Связь

Прошло полгода после отъезда Джейса, и наша жизнь успокоилась. Я стал больше бывать дома, отдавал матери все заработанные деньги. Она, кажется, стала чуть веселее и старалась чаще выезжать с Максом в Виньлонг. Магнус все больше погружался в управление империей отца. Он часто уезжал в отдаленные провинции, и мы порой не виделись неделю или две. Но он неизменно возвращался, и наши ночи снова горели пламенем страсти. Мне казалось, он не мог выпустить меня из рук. Он все время касался меня, не отпускал мою ладонь даже во время прогулки, хотя люди косились на нас. Магнус выглядел счастливым. Мне было радостно осознавать, что я мог этому способствовать. Прилежный работник и образцовый сын – роли, навязанные мне обществом. Но только в скудно обставленной квартире Магнуса я становился самим собой. Его любовником. Мы любили друг друга до изнеможения на белых простынях его кровати. Я смотрел на него, когда он ненадолго засыпал, утомленный. Его крепкое смуглое тело на белом, его красивые руки с длинными чувственными пальцами, его упругие ягодицы, которые я так любил сжимать руками, – все влекло меня, заставляя чувствовать каждый проведенный вместе день. Я подумал, что однажды моя память ослабеет, и я уже не буду так четко помнить, как он брал меня, как сжимал в своих объятиях, как засыпал у меня на груди. Я тихонько поднялся и, взяв одну из толстых тетрадей, в избытке рассыпанных у него на столе, и карандаш, стал записывать все, начиная с нашей первой встречи. Однажды я застал Магнуса, читающим мои наброски. Он давно отучил меня смущаться и краснеть, но эти заметки были слишком личным, слишком глубоким. Я протянул руку, требуя возврата тетради, но опешил, когда Магнус оторвался от чтения и поднял на меня взгляд. Его глаза были полны слез. – Это не я, – хрипло пробормотал он. – Слишком хорошо, чтобы быть мной. Он встал и налил в бокал вина. Мы больше никогда не заговаривали на эту тему, но я почувствовал, как изменилось его отношение ко мне. Он стал более внимателен и заботлив. Он давал мне деньги для матери, но я отказался их брать. Тогда он стал покупать книги и игрушки для Макса. Я не смог отказаться. Он много расспрашивал меня о семье, о нашей жизни во Франции, о моих планах и даже мечтах. Когда я сказал, что в школе мечтал стать писателем, он прижал мою голову к своей груди и прошептал: “Обязательно, Алек, обязательно”. Магнус был намного старше меня, месяц назад ему исполнилось тридцать два, и иногда я ощущал это особенно остро. Я не понимал его в такие моменты, но доверял его чутью. Как обычно, в хорошие времена меня стало одолевать предчувствие скорой беды. Мне кажется, я уже тогда предвидел все, что случилось с нами позже. После очередной поездки к отцу Магнус вернулся полностью опустошенным. – Он знает о нас, – вот и все, что он сказал мне. Остаток вечера мы провели в молчании. Стоило нам лечь в постель, как Магнус прикоснулся к моему лбу, отведя отросшие волосы назад. Он прижался к нему в невинном целомудренном поцелуе. В этот вечер он любил меня нежно и исступленно. Я понял, что это было прощание. Утром я узнал, что до отца дошли слухи о его связи с белым мужчиной, и он потребовал форсировать сроки свадьбы. Со следующей недели в доме отца Магнуса начиналась подготовка к брачной церемонии.