Just the other day

Ной пишет ей каждый вечер. Рассказывает как прошел день, напоминает о прошлых приключениях, выдумывает для нее забавные истории и спрашивает о новостях. У него мелкий почерк, но письма все равно получаются длинными и едва влезают в распухшие конверты. Ной хранит их тут же, в глубине своего дубового стола. Целый ящик, почти доверху набитый белыми конвертами с исписанной бумагой. Ни один коверт не подписан. Ни один не отправлен. Доминик никогда ему не ответит. Ной надолго замирает перед чистым листом. На кончике пера дрожит капля чернил, готовая сорваться вниз безобразной кляксой. Сегодня он не может унять дрожащие руки. В открытое окно сочится холод, но воздух в комнате совершенно спокоен. Не шевелится стопка бумаги в стороне, не дрожит пламя единственной свечи. Ной смотрит, как медленно течет вниз розовый воск. Под канделябром расплывается горячая лужа, грозя погубить столешницу, Доминик бы давно потребовала, чтобы он все убрал... С Доминик он бы никогда не засиделся в кабинете до глубокой ночи. Ной смотрит в неначатое письмо и выводит там единственное слово, которое смог бы произнести перед ней вслух. Прости. Клякса все-таки срывается и падает посреди листа, алые брызги сливаются с еще влажными чернилами и размазывают буквы. За первой слезой следует вторая, потом еще. Ной плачет, пока от его бесполезной просьбы не остается ни единой разбочивой линии. Доминик была бы в ярости, узнай она про его затею с письмами. Она давно простила его без всяких просьб. Ной сминает мокрый лист в кулаке и отбрасывает в сторону. Он не заслуживает ее прощения, а она больше не может отругать его за подобные мысли: мертвые существуют лишь в сердцах и воспоминаниях живых. Ной не хочет ее прощения, он хочет наказания за то, что не смог ее уберечь. Хочет искупления, которое никогда не придет. Он берет чистый лист и начинает писать заново.