Плоские Разумы (Flat Minds)

— Уильям. Лиам знал, что что-то было не так, ещё до того как он поднял взгляд от книги и увидел стоящего в дверях отца — потому что тот к нему редко обращался, и его отец почти никогда не использовал его полное имя, только если не собирался сказать что-то очень, очень серьёзное. И этот раз исключением не был. — Члены Комиссии прибыли для Проверки, — сказал его отец, пустым голосом. Он смотрел на что-то позади Лиама, как будто не мог вынести смотреть на него. Но, если честно, он редко смотрел на него вообще, но в этот раз это было чем-то другим чем призрением, в его замершей фигуре и избегающем взгляде. — Вперёд. На несколько секунд всё замедлилось. Лиам закрыл книгу, которую никогда не закончит; звук принёс за собой внезапное, острое чувство законченности. Он отложил её, и встал, часть его разума замечала, что его действия казались отстранёнными, как будто он был под водой. Лиам сосредоточился на том как передвигать ноги одну за другой, следуя за отцом в гостиную. Там находились трое членов Комиссии — два прямоугольника и один шестиугольник. Его мать стояла в конце комнаты, крепко сжав руки, и смотрела на пол перед ней. Когда она услышала как вошли её муж и сын, она вздрогнула, но не подняла взгляд. — Мой сын, — сказал отец Лиама и тот со страшным усилием смог встретиться с ними взглядом. Они все выглядели угрюмо, и один из них отвернулся через несколько секунд. Было понятно почему: не было никакой надежды, что Лиам пройдёт Проверку. Одного взгляда было достаточно. — Добрый вечер, молодой человек, — наконец вежливо сказал шестиугольник. В его руке была измерительная лента. — Пожалуйста, подойди ближе. Лиам множество раз представлял этот момент, он даже приготовился что-то сказать. Он представлял как оглядывался без особых усилий, даже с усмешкой. В этом нет смысла, — сказал бы он. — все знают, чем это кончится. Лучше просто идти дальше. В его воображении, он был храбрым и дерзким, и давал им знать, что не боится. Но сейчас, когда это на самом деле происходило, он не был ни тем, ни другим. Он был испуган, и всё, что он мог сделать — кивнуть, и подойти ближе, как сказали. — Можешь вытянуть руки? Да, вот так. Хороший мальчик. Один из них измерял, пока другой записывал данные, которые бормотал, в блокнот и третий просто стоял рядом, на случай если понадобиться помощь — если понадобиться его удержать. Лиам понял, что нередко те, кто не проходил Проверку пытались бороться, но он уже знал, что не станет так делать. Не из-за храбрости, а потому что в этом не было смысла. –… Спасибо. Какой хороший юноша. Теперь можешь опустить руки. Он сделал как сказали, не смея поднять взгляд. Ему это и не требовалось: даже несмотря на то, что он не видел как шестиугольник повернулся к его отцу, он очень хорошо услышал долгий вздох. — Мне жаль, мистер Сайфер. Внутри Лиама что-то разрушилось, но времени обращать на это внимание не было, потому что в следующую секунду послышались звуки быстрых шагов, и открытой двери. Лиам поднял взгляд как раз, чтобы увидеть, что его матери больше на месте не было, успел к моменту, когда дверь закрывалась с громким звуком, очень похожим на упавший молоток. — Мам…? — неосознанно позвал Лиам, но вышло не громче шёпота. Она просто ушла. Ничего не сказав. Ушла даже не посмотрев на него в последний раз. Лиам мог только опустошенно смотреть на закрытую дверь, пока не почувствовал осторожное прикосновение к стороне — от одного из прямоугольников. — Нам пора. Лиам похолодел, когда понял, что его мать не была единственной, с кем он не попрощался: Билла он тоже больше никогда не увидит. Он ненадолго ушёл, чтобы взять ему новую книгу, и ещё не вернулся. Билл — его младший брат, который был так уверен в том, что Лиам — особенный, что не верил, что однажды его по настоящему уничтожат — вернётся с книгой, которую Лиам никогда не прочтёт, только чтобы узнать, что он пропал. Просьба подождать ещё пару минут почти покинула его — почти. Потому что он знал, что если Билл вернётся, всё будет только хуже. Им придётся объяснить что происходит. Билл начнёт сопротивляться, кричать и плакать, и это заставит плакать Лиама — и если это было последнее воспоминание, то он хотел бы чтобы оно было счастливым. Что у него были светлые моменты в жизни; Билл был самым светлым из них, и смотря как он плачет, всё будет испорчено. Прости, Билли. И он ничего не сказал. Ничего не сказал и просто пошёл за членами Комиссии к двери, как в короткой угрюмой процессии. Они уже почти вышли за дверь, когда прозвучал голос его отца: — Уильям. Лиам остановился и повернулся. Его глаз был полон слёз, несмотря на то, что он пытался оставаться сильным, и ему пришлось моргнуть, чтобы видеть. Его отец стоял в дверном проёме, и смотря на пол, а не на него, он снова заговорил. –… Приготовься, — было всем, что тот произнёс прежде чем закрыть дверь. Это тоже звучало, как удар молотка. И было подходящим: его приговор — уничтожение — был вынесен. — Пойдём, юноша, — тихо произнёс один из членов Комиссии — шестиугольник — положив руку на его заднюю сторону. — Я обещаю, что это быстро, так что ты ничего не почувствуешь. Ты так храбр. Это была пустая фраза, которую Лиам не попытался разобрать. Он промолчал — он ни слова им не сказал и понял, что не хотел теперь это менять — и просто последовал следом. Когда они ушли, он повернулся в последний раз, надеясь заметить Билла, который мог вернуться в любой момент. Хотя бы это, — он молча умолял, даже если он не мог поговорить с ним, хотя бы пусть он сможет увидеть его в последний раз. Он не получил такого подарка. Его последний взгляд на Билла останется тем, когда он покинул его комнату, смеясь и совершенно ни о чём не заботясь. Мне за тебя стыдно, — сказал он ему напоследок чуть больше чем полчаса назад. Вот и всё, это последнее, что он ему сказал? Не последнее. Осталось письмо. Мысль была в равной степени принята с облегчением и виной. Облегчением, потому что он был уверен, что Билл рано или поздно его найдёт; он найдёт и расшифрует его, и найдёт его склад книг. Он будет знать о Третьем Измерении, и возможно однажды даже сможет его увидеть. Так он чувствовал, что оставляет за собой что-то стоящее, что-то для Билла для того, чтобы тот помнил, хотя бы дать его жалкому существованию смысл быть. И виной, потому что Билл был ребёнком, и Лиам знал, что вёл себя эгоистично, взваливая на того свои собственные мечты, которые он всегда знал, были невозможны. Возможно, это было ошибкой, возможно, он просто играл с жизнью Билла, оставляя ему такую опасную информацию и у него не было на это права — но так, как обстояли вещи, он уже не мог изменить. Что сделано, то сделано, и как только Билл найдёт его тайный склад, тогда это всё будет в его руках. Если у Лиама было что-то похожее на наследство, то это оно и было. Пока он покорно следовал за членами Комиссии к его окончательному назначению, но ему было приятно от мысли о своём тихом восстании — знания тихо горели под пеплом его собственного короткого существования, готовые возгореть или потухнуть, смотря, что предпочтёт Билл. Он оставил ему выбор. Это было больше, чем-то, что Лиам когда-либо имел.