, последнее?
Раф кивнула, мягко вынимая из обмякших пальцев подруги ангельскую грамоту, педантично сложила и убрала в карман. И лишь потом устало вздохнула — и сгорбилась, подперев лоб рукой. И понятно, почему: предупреждения — ещё хуже исключения, ведь исходят напрямую от высших сфер и не гасятся временем. Исключаться и восстанавливаться можно много раз, после четвертого предупреждения же следует полноценное разбирательство, а гасятся они лишь с окончанием практики — а это ведь почти тридцать земных лет!
— Но когда ты успела получить? За что… именно?
— К… тот случай на первом курсе точно, — ангелесса зябко поёжилась. — А второе пришло уже весной, когда нас отправили по домам, и там не было указано, за что.
— Хорошо, что прислали только одно.
— Да! — звонко отчеканила Раф, сжимая кулаки. — Я тоже считаю, что заслужено! Но лучше бы они сразу заперли бы меня, а не отправляли бы сюда, давая…
— Надежду?
Подруга кивнула, снова поникнув, быстро провела рукавом по лицу, шмыгнув носом. А Ури внезапно поняла, что как раз таки сейчас она по крайней мере знает, что делать. Уж кто-кто, а она подавленное «всё так плохо, что хуже уже некуда» видела много раз. Молния тоже знала, чего ожидать, поэтому уже через пару минут на крыше в опасной близости от края появилась большая шоколадка и термос с какао.
— Ты всё ещё можешь подать объяснительную, — увещевала Ури получасом позже, цепко следя за тем, как Раф вяло жуёт шоколад и запивает его какао, глядя в кружку покрасневшими глазами. — Экранирование слетело не у тебя, конфликт вообще был дьявольским, Анг Ли свидетель! Зачем тебе ещё проблемы?
Раф неопределенно повела плечами.
— Я применила способности, не получив официальной визы, полностью понимая последствия.
— Это еще ничего не решает! — с жаром воскликнула Ури. — Ты не нуждалась в визе, это было форс-мажором, причем дьявольским. Кого и следует винить, так это их!
— Не следует, — отрезала вдруг блондинка. — Я уже… я поняла, насколько сильно можно ошибиться, обвиняя кого-то — пусть даже защищаясь. Не мне их судить.
— С Дольче было совсем иначе! Сейчас пострадала ты, по вине этой несуразной компании!
На этот раз молчание длилось дольше. Раф допила какао, и теперь сидела, свесив босые ноги с карниза, разглядывая светлые разводы на ночном небе, точно там мог найтись ответ на волнующие её вопросы.
— Дьяволы, — начала она, так и не подняв головы, — много раз выручали меня, пусть и… не совсем планируя помогать именно мне. И вот сейчас, когда выручить потребовалось их… как я могу так поступить?
Ури хотела возразить — и поняла, что не сможет. В конце-концов… та Раф, которую она знала всю жизнь, никогда не выдала бы кого бы то ни было, зная, что последствия могут быть плачевными. Она была хорошей подругой и достойным ангелом — была всегда, до встречи с проклятой Бесцветной ведьмой! Может, сейчас у неё наконец-то появились силы противостоять той внутренней плесени, и сейчас всё возвращается на круги своя?
— Всё будет хорошо, — уверенно, как и подобает хорошему другу, проговорила Ури.
— Спасибо, — блондинка сморгнула слёзы и натянута улыбнулась. — Правда, спасибо.
…они могли бы просидеть так ещё долго, но Ури вдрг вспомнила о том, что напрочь вылетело у неё из головы.
— Прости, но я нашла кое-что… странное. Скорее всего, тебе надо это увидеть.
***
Лес как лес.
Дерево как дерево.
Древнеангельский как древнеангельский.
А в том, что во вспоротой чем-то кривым и острым коре тополя кто-то скрыл послание на давно забытом языке, не оставалось почти никаких сомнений.
Раф нахмурилась, вчитываясь: почти мертвый язык, оставшийся лишь в памяти стариков, уже имевшие седины в первые годы Великой войны, упорно не хотел раскрывать свои секреты нерасторопным девицам, едва перешагнувшим за сотню земных лет. Сюда бы словарь — но никто не носит с собой такую специфическую литературу, да и связь не ловит.
— Правда? Право? Птица?.. — перебирала она варианты, срисовав в блокнот не поддающуюся закорючку.
— Всё же правда… — заметила Ури, нахмурившись. — Наверное… Видишь, три зазубрины, не две.
— Хорошо. А эта буковка?
— Кажется, это просто сучок.
— А если нет?
— Если нет, то мы по контексту поймём, что чего-то не хватает.
Чем дальше, тем меньше Раф нравилось происходящее. Они ночью, в темном незнакомом лесу, полгаясь лишь на свет Лампо и скудных познаний в лингвистике, разгадывают очередную тайну. В воздухе витал слишком знакомый дух авантюризма, такой родной, но такой опасный, если учесть события этих двух лет. Но сдаваться и уходить было обидно: через какие-то сорок минут они перевели первую, самую большую часть.
— В сумме получается… получается…
— Я перевела это как «Мы просим правосудия Сферы Равновесия, ибо только она может нас защитить», — скромно подсказала Ури, и повторила ещё раз, дабы записать в блокнот. — А вот дальше какая-то неразбериха…
— Кажется, тут что-то про стражей… Не уверена, что скажу умную вещь…
— Скажи глупую.
— «Стражи… стражи-женщины»…
С женским и мужским родом у древних ангелов было всё очень и очень невесело: чтобы понять, что скрывает странное нагромождение закорючек, понадобилось ещё какое-то время.
— Стражницы. «Стражницы не должны знать»?
— Похоже на это. И внизу…
— Тут про Хранителей?!
— Кажется, да.
— «…ибо смертные давно во власти Добра и Зла».
Подруги перевели дух, пораженно уставившись друг на друга.
— «Мы просим правосудия Сферы Равновесия, ибо только она может нас защитить. Стражницы не должны знать, ибо смертные давно во власти Добра и Зла». Жуть!
— Бррр!
— И как ты ещё думала о подопечной и оговорке, зная такое? — искренне удивилась Раф.
— Я не успела перевести, — подруга смутилась. — И, к тому же, подопечная была рядом…
Ури вздохнула, прикасаясь к коре дуба:
— Вырезали недавно. Не больше… не больше полугода назад.
Раф вздрогнула. Не нравились ей такие совпадения.
— Сферы равновесия… — протянула она, пробуя слово на вкус — но так и не могла понять, что её в нём смущает. — Я о таком никогда не слышала
— Я тоже. Может, ты что-то видела?
— Нет. Никогда. Может, мы что-то такое услышали в библиотеке?
— А в храме Вето?
Раф ждала поднятия этой темы и почувствовала небольшое облегчение от того, что Ури не сочла нужным обходить щекотливый вопрос по широкой дуге, как это было ранее.
— Там не было никаких сфер! Во всяком случае, я ничего увидеть не успела. И… какая разница? Там всё равно камня на камне не осталось.
Ури задумалась, поглаживая вспоротую кору.
— Ты не видела этого своими глазами. Чем…
— Верно, — резче, чем хотелось бы, отрезала Раф. — Другого свидетеля ты знаешь, можешь уточнить у него.
— Нет, спасибо, — тон Ури похолодел, и она торопливо вернулась к надписи. — Может, мы смогли бы найти что-то в Ангелонете…
— Он тут не работает.
— И как, во имя Неба… А, не важно. Мы должны что-то сделать. Обязаны.
Ури азартно обратилась к ней, готовая в любой момент сорваться с места, но встретила лишь отрешенность: Раф поразила странная мысль, пока она перечитывала перевод записи с коры.
А Раф вдруг вспомнила диковатое свечение красных глаз. Острые когти. Странные крылья. И то, как она не могла понять, кто, собственно, Блю такая. И то, как она упомянала Лимбо… И то, что «Мы» могут быть именно теми, кого ни ангелы, ни дьяволы не приняли.
Мимолетная догадка была отброшена порывом страха. И даже не за себя.
— А
зачем нам что-то делать?
— Что?
Раф медлила с ответом. Она могла бы сказать о своих догадках, но… кому от этого будет лучше? Не позволив друзьям быть рядом в трудный момент, она совершила чудовищную ошибку однажды, но честно ли ввязывать их в это сейчас? Не лучше ли оставить свои мысли при себе, в кои-то веки предоставив решать проблемы мирового масштаба старшим? За два года Раф убедилась, что сама может такие проблемы разве что создавать. Это было горько — но лучше уж разочароваться в себе один раз, чем продолжать идти напролом, копая яму поглубже.
— В последний раз, решив взять дело в свои руки, я чуть не погибла. В предпоследний начала апокалипсис, — блондинка тихо вздохнула, обхватив себя руками. Говорить этого не хотелось. Отрицать тогда было проще. Проснуться, понять, что никто не умер, обвинить во всем, безусловно, виновных генералов — проще. Труднее признать, что, если начнется война, она именно себе — не генералам — этого не простит. — И… я все же поняла: лучше держаться в стороне от разного рода тайн. Как бы близко они не подходили.
Ури поняла это совсем по-другому. Она шагнула вперед, раскрывая руки — и крепко обняла её: так, как делала мама, когда что-то не получалось. Ещё тогда, давно, в детстве.
— Раф, ты… ты молодец, — подруга хрипло бормотала, поглаживая её по плечу, - Я не знаю, что сказать, но всё… всё будет хорошо.
А Раф парализовал тихий ужас: сейчас, когда казалось, что всё наконец вернулось назад, она снова отстранила Ури и остальных от проблем. С одной стороны, это было правильно — не вмешивать друзей, не вмешиваться самой, не подвергать их жизни риску (снова), с другой же было то ощущение, которое у нормальных ангелов было тонким колокольчиком-предвестником, а у неё — мерзким прохладным киселем, парализующим тело.
Сейчас она как никогда хотела, чтобы все приключения закончились. Потому что седьмое чувство намекало, что новая авантюра будет стоить ей дорого, четвертым предупреждением. Или чем-то похуже. Сейчас, как никогда раньше, Раф ценила свои крылья и не хотела бы их лишаться… по крайней мере, не загладив свою вину перед девочками.
***
Когда пернатые ушли, а это было настолько нескоро, что она, решив прогуляться к вечеру в одной пижаме, продрогла, Кабирия неторопливо обошла полянку и, заметив слишком новый и подозрительно новый слой мха, сдёрнула его.
И сфотографировала ствол, твердо решив разобраться позже: читать на древнеангельском не умела даже такая гениальная и распрекрасная она.
Всё же иногда бессонница - полезная болячка. А вот осторожность бывает той ещё помехой: не решив покинуть удобную развилку ветвей в кронах деревьев, прикрывшись лишь Темнотой, она не услышала самую важную часть разговора: с переводом небесных курьих каракулей.
Впрочем, отчаиваться рано и совсем не к лицу такой
неприличной девушке: в конце-концов, эта дуреха блондинистая хранит свои "секретики" в кармане или под подушкой, и стащить дневник не составит большого труда...
